Сочинение: Особенности поэзии Пастернака

Борис Пастернак родился в семье известного русского ху­дожника. Атмосфера «передового, захватывающего», как он Сворил, искусства Скрябина, Блока и Комиссаржевской окружала его с детства. Ему прочили будущее великого музы­канта, однако судьбе было угодно распорядиться иначе.

Следующим этапом духовного становления поэта стал не­мецкий город Марбург. Здесь поэт впервые познал горечь лю­бовной драмы, здесь он учился философии в университете. Замечательную атмосферу этого города он передал в стихо­творении «Марбург»:

Тут жил Мартин Лютер. Там — братья Гримм,
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все — живо. И все это тоже — подобья.

Один из самых любимых сегодняшним читателем поэт при жизни печатался нечасто, нечасто (в отличие от Маяков­ского, например) выступал перед читателями. Однако на­стоящим русским поэтам XX века всегда было важно соотне­сти свои оценки с пастернаковскими, обратиться к его творчеству как к некоему классическому образцу. Конечно, дело вовсе не в том факте, что уже на Первом Всесоюзном съезде писателей в 1934 году Н.И. Бухарин назвал его «од­ним из замечательнейших мастеров стиха в наше время», и не в том, что после присуждения ему Нобелевской премии он подвергся оскорблениям и угрозам. Вся жизнь поэта пред­ставляет собой высокий образец служения искусству. Он умел оставаться Поэтом во все времена, не обращая внима­ния на раздававшиеся в его адрес на протяжении трех деся­тилетий нападки, обвинения в формализме и безыдейности.
[sms]

Грубые окрики, казалось, вовсе не задевают поэта, он продолжал интенсивно работать всю жизнь. Суть его отноше­ния к истории можно выразить строфой из раннего сборника «Сестра моя жизнь» (1917):

В кашне, ладонью заслонясь,
Сквозь фортку крикну детворе:
Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?

Конечно, в этих строках есть своеобразный вызов, однако нельзя не заметить и прозорливости поэта, чье творчество становится особенно популярным именно на рубеже столетий. История всегда реализуется у Пастернака в конкретных бытовых деталях и образах. Так и здесь: поэт летом «истолок с стеклом и солнцем пополам» свои стихи. Холодной зимой он освещает ими сырые углы и чердаки. Но вот появляется предвестник весны — «разгулявшийся денек», — и поэт об­ращается со своим забавным вопросом к детворе: «Какое, ми­лые, у нас тысячелетье на дворе?»

Мудрость тысячелетий воплотилась в одном из лучших произведений Пастернака. Его стихотворение «Гамлет» на­писано в конце 1946 года. Им открывается цикл из 25 стихо­творений, завершающий роман «Доктор Живаго». Образ Гамлета был очень близок Пастернаку — «русскому Гамле­ту», как его называли на Западе. Он перевел эту трагедию Шекспира на русский язык~(а кроме нее — еще пять шекспи­ровских трагедий).

Стихотворение написано от имени актера — исполнителя классической роли Гамлета. Жизнь представляется ему иг­рой перед глазами тысяч невидимых зрителей. Та несправед­ливость, которая творится перед глазами героя, накладывает на него особую ответственность. Тема Гамлета связывается в стихотворении с лейтмотивом самопожертвования. Гамлет становится новым воплощением Иисуса Христа, молившего о чаше: «Если только можно, Авва Отче, чашу эту мимо про­неси». Здесь писатель в поэтической форме разворачивает Фразу из Евангелия от Матфея: «Отец мой! Если возможно, пусть минует Меня эта чаша! Однако пусть свершится не то, что Я хочу, но что Ты хочешь!».

В этом родстве двух великих поэтических фигур — Гам­ета и Христа — трагичность его роли, эта роль — тяжкий крест лирического героя. Поэтому обращение к Богу тщетно: поэт сам себя избрал искупительной жертвой за человече­ские грехи. Как и Гамлет, он — «один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти».

Пастернак обращался в своем творчестве к «вечным» темам. Его волновали любовь, красота природы, место поэта в окружающем его мире.

