Обряды в день свадьбы у ненцев

Срок свадьбы (тюня`, ям. тюва) зависел от срока уплаты калыма и наличия приданого. Иногда свадьба откладывалась на год и больше. Свадьбы обычно приурочиваются к осени.

 

В назначенный для свадьбы день жених вместе с родственниками, наряженными в лучшие одежды, отправлялся к чуму невесты. Впереди ехал сват, за ним жених, часто с товарищем, который выполнял за жениха в этот день всю работу и даже правил оленями. За ними следовали все родственники.

 

Отец невесты, между тем, изготовлял особое сооружение (под, подом пя), которое состояло из двух вколачиваемых в землю шестов с перекладиной наверху. Устанавливался подом пя по направлению к востоку от чума. Следует отметить, что специальной свадебной одежды у ненцев не было.

 

Жених и невеста одевались в обычную праздничную одежду, которая отличалась от повседневной, как упоминалось, лишь лучшей отделкой и качеством шкур. Непременной принадлежностью костюма невесты были накосники (танё`). По-видимому, в западных тундрах на голову невесты надевался также особый головной убор (судор`). Так, Кастрен, описывая свадьбу в с.Несь (Канинская тундра), упоминает, что только две нитки синего стекляруса на лбу отличали невесту от других девушек.

 

Во время экспедиции на Канинский полуостров в 1958 г. нами был собран материал относительно старинного головного убора невесты (пэяд`), представляющего собой полосу парчи, надеваемую на лоб, с завязками на затылке, от которой на лоб спускались лоскутки разноцветного сукна в два пальца толщиной. Пэяд` невеста носила только в чуме, а выходя из него — снимала. Жених поверх малицы надевал красивую маличную рубаху (если была — суконную); через левое плечо ему повязывали шелковый платок так, что узел приходился справа под мышкой (последнее встречалось лишь к западу от Урала).

 

Обычно около чума невесты в день свадьбы кто-нибудь дежурил, чтобы сообщить своевременно о приезде жениха. Узнав о приближении жениха и его родственников, отец и мать невесты выезжали им навстречу и приводили к своему чуму. Здесь жених и вся его родня трижды объезжали чум невесты, после чего родня невесты, находящаяся вне чума, бросалась ловить свата, жениха и всех остальных гостей.

 

«Поймав кого-либо из них, сразу опутывают вожжей от оленей и со всеми санями и оленями начинают привязывать мужчин к саням у сеникуя, а женщин к саням у дверей; распрягают и пускают в стадо их оленей». В это время убивались олени, которые тут же поедались хозяевами и гостями. Затем все шли к чуму.

 

 Жених доставал из-за пазухи лоскут красного сукна и его задача заключалась в том, чтобы просунуть этот лоскут в чум невесты, причем женщины-родственницы невесты всеми силами старались не позволить ему сделать это. Иногда жених старался просунуть сукно через дымовое отверстие, для чего его поднимали родственники. В конце концов, сукно вталкивалось женихом в чум. Тогда начинали рвать его лентами и раздавать по ленте каждой из женщин — родственниц невесты.

 

Только после этого жених и его родственники получали возможность войти в чум. Этот обычай чрезвычайно интересен. И действия родственников невесты перед чумом, когда они стараются связать гостей, и борьба, которую приходится выдерживать жениху, прежде чем ему удается, «подкупив» родных невесты, войти в чум, являются, очевидно, пережитком той действительной борьбы, которая некогда происходила между родами жениха и невесты и которая сопровождала получение невесты.

 

В чуме начиналось угощение, причем раньше невеста не принимала участие в пиршестве, а лежала укрытая одеждами или сидела в стороне. Иногда не допускался к пиршеству и жених.. В более позднее время жених и невеста принимали участие в пиршестве, но в некоторых районах их сажали за первый стол от двери (Канинская тундра, экспедиция автора 1958 г., сведения получены от ненки Ханзеровой Ф.М.). Угощением служило мясо (сырое и вареное), суп, рыба, иногда водка и привозные продукты. Жениху и невесте обычно давали сердце и язык оленя.

 

На богатые свадьбы изредка приглашался ненец, хорошо исполняющий сказки и песни. Если поблизости оказывался шаман, он камлал, предсказывая количество будущих детей. После угощения начинались сборы в чум жениха (часто это бывало уже утром следующего дня).

 

У входа в чум убивали оленя так, чтобы кровь его образовала лужицу перед порогом. Затем одевали невесту в дорожную одежду, и женщины выносили ее из чума на руках, перешагивая через кровавую лужицу, или выводили ее под руки. Невесту усаживали в легковые нарты (иногда клали ничком, и наглухо закрывали покрывалом (пи`), причем это делали родственники жениха.

 

Нарты невесты, запряженные двумя оленями, привязывались к саням жены свата или матери жениха. За ними цепочкой припрягались грузовые нарты с приданым невесты. Перед тем, как направиться к чуму жениха, несколько раз объезжали вокруг чума невесты. Шренк описывает это следующим образом: «Сани быстро начинают кружиться вокруг палатки и как женатые мужчины, так и холостые, наперерыв друг перед другом, стараются выхватить невесту из саней, что обычно не удается».

 

Позднее этот обычай принял несколько другой характер – молодые парни старались перепрыгнуть через приезжающие нарты каравана, чтобы похвастать своей ловкостью. Кружение вокруг чума должно было изображать некогда дальнюю и опасную дорогу, во время которой родственники невесты пытались отбить ее у увозящих ее членов другого рода. Порядок следования участников свадебного обряда к чуму жениха был таков: впереди ехал жених (причем с ним часто ехал и правил оленями сопровождающий его в течение всего обряда родственник), за ним отец, мать и гости жениха, затем следовал сват (или отец невесты), за ним жена свата с невестой и приданым, за нею ее мать и остальные гости.

 

При отъезде проезжали через «подом пя», что имело очистительное значение. «Поистине, красивое зрелище представлял собой свадебный «поезд» жениха, — рассказывает очевидец такой свадьбы Л. Гейденрейх, — все гости собрались в своих лучших одеждах. Мужчины в малицах с широкими пандами, рубахи маличные самых ярких цветов, в белых расшитых пимах с цветными подвязками. Самоедки—в паницах с типичными самоедовскими узорами, унизанных разноцветными сукнами, в шапках с ленточками и кисточками, в поясах всех цветов радуги. Звенели мелкие колокольчики, пришитые к рукавам паниц, к оленьей упряжи.

 

Сани самоедок обвиты пестрыми материями, перевязаны цветными вязками. Олени у свадебщиков — у каждого лучшая упряжка из стада: белые, пестрые, черные, как жуки, ретивые в беге. Весь поезд растянулся на 1 км и пестрой лентой врезался в белые тундровые просторы». На полдороге свадебный поезд останавливался группой людей, которая, задерживая сани невесты, требовала выкупа. Обычно это были подговоренные отцом невесты родственники. Сват, едущий впереди и заметивший, что с анасом (анас или аргиш – олений караван из нескольких нарт), который ведет его жена, что-то случилось, направлялся к ней. Узнав о причинах остановки, он быстро поворачивал назад, догонял жениха и сообщал ему о требовании выкупа. Жениху приходилось идти на уступки и «откупаться». Обычно «выкуп» давался живым теленком.

 

 После этого шествие продолжалось в прежнем порядке. Этот эпизод опять-таки свидетельствует о некогда практиковавшемся умыкании невесты. Инсценированная засада, очевидно, является отголоском действительно имевших место инцидентов, связанных с последними попытками родных невесты отбить ее. Тот факт, что невеста лежит в санях закутанная с головой, также подтверждает насильственный характер увоза девушки в прошлом, что подтверждается материалами ненецкого фольклора. В чуме жениха обычно происходило почти то же, что в чуме невесты, — езда вокруг чума или возле чума по кругу, угощение внутри чума. В прошлом во время пиршества невеста иногда лежала укрытая в стороне, а жених, за недостатком места в чуме, вынужден был оставаться вне его.

 

В более позднее время жених и невеста сидели в чуме — он на своем обычном месте, она — рядом как хозяйка чума или его половины. Проводив гостей, жених с невестой укладывались спать. Утром мать с дочерью иногда снова возвращались к себе. Через два-три дня жених приезжал в чум невесты и дарил тестю несколько оленей, предназначенных для запряжки в священные нарты. Обычно жених оставался ночевать у тестя, а на другой день молодые, уже как муж и жена, отправлялись в свой чум. Здесь они одаривали и отпускали свата и его жену. Отъездом свата завершался круг брачной церемонии, и жизнь вступала в обычную колею.

 

Существуют варианты свадебной обрядности, но они не вносят ничего нового: основные моменты те же. Л.В. Костиков в работе «Законы тундры» делает упор на религиозную сторону, всячески это подчеркивая: «С развитием религиозных воззрений брак у самоедов... приобрел характер священного обряда, сопровождающегося целым рядом жертвоприношений, носящих свои особые названия». Однако брак и связанные с ним обряды представляются нам явлением в большей степени общественного, чем религиозного порядка.

 

Свадебный обряд, по-видимому, иногда сопровождался играми или танцами. А.М. Кастрен описывает игру-танец девушек во время заключительной части свадебного обряда: «В некотором расстоянии я заметил кучу девушек и пошел к ним. Они были заняты игрой особенного рода. Разделившись на две стоявшие друг против друга партии, в каждой по семи, они перебрасывали шапку. Сторона, поймавшая шапку, оборачивалась спиной к противной и, спрятав шапку, падала на снег. Тогда другие семь нападали на них и начиналась борьба за шапку; сперва боролись, валяясь на снегу, потом стоя, покуда не отыскивалась шапка».

 

Об играх во время свадьбы нам сообщила Ф.М. Ханзерова. После угощения в чуме невесты все выходят на улицу и начинают играть в игру, которая носит название «намдавкова». Она заключается в том, что все берутся за руки, один участвующий выходит в центр. Ему завязывают глаза, после чего в круг выходит еще один человек, которого участник с завязанными глазами должен поймать. Единичность этих сведений показывает, что игры не были необходимой составной частью свадебного обряда. Иногда свадьба сопровождалась спортивными состязаниями — гонками на оленьих упряжках, метанием аркана, прыжками через нарты. Необходимо оговориться, что, так как свадьба требовала значительных расходов, в XIX в. она уже не всегда сопровождалась описываемым ритуалом.

 

Бедные ненцы отмечали вступление в брак лишь незначительным угощением, хотя отдельные элементы обряда при этом стремились выполнять. «Теперь уже богатых свадеб нет, потому что по всей тундре не сыщешь богатого самоеда», — писал В.И. Неми-рович-Данченко. Введение христианства не внесло изменений в отправление свадебного обряда. Крещеные ненцы совершали обряд по своим обычаям, венчались же (далеко не все) тогда, когда прикочевывали к селениям, в которых были церкви.

 

Судя по сообщениям, священникам часто случалось сначала крестить детей, а потом венчать родителей. Если венчание совершалось не одновременно со свадьбой, то оно не сопровождалось никакими обрядами и даже угощением. То обстоятельство, что христианский свадебный обряд исключал возможность расторжения брака, заставляло ненцев избегать венчания. О сравнительной легкости разрыва брачных уз мы уже говорили. Причинами могли быть бездетность жены (бесплодие в супружестве ненцы, как и многие другие народы, приписывали исключительно женщинам) или другие ее недостатки, плохое отношение со стороны мужа и т.д. При разводе жена возвращалась к родителям или, если таковых не было, к родственникам. Если разрыв происходил по вине жены (например, она уходила от мужа к другому), то приданое ее обычно оставалось у мужа. Более того, муж мог потребовать от ее родителей возвращения калыма. Если виноват был муж, то калым ему не возвращался, однако, часто и приданое жены оставалось у него. Фактически по обычному праву мужчина мог в любое время разойтись с женой, выдворив ее с детьми из чума и не неся никаких обязательств по отношению к ней и детям ( По другим сведениям при разводе супругов дети мужского пола поступали к матери, а дети женского пола к отцу). Таким образом, неписаный закон был на стороне мужчины.