Сочинение: Человек и природа в художественных произведениях

Недавно я случайно посмотрел старый фильм «Хозяин тай­ги». Хотя он был снят еще до моего рождения, но очень мне по­нравился. Молодой Золотухин играл участкового милиционера где-то в Сибири, единственного «в одну сторону на пятьдесят верст, а в другую — на пятьсот». Он борется с браконьерами и побеждает. Тогда-то я впервые серьезно задумался о том, по­чему люди так варварски обращаются с природой. Удивитель­но, что до того все разговоры на эту тему я словно пропускал мимо ушей. Вспомнились, конечно, и другие ленты.

Узнал я и историю фильма «У озера», снятого больше двад­цати лет назад. Оказывается, с него началась борьба за чистоту Байкала, которая по сей день не закончена. Так постепенно из разрозненных фактов стало складываться представление об экологической проблеме, о том, как литература подняла эту те­му. Потом в школе пришлось готовить доклад на тему «Человек и природа в произведениях советских писателей».
[sms]
Вот что я выяснил. Еще в конце прошлого века Достоев­ский, Чехов, Мамин-Сибиряк и другие стали писать о варвар­ском отношении к природе, особенно к лесу. Но в советское время эту тему надолго забыли. Тогда был в моде лозунг о том, что нечего ждать милости от природы, а ее богатства надо взять самим. Потом в голове Сталина возник план «пре­образования» природы, и в эту кампанию активно включились некоторые писатели.

Против «преобразования» поднял свой голос известный рус­ский писатель Леонид Леонов. Его роман «Русский лес» открыл в середине 50-х годов «художественную» экологию. В 50—60-е го­ды много сделали для родной природы К. Паустовский, В. Белов, В. Липатов и другие.

Много сделал для защиты природы Виктор Астафьев, удос­тоенный звания Героя Социалистического Труда. Он, например (я читал об этом в газете), раскрыл тайну «объекта № 27», ко­торый на самом деле должен был стать могильником для ра­диоактивных отходов из стран Европы (тысячи верст везли бы их!) под Енисеем. Кто знает, может быть, этим предотвращен сибирский Чернобыль? В семидесятые годы им написаны «По­следний поклон» и «Царь-рыба». Повествование в рассказах «Царь-рыба» показывает нам «малых» браконьеров, нарушаю­щих запреты на охоту и рыбную ловлю, и «больших», готовых ради плана разорить всю тайгу.

Между тем Астафьев убежден: «Тайга на земле и звезды на небе были тысячи лет до нас. Звезды потухали иль разбивались на осколки, взамен их расцветали на небе другие. И деревья в тайге умирали и рождались, одно дерево сжигало молнией, подмывало рекой, другое сорило семена в воду, по ветру... Нам только кажется, — подчеркивает свою мысль писатель, — что мы преобразовали... тайгу... Нет, мы лишь ранили ее, повредили, истоптали, исцарапали, ожгли огнем. Но страху, смятенности своей не смогли ей передать, не привили и враждебности, как ни старались.»
Мне кажется, что с этими мыслями согласится и Валентин Распутин, тоже очень много сделавший для защиты русской природы. Он был в числе тех, кто поднял свой голос против по­ворота северных рек. В повести «Прощание с Матерой» он ри­сует нам страдания людей, вынужденных покидать свою и сво­их предков родину. Кто-то из власть имущих, этих наследни­ков сталинских «преобразователей», принял решение построить на реке ГЭС. Десятки деревень обречены быть затопленными. Кажется, вместе с людьми плачет и природа. Величествен об­раз старого дерева: его пытались срубить — отскакивают топо­ры, спилить — не берут пилы, поджечь — не горит. Варвары в конце концов отступают. Не так ли сопротивляется и приро­да: как ни крушат ее — все еще стоит.

Но ведь и ее силы не беспредельны. А если не выдержит? Останется ли жив сам человек? Он должен заботиться о приро­де: это его дом. Он не гость, а хозяин в нем на долгие тысячеле­тия. Вновь поднимается эта проблема в другой повести Распу­тина — «Пожар». «Лес вырубать — не хлеб сеять», — с горе­чью думает главный герой произведения. Леспромхоз торопится выполнить план, кубометры заготовить. «А лес вы­брали — до нового десятки и десятки лет. Вырубают же его при нынешней технике в годы. А потом что?» Читатель готов кричать вместе с героем: «План?! Да лучше бы мы без него жи­ли. Лучше б другой план завели — не на одни только кубомет­ры, а на души! Чтоб учитывали, сколько душ потеряно, к чер­ту-дьяволу перешло, и сколько осталось!». Это верно.

Где нет любви и жалости к природе, там нет и жалости к человеку. А вместе с природой гибнет и человек. Причем не только нравственно, но и в прямом смысле. Об этом еще одна интересная повесть — «Дамба» Владимира Мазаева. Не очень известная книга, правда, но меня она привлекла своей правди­востью. В произведении рассказывается о типичном уже, к со­жалению, для наших дней случае. Во время сильного дождя прорывается дамба отстойника, где хранилось 600 тысяч кубов ядовитых отходов коксохимического производства. Черная волна вливается в реку, отравляя все живое. Власти, конечно, пытаются ликвидировать последствия, но многое поправить уже невозможно.

Кто же виноват? Да, как всегда, никто. О том, что дамба по­строена с нарушениями технологии и возможен прорыв, знали, но не принимали мер. Предупреждениям о возможной катаст­рофе не придавали значения. Первый секретарь горкома пар­тии никогда за четыре года руководства городом этими пробле­мами не интересовался, даже понятия не имел о заводском гид­роотвале. Природа, по мысли писателя, мстит своим обидчикам. Получают отравления дочь и зять первого секретаря. Черной волной разрушен дачный поселок, где располагаются и дачи руководителей завода.
Писатели учат людей задумываться над тем, что же мы творим с природой?! Слишком много в последние годы случа­ется аварий и катастроф, чтобы не прислушаться к их мудро­му голосу.

Григорий Медведев в своей документальной повести «Чер­нобыльская тетрадь» говорит о том, что в погоне за чинами и наградами академики, экономисты и политики многие годы обманывали народ, утверждая, что атомная энергетика безо­пасна. Мы знаем теперь, чем обернулась эта «безопасность». Повесть заканчивается очень сильными словами писателя. Он ходит по кладбищу, где похоронены жертвы Чернобыля, и вспоминает, что тела их сильно радиоактивны и они были по­хоронены в цинковых гробах. «Так требовала санэпидстанция, и я думал об этом, ибо земле помешали сделать ее последнюю работу — превратить тела умерших в прах. Проклятый ядер­ный век! Даже здесь, в извечном человеческом исходе, нару­шаются тысячелетние традиции. Даже похоронить, по-людски предать земле нельзя.» Сильнее не скажешь...[/sms]