В автобиографической книге «Охранная грамота» Б. Пас­тернак писал, что уже в начале творческого пути «отказался от романтической манеры». Поэт стремился выработать соб­ственный поэтический почерк, отражающий его стремление к простоте, и современники не преминули это заметить. «Стихи Б. Пастернака сразу производят впечатление чего-то свежего, небывалого», — писал о книге «Сестра моя жизнь» Валерий Брюсов.

Собственное определение сущности поэтического творче­ства он дал в стихотворении, которое прямо называется «Оп­ределение поэзии »:

Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок,
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок.

Поэзия для поэта — сама жизнь в самых разных, важных и не очень, проявлениях. При этом сам поэт отделяет себя от изображаемого. Он не находится в гуще событий, а лишь на­блюдает за ними. Созерцание жизни, ее воспроизведение и есть важнейшая задача поэта, по мнению Пастернака.

В первом издании сборника «Поверх барьеров» он сравни­вал поэзию с губкой, которая впитывает в себя разнообразие окружающей жизни, а затем, под руками поэта, выплескива­ет все набранное в себя на бумажные листы:

Вбирай облака и овраги,
А ночью, поэзия, я тебя выжму
Во здравие жадной бумаги.

Спустя несколько лет в статье 1922 года «Несколько по­ложений» поэт развивает этот образ: «Современные течения вообразили, что искусство — как фонтан, тогда как оно — губка. Они решили, что искусство должно бить, тогда как оно должно всасывать и насыщаться».

Пастернак говорил, что поэзия «валяется в траве под но­гами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и по­добрать с земли». В этом он перекликается с Анной Ахмато­вой, восклицавшей:

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Это «прорастание» стихов, которые словно растут сами по себе, у Пастернака отзывается иной поэтической формулой: «редкостным чутьем подробностей», выделяющим поэтиче­ски одаренных людей из числа их современников.

В книге «Второе рождение» (1930—1931) Пастернак в следующих строках выражает свое отношение к поэтическо­му творчеству:

Есть в опыте больших поэтов
Черты естественности той,
Что невозможно, их изведав,
Не кончить полной немотой.

В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.

У каждого поэта в творческой биографии есть вехи, обо­значающие важные жизненные перемены. Пастернак много раз говорил о том, что сороковой год — переломный в его жизни, что именно с него начинается новый, «классиче­ский» период творчества.

Позже он выразил эту мысль в стихах:
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым, и только до конца.
(«Быть знаменитым некрасиво...»)

«Его творчество самим фактом своего существования до­казывало право поэта продолжать вариации на поэтические темы даже тогда, когда шумы времени заглушают все пес­ни, — писал Марк Слоним в изданной в Париже книге «Портреты советских писателей». — Пастернак попытался преодолеть разлад между личностью и диктатурой взыска­тельного тысячелетия обретением точки опоры в самом себе, утверждением ценности своих собственных переживаний и дум. Каждое его стихотворение, о чем бы оно ни говорило, есть свидетельство о неотъемлемом праве человека на вообра­жение, на мечту...»

Он вводит в лирику бытовые речения, формулы житей­ского оборота. Таков ряд служебных, полубессмысленных в бытовой речи выражений: «будьте так добры», «по меньшей мере», «сколько помнится», «в частности», «а впрочем», «между прочим» и т. д. В поэзии же эти слова становятся очень заметными — не только по необычности, но и по спосо­бу их внедрения. Они ставятся в места сильнейшего патети­ческого напряжения...

Нужно быть в бреду по меньшей мере,
Чтобы дать согласье быть землей!

Или:

Так пел я, пел, и умирал,
И умирал, и возвращался
К ее рукам, как бумеранг,
И — сколько помнится — прощался.

Пастернак всегда стремился к простоте, но оставался «сложным» поэтом, постижение стихов которого доставляет читателю большое наслаждение, но и требует от него боль­шой духовной работы. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить строки Пастернака:

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство
И дышат почва и судьба.
(«О, знал бы я, что так бывает...»)[/sms]