Родовое кладбище и родовая собственность у хантов и манси

Один из признаков рода — родовое кладбище. О родовых кладбищах северных хантов писали В.В. Бартенев, К.Ф. Карьялайнен. К сожалению, мы не имеем в литературе конкретных данных именно о родовых кладбищах в XIX в. Речь идет о кладбищах определенных селений. Поселковые кладбища достаточно хорошо изучены нами у северных манси и почти у всех групп хантов. Каждая фамилия имела свой ряд могил и поминальный костер на кладбище. Таким образом, в данном случае мы можем говорить не о родовых, а о кладбищах однофамильцев или жителей одного селения. Возможно, в прошлом каждая генеалогическая группа имела свое кладбище.

 

Признаком рода считается и родовая собственность угодья. В литературе на этот счет мы находим самые разноречивые сведения. Наиболее ранние авторы сообщают о семейном и общинном пользовании землей, причем под общиной чаще всего понимается общность жителей селения. Неизвестный автор XVIII в., описывая северных хантов, указывает: «Не токмо волость, но и каждое селение свое известное место или дистанцию имеют по древнему обычаю». По данным М.А. Кастрена, у северных хантов « каждое семейство... имеет свои особенные рыболовные и звероловные участки», которые отводит ему старшина вместе с общиною. Однако литература второй половины и конца XIX в. неожиданно пестрит сообщениями о родовых угодьях у хантов и манси.

 

К.Д. Носилов, описывая группу северных манси по Оби и ее притокам — Северной Сосьве и Ляпину — отметил, что на первом плане у манси была родовая собственность: « ... известный род владеет на протяжении иногда десятка верст урочищами около какой — нибудь речки и озерами, рыболовными для неводьбы местами, истоками и протоками и пр.» Особых границ у таких участков не было, но их знали все. Пользовались ими сообща и одновременно. В случае, если зверь забежал во владение чужого рода и там был убит, часть его оставалась собственнику участка, однако устраивать облавы на чужом участке категорически запрещалось. Имелись случаи переселения членов разросшихся родов на новые, незанятые никем места, и основания новых родов.

 

«Лес считается общественным, а земля под родовыми угодьями — родовой. Родовое владение землей считается только родовым правом ловли. В случае вымирания рода земля делится между родами или отходит в общественное пользование или отдается новому роду или пришельцу для пропитания».

 

В то же время, писал автор, часть угодий, особенно ценных для всего селения, составлявших его главный промысел для проживания (места с зсторами, озерами), находилось в общинном владении и ежегодно перераспределялось. Собственность умершего (родовая) в случае отсутствия сыновей переходит к родственникам (дочери не наследуют). Если член рода не довольствуется промыслом на родовом угодье, он изыскивает себе новое угодье, не занимаемое другим родом, и спрашивает общество о согласии на право родового владения; если общество согласится, то он основывает новый род.

 

 Когда же автор говорит о запрете ловить зверя в чужом родовом владении, он вспоминает клятву на морде медведя членов селения друг другу: «Пусть съест меня медведь или съест род мой, доколе он будет существовать, если кто из нас тронет хотя одно перо или одну шерстинку из твоих ловушек».

 

Здесь мы уже видим, скорее, распад общинного владения и закрепления участков бывшей общинной земли за отдельными семьями.