Крыса-крыса. Комбинация знаков при построении партнерских отношений.

Эта комбинация очевидна и однозначно будет встре­чаться повсеместно, особенно часто у творческих людей. Речь ведь идет не просто о Единомышленниках, речь о лю­дях, которые мыслят практически одинаково. Кроме того, чего там лукавить, одноклассники, однокурсники так или иначе будут общаться между собой.

 

Впрочем, Моцарт (1756—1791) очень дружил с Гайд­ном (1732— 1809). А ведь разница в возрасте 24 года. Зим­ние месяцы Гайдн проводил в Вене, где познакомился и под­ружился с Моцартом; они восхищались друг другом, и ни один из них не позволял никому дурно говорить о другом. Как-то на квартетном собрании, устроенном в квартире Моцарта, Гайдн сказал отцу Вольфганга, Леопольду, что его сын — «величайший из всех композиторов», которых он, Гайдн, знает.

 

Моцарт и Гайдн во многом обогащали друг друга твор­чески, и их дружба — один из самых плодотворных союзов в истории музыки. «В понедельник Гайдн пишет в стиле Мо­царта, во вторник Моцарт пишет в стиле Гайдна», — не без гордости говорили венцы, подчеркивая творческое родство двух крупнейших композиторов, связанных между собой многолетней дружбой, несмотря на огромную разницу в возрасте.

 

А ведь есть еще и заочное взаимодействие, когда про­сто чувствуется родство душ. Так, на сюжет Бомарше (1732—1799) пишут музыку Моцарт — «Свадьба Фигаро» (1786) и Россини (1792—1868) — «Севильский цирюль­ник» (1816). Эндрю Ллойд Веббер пишет мюзикл «Кошки» на стихи Томаса Стернза Элиота (1888—1965).

 

Могучий творческий треугольник образовали три очень своеобразных, но так внутренне схожих кинорежис­сера: Сергей Параджанов (1924—1990), Тенгиз Абуладзе (1924—1994) и Юрий Ильенко (род. 1936). Они помогали друг другу, учились друг у друга, поддерживали как могли. Почему? Эстетика, близость восприятия мира, практичес­ки одни глаза на весь мир.

 

Впрочем, и у творческих людей не все однозначно. Рез­ко выступил против Уильяма Шекспира (1564—1616) Лев Толстой (1828—1910). Причем выступил именно в то вре­мя (1903), когда сам, по сути дела, превратился в драма­турга. Пока Толстой был прозаиком, Шекспир ему не ме­шал. Многим тогда показалось, что Толстой элементарно ревновал к славе великого драматурга.