Сочинение Первая встреча Гринева с Пугачевым. (Анализ II гла¬вы повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»)

Работая над «Историей Пугачевского бунта», А.С. Пушкин вни­мательно изучал свидетельства очевидцев, большой интерес у него вызывал облик Пугачева, о котором сохранилось множество воспо­минаний. С первым описанием внешности Пугачева мы знакомимся во вто­рой главе. Попавший в буран Гринев натыкается то ли на волка, то ли на человека. Это сравнение с хищным зверем символично: по­явившийся герой — вожак разбойничьей стаи. Всего несколько слов, произнесенных незнакомцем, успокаивают Гринева, и он засыпает, «убаюканный пением бури и качкою тихой езды».

[sms] Сон, который видит герой, в иносказательной форме раскрывает дальнейшее развитие сюжета и свидетельствует о неизгладимом впе­чатлении, произведенном на Гринева вожатым. Героя поразило со­четание несочетаемого: «страшный мужик», наполнивший комнату мертвыми телами, «ласково меня кликал, говоря: «Не бойсь, подой­ди под мое благословение...»

Проснувшись и войдя на постоялый двор, Гринев сразу стал спра­шивать о вожатом, и здесь мы знакомимся уже с более подробным портретом героя: «Наружность его показалась мне замечательна: он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В черной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бега­ли. Лицо имело выражение довольно приятное, но плутовское. Во­лоса были обстрижены в кружок; на нем был оборванный армяк и татарские шаровары». Подобное описание свидетельствует, что ге­рой не так прост, как может показаться. Бегающие глаза, плутовское выражение лица и воровской разговор заставляют Гринева напря­женно вглядываться в лицо незнакомца, но он остается неразгадан­ным как для него, так и для читателя.

 Следующая встреча героев происходит в главе «Приступ». Сна­чала Пугачев предстает перед нами в роли военачальника. Он нари­сован в гуще вооруженной толпы, его портрет дан как обобщенный образ предводителя: «Между ими на белом коне ехал человек в красном кафтане с обнаженной саблею в руке: это был сам Пуга­чев. Он остановился; его окружили, и, как видно, по его повеле­нию, четыре человека отделились и во весь опор поскакали под самую крепость».

 Атрибутика, которой окружает себя герой, свидетельствует о его желании соответствовать представлению народа о командире. И за­щитники крепости, и нападающие видят, что Пугачев — центр толпы, он управляет разыгрывающимися событиями. Пушечный залп из Белогорской крепости помогает еще более убедительно показать Пуга­чева в роли военачальника. Испугавшись картечи, «мятежники от­хлынули в обе стороны и попятились. Предводитель их остался один впереди... Он махал саблею и, казалось, с жаром их уговаривал...» Мы не слышим слов героя, но его напряженная фигура и пластика говорят о воздействии, которое в данный момент он оказывает на своих подчиненных: «Крик и визг, умолкнувшие на минуту, тотчас возобновились...»

 В третий раз описание героя дано во время казни. Одежда и поведение Пугачева свидетельствуют о том, какое представление о царе-батюшке сложилось у народа, перед нами оживает практически лубочная картинка, на фоне которой противоестественно выглядит пролитая настоящая кровь: «Пугачев сидел в креслах на крыльце комендантского дома. На нем был красивый казацкий кафтан, обши­тый галунами. Высокая соболья шапка с золотыми кистями была надвинута на его сверкающие глаза». Во время вынесения смертных приговоров Пушкин намеренно не показал выражение лица и глаз Пугачева, он обрисовал лишь отрывистые жесты и резкие фразы: «Пугачев мрачно нахмурился и махнул белым платком... «Вешать его!» — сказал Пугачев, не взглянув уже на меня».

 В главе «Незваный гость» один за другим идут сразу три портрета Пугачева. Сначала попадья Акулина Памфиловна говорит о «ястреби­ных», хищнических глазах Пугачева, затем Гриневу предоставляется возможность самому разглядеть вожатого в его новом обличье. Попав на военный совет, Гринев внимательно смотрит на страшных знако­мых: «...Пугачев и человек десять казацких старшин сидели в шапках и цветных рубашках, разгоряченные вином, с красными рожами и блис­тающими глазами...С любопытством стал я рассматривать сборище. Пугачев на первом месте сидел, облокотясь на стол и подпирая чер­ную бороду своим широким кулаком. Черты лица его, правильные и довольно приятные, не изъявляли ничего свирепого». Двойственность лица, бросившаяся в глаза Гриневу на постоялом дворе, или же зак­рытость Пугачева, проявившаяся во время казни, исчезают, автор де­лает акцент на отсутствии свирепости в его облике.

 Во время принятия важного решения Пугачев серьезен и споко­ен, мы видим его в новой ипостаси. Автор любуется патриархальной простотой и искренностью отношений казаков, явно противопостав­ляя им в дальнейшем военный совет в Оренбурге.

 В следующей картине герой слит со своими товарищами в еди­ном душевном порыве, вызванном исполнением народной песни. «Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта про­стонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченны­ми виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все это потрясло меня каким-то пиитическим ужасом», — делится своими ощущениями Гринев.

 Пугачев в этом описании выступает опять в новой роли. Его об­лик соотнесен с фольклорным образом разбойника, судьба героя зеркально отражается в исполняемой им песне. Однако уже через несколько минут перед нами оказывается другой человек: «Пугачев смотрел на меня пристально, изредка прищуривая левый глаз с уди­вительным выражением плутовства и насмешливости. Наконец он засмеялся, и с такой непритворной веселостью, что и я, глядя на него, стал смеяться, сам не зная чему».

Смех Пугачева моментально сближает его с Гриневым, он опять превращается в веселого вожатого, спасшего молодого офицера во время бурана в степи. Между героями возникает искренний разго­вор, Гринев отказывается признать в ловком бродяге своего госуда­ря и служить ему, а Пугачев, закрывая глаза на дерзкие