Сочинение: Стихотворение А.А. Блока «Незнакомка»

Семьдесят лет под вечным небом научили нас верить только глазам своим. Неудержимый прогресс поставил все с ног на голову и заставил людей поверить в бесконечные воз­можности человеческого разума. Развитие науки изменило нашу картину мира, почти не оставило нам вопросов о его устройстве. На карте не осталось белых пятен и самобытных культур, и самые примитивные племена уже знают, что та­кое деньги.

 

Человек поднялся в космос, опустился в Марси­анскую впадину, заглянул через отверстые глаза кратеров вулкана в центр земной тверди. Человек увидел Землю, кото­рую можно было закрыть ладонью, в синеватом мерцании солнечного света в атмосфере. В бесконечных лабораториях ее же расчленяли на атомы. Человечество победило болезни, уничтожавшие целые города, и научилось ликвидировать последствия стихийных бедствий, пронзило небо птицами своих самолетов, то самое небо, к которому возносили молит­вы тысячи рук, и заявило: там пусто.

Но вот в чем странность: чем проще и понятнее становил­ся мир, тем глубже становились его тени. Никакая физика не могла объяснить это непонятное четвертое измерение жизни и страх перед ней рационального человека двадцатого и двад­цать первого века. Чем точнее описывался материальный мир, тем больше чувствовался, манил, дразнил и угрожал мир нематериальный. Предрассудки перестают казаться предрассудками, как только чувствуешь на себе взгляд — не человека, но вечности. И никакая физика не дает ответа на вопросы: зачем мы живем, откуда мы и почему нам снятся вещие сны.
[sms]

Сердце при мысли о том, чему еще суждено случиться, от­куда взялась красота шелкового воска, разломившегося на пять частей — лепестков бутона шиповника, на лопастях которого дрожат, блистая, капли дождя. Что-то есть в мире, что наполняет его светом, и его не ухватить, не описать, это можно только прочувствовать. Чувство многомерности мира проявилось в литературе еще в начале прошлого века, и на­пряженные глаза вглядывались в мировую тайну в попытке увидеть ее, ухватить и передать другим. За грубыми чертами мира этого проступало для художников слова сияние мира горнего, освещавшее и освящавшее хрупкое и безобразное настоящее сиянием вечности. И поэты в своих стихах низво­дили ангелов на землю, рвались мечтой прочь, но над ними так же сиял спокойный взгляд вечности, и ангелы летали выше, выше того, куда вглядывался их влажный от слез и усилий взор.

Первую часть стихотворения А.А. Блока «Незнакомка» трудно, почти невозможно читать вслух: язык и губы цепля­ются за скрежещущие согласные, стихотворение при любом темпе чтения превращается в скороговорку. В начале идет описание мира, задыхающегося в самом себе: «дикий и глу­хой» «воздух», «тлетворный дух» появляются уже в первых строчках и задают тон всей части. Во второй строфе этот мо­тив, подхватывается словом «пыль», и происходит уничтоже­ние традиционного романтического начала: лермонтовская тоска обернется пресыщенностью дачников («скука загород­ных дач»), мерцающий свет, золотой свет изольет вывеска булочной, точно благословляя этот мир высшей ценно­стью — едой («чуть золотится крендель булочной»).

Детский плач мы уже слышали в стихотворении «Девуш­ка пела в церковном хоре...», но там за ним стояла дорога к прозрению, а здесь это просто завершающий каданс строфы, который никуда не зовет, лирическая картинка «страшного мира», которому нет дела до детских слез. В этом мире все перевернуто, романтические прогулки за городом ведут не на лоно природы, а к изрытой земле («меж канав»), и остроумие может быть проверенным, а экспромт — заранее подготов­ленным («испытанные остряки»). Дамское сердце довольст­вуется дешевым ухаживанием, и одинаково визжат и пово­рачиваемые весла, и женщины («над озером скрипят уключины и раздается женский визг»), и так было, и так бу­дет, назло луне, вечности и здравому смыслу.

В этом мире человек обречен либо на пошлость, либо на одиночество («друг единственный в моем стакане отражен»), и единственное укрытие лирического героя — в том избавле­нии от мира, которое дарит ему бессознательность пьяного («и влагой терпкой и таинственной, как я, смирен и оглу­шен»). Даже здесь не скрыться от людей-животных («пьяни­цы с глазами кроликов»), от людей-истуканов («лакеи сон­ные торчат»), но это ненадолго, пока стихотворение не сменит интонацию на ласковый шелест шипящих и мягкую протяжность сонорных —- явится Она. 

И можно сколь угодно долго размышлять, пьяный ли это бред или реально существующая ресторанная девка, преоб­раженная измененным сознанием. Ясно одно: она последняя надежда героя, все, что есть в нем и в его мире прекрасного, та весна, которая оборачивается здесь тлетворностью и из­древле несет возможность обновления.

Она соединяет прекрасное, созданное человеком и создан­ное природой, размытое на крупицы, в одно («дыша духами и туманами»), в ней одновременно встречаются вечность («древ­ние поверья») и юность («девичий стан»). Незнакомка и пове­левает («близостью закованный»), и предается стихии («мне чье-то солнце вручено»). Она существует на границе жизни и смерти («траурные перья»), на границе свободы и несвободы («у окна»), на пересечении того мира и этого («цветут на даль­нем берегу»), ее глаза — цвета неба, не плоского неба, на кото­ром торчит луна, а бездонного, таинственного («очи синие, бездонные»), и вино ее взгляда, уж конечно, не то, что налито в стакане у героя, — это таинственный эликсир бытия.

Вот только как ни прекрасен сон, лирическому герою вскоре придется просыпаться и присоединяться к «пьяным чудовищам», которые сюда, в кабак, не за тайной мира пришли. На шесть с половиной строф власти Незнакомки в стихотворении приходится столько же пространства для плоскости пошлости. Эта пошлость ласково возьмет в кольцо и задушит прозрение героя.

Стихотворение «Незнакомка» завораживает красотой и изяществом построения, мягкостью переходов, резкостью перепадов, свежестью взгляда на, казалось бы, давно описан­ные фрагменты реальности, но за ним чувствуется все то же плоское небо, пролившееся в тени. Мир не может быть осве­щен изнутри. В разных оттенках мрака не живет солнце, и Незнакомка остается бродить по безднам бледной тенью бес­смертной души. А ведь это время весны, и где-то за шлагбау­мами уже свершилось невероятнейшее из всех чудес — рас­пустил свои лепестки новый цветок. Нет нужды спускаться в ад, чтобы поверить в Бога, — говорит Блок.[/sms]