Северные алтайцы - происхождение и этнические отличия

Северные алтайцы были исконными пешими охотниками на зверя. Их техника и приемы промысла зверя относятся к охоте, характерной для таежной полосы северной Азии. Это — пешая лыжная охота, с ручными нартами для охотничьей по клажи, с устройством больших деревянных сооружений при коллективной облаве на копытного зверя, с применением ловчих ям, луков-самострелов, настораживаемых на звериных тропах и с деревянными ловушками спускного устройства, зажимающими мелкого зверька, и т. д.

 

Охотой северные алтайцы занимались в соединении с мотыжным земледелием (с карликовыми посевами на расчищенных участках горной тайги), рыболовством в таежных реках и собиранием съедобных корней и стеблей диких растений. Некоторые отрасли собирательства, по крайней мере со второй половины XIX в., приобрели у них значение доходного товарного промысла. Речь идет прежде всего о сборе кедрового ореха, который скупался главным образом русскими торговцами.

 

В конце XIX и начале XX столетий ореховый промысел составлял. у кумандиицев, челканцев и тубаларов едва ли не главную статью, денежного заработка, уступая только разве выручке от добычи пушнины. В указанное время получила развитие и весенняя заготовка черемши (Allium ursinum L.) для продажи ее на деньги или в обмен на муку и другие продукты русским крестьянам, охотно запасавшим черемшу на зиму. Из древнего собирательства у северных алтайцев возникло и пчеловодство, но уже под влиянием русских крестьян.

 

Собирание меда диких пчел превратилось под упомянутым культурным воздействием в бортничество, а за тем и настоящее пасечное пчеловодство. Охарактеризованный древний хозяйственный комплекс, порожденный низким уровнем развития производительных сил, наложил столь сильный отпечаток на все стороны жизни северных алтайцев, что это дало повод известному этнографу В. Г. Богоразу отнести их к представителям древней, первобытной, так называемой «праазиатской», культуры и назвать «отюреченными праазиатами».

 

Основанием для такого заключения послужил тот факт, что они, как и другие охотничьи племена Саяно-Алтайского нагорья, говорят в настоящее время на тюркских языках и диалектах. Культуру северных алтайцев, как и некоторых горно-таежных племен Саяно-Алтая, Богораз вообще считал реликтом древнейшей пешей охотничьей (звероловческой) культуры Северной Азии, пешей потому, что для носителей ее было характерно передвижение зимой на лыжах, с грузом, либо переносимым на спине, либо влекомым за собой на ручной нарте, на волокуше, а летом — пешком или на лодках и плотиках по таежным речкам.

 

Из этого видно, что мнение В. Радлова о северных алтайцах как о тюркизированных енисейских остяках (кетах) и самодийцах нашло поддержку по существу в гипотезе Богораза об «отюреченных праазиатах», поскольку Богораз относил к представителям древней праазиатской культуре и кетов, и самодийские племена Саяно-Алтайского нагорья. Не вдаваясь в обсуждение проблемы, выдвинутой В. Г. Богоразом, подчеркнем только, что древность культуры в описанном нами комплексе для северных алтайцев удостоверена весьма ранними письменными источниками (китайскими летописями) для всего таежного Саяно-Алтайского нагорья и прилегающих к нему лесных районов других горных систем.

 

Древняя охотничья культура была связана здесь как с самодийскими, так и некоторыми другими этническими элементами, но не тюркскими, хотя все северные алтайцы в настоящее время тюркоязычны, причем некоторые из них сохраняют в языке даже древние языковые черты, известные по руническим каменописным памятникам древнетюркского (VI—VIII вв.) и уйгурского (VIII—IX вв.) времени.