Обстановка в Тушинмком лагере после бегства Лжедмитрия

Едва по лагерю распространилась весть об исчезно­вении «Дмитрия», как наемники бросились грабить «дво­рец», растащили имущество и регалии самозванца. Королевские послы держали своих солдат под ружьем. Их обоз подвергся обыску. Подозревали, что труп Лжедмитрия спрятан в посольских повозках. Пан Тышкевич обвинил Ружинского в том, что тот либо пленил, либо умертвил царька. Его отряд открыл огонь по палаткам Ружинского и попытался захватить войсковой обоз. Люди гетмана отстреливаясь отступили.

 

Вскоре в Тушине узнали, что царек жив и находится в Калуге. Гонцы привезли его воззвание к войску. Лже­дмитрий II извещал наемников о том, что Ружинский вместе с боярином Салтыковым явно покушались на его жизнь, и требовал отстранения гетмана.

 

В минуту опасности Лжедмитрий поступил с Мариной совершенно так же, как и Отрепьев. Брошенная мужем на произвол судьбы, Мнишек тщетно хлопотала о спасении своего призрачного трона. Гордая «царица» обходила шатры и старалась тронуть одних солдат слеза­ми, других — своими женскими прелестями. Она «рас­путно проводила ночи с солдатами в их палатках, за­быв стыд и добродетель». Так писал в своем дневнике ее собственный дворецкий. Старания Мнишек не привели к успеху, и она бежала в Калугу.

 

Разнородные силы, с трудом уживавшиеся в одном стане, пришли в открытое столкновение после исчезно­вения Лжедмитрия. Низы инстинктивно чувствовали, какую угрозу для страны таит в себе соглашение с за­воевателями, осадившими Смоленск. Иноземные наем­ники готовились перейти на службу к Сигизмунду. Каза­ки не желали следовать их примеру и намеревались последовать за «добрым государем» в Калугу. Тщетно Заруцкий звал их в королевский лагерь. Рядовые каза­ки отказывались повиноваться ему. Атаман давно спелся с гетманом Ружинским и тушинскими боярами. И теперь он продолжал преданно служить им. Столкнувшись с неповиновением, он попытался силой удержать каза­ков в лагере. Стычки закончились не в пользу Заруцкого.

 

Более двух тысяч донцов миновали тушинские заста­вы и с развернутыми знаменами двинулись по направле­нию к Калуге. Заруцкий привык добиваться своего, ка­кой бы крови это ни стоило. Он бросился в палатку к Ружинскому. Гетман вывел в поле конницу и веро­ломно напал на отходивших пеших казаков. Дорого заплатили повстанцы за свои ошибки. Они устлали своими трупами дорогу от Тушина до Калуги. Однако наемникам вскоре же пришлось пожать плоды учинен­ной ими бойни.

 

Кровопролитие ускорило размежева­ние сил внутри Тушинского лагеря. Патриотические силы решительно рвали с теми, кто открыто перешел в лагерь интервентов. Сопротивление врагу возглавил ближайший соратник Болотникова атаман Юрий Беззубцев. Пану Млоцкому, стоявшему в Серпухове, пришлось первому оплатить счет. Жители Серпухова подняли вос­стание. Казаки Беззубцева, не желавшие переходить на королевскую службу, поддержали их. Отряд Млоцкого подвергся поголовному истреблению. Народные восста­ния произошли и в нескольких других городах, остав­шихся верными Лжедмитрию II.

 

В хаосе гражданской войны давно спутались привыч­ные пути-дороги. Заброшенные судьбой в Тушинский лагерь борцы за социальную справедливость оказались поистине в трагическом положении. Им не было места в стане тех, кто свирепо усмирил восстание Болотнико­ва. У них не было иного пути, кроме как идти за «добрым царьком» в Калугу. Но «вор» менее всего подходил к к роли народного вождя. Опыт с Ружинским ничему не научил его.

 

Самозванец более всего боялся остаться без своих иноземных ландскнехтов. В Калуге он окружил свой двор немецкими наемниками. Порвав с Ружинским, царек обратился за помощью к Яну Сапеге и добился его поддержки. К великому своему неудовольствию, многие казаки увидели, что их «добрый государь» усердно возрождает старый Тушинский лагерь. Пресытившись войной, мно­гие из донцов теряли веру в благополучный исход вос­стания. Они толпами покидали Калугу и возвращались в свои станицы.

 

В Тушине события развивались своим чередом. Коро­левские послы попытались заручиться поддержкой ту­шинской знати. Они убеждали патриарха Филарета и бояр, что король пришел в Россию с единственной целью взять русских под свою защиту и освободить их от власти тиранов. Неслыханное лицемерие послов нимало не смутило русских тушинцев. Ставка на самозванца была бита. Авантюра близилась к бесславному концу.

 

«Воровские» бояре готовы были пуститься во все тяжкие, лишь бы продлить проигранную игру. Патриарх Филарет и Сал­тыков плакали, целуя королевские грамоты. Они заяви­ли, что готовы передать русский трон королевичу Вла­диславу. Некогда Василий Шуйский, стремясь избавиться от первого самозванца, предложил московский трон сыну Сигизмунда.

 

Тушинцы возродили его проект, чтобы изба­виться от самого Шуйского. Идея унии России и Речи Посполитой, имевшая ряд преимуществ в мирных усло­виях, приобрела зловещий оттенок в обстановке интер­венции. Тысячи вражеских солдат осаждали Смоленск, вооруженной рукой захватывали русские города и села. Надеяться на то, что избрание польского королевича на московский трон положит конец иноземному втор­жению, было чистым безумием.

 

Тушинский лагерь распадался на глазах. Но патриарх и бояре по-прежнему пытались изображать правительст­во. В течение двух недель тушинские послы — боярин Салтыков, Михаил Молчанов и другие — вели перего­воры с королем в его лагере под Смоленском. Итогом переговоров явилось соглашение, определившее порядок передачи трона польскому претенденту. Русские статьи соглашения 4 февраля 1610 г. предусматривали, что Вла­дислав Жигимонтович «произволит» принять греческую веру и будет коронован московским патриархом по пра­вославному обряду. Ответ короля на этот пункт бояр­ских «статей и просьб» носил двусмысленный характер.

 

Сигизмунд не принял никаких обязательств по поводу отказа сына от католичества. Тушинские бояре отстаивали незыблемость крепост­нических порядков. Договор настойчиво рекомендовал Владиславу «крестьянам на Руси выхода не давать», «холопам боярским воли не давать, а служити им по крепостям». Вопрос о будущем вольных казаков оста­вался открытым.

 

По тушинскому проекту Владислав должен был пра­вить Россией вместе с Боярской думой и священным собором. Потрясения Смутного времени раздвинули рамки земской соборной практики. Русским людям ка­залось теперь невозможным решать дела без соборов. Королевичу вменялось в обязанность совещаться по самым важным вопросам с патриархом, высшим духо­венством, с боярами «и со всей землей». Под всей землей тушинцы понимали прежде всего дворянство и торговые верхи.

 

Тушинцы проявляли заботу о разоренных дворянах и осторожно отстаивали принцип жалования «меньших станов» но заслугам, а не по «породе». Договор разре­шал дворянам ездить для науки в другие государства и гарантировал им сохранность их поместий и «животов». Какими бы ни были позитивные моменты смоленского договора, сам договор оставался не более чем клочком бумаги. Король Сигизмунд не представил тушинцам ни­каких реальных гарантий его выполнения.

 

Впрочем, на­добности в таких гарантиях не было: правительство Филарета Романова и Салтыкова распалось на другой день после подписания соглашения. Салтыков и прочие «послы» остались в королевском обозе под Смоленском и превратились в прислужников иноземных завоевателей. Король использовал договор, чтобы завуалировать истинные цели затеянной им войны и облегчить себе завоевание пограничных земель.

 

Смоленский договор окончательно осложнил и без того запутанную обстановку в России. Рядом с двумя царями — законным в Москве и «воровским» в Калуге — появилась, подобно миражу в пустыне, фигура третьего царя — Владислава Жигимонтовича. Действуя от его имени, Сигизмунд щедро жаловал тушинцев русскими землями, не принадлежавшими ему. В смоленском до­говоре король усматривал верное средство к «полному овладению Московским царством». Однако даже он отдавал себе отчет в том, что военная обстановка не слишком благоприятствует осуществлению его блиста­тельных замыслов. Осада Смоленска длилась уже более полугода. Королевская армия несла потери, но не могла принудить русский гарнизон к сдаче. Отряды Ружинского и Яна Сапеги не сумели удержаться в сердце России. После кровопролитных боев Ян Сапега отсту­пил из-под стен Троице-Сергиева монастыря к литов­скому рубежу. Ружинский сжег Тушинский лагерь и ушел к Волоку-Ламскому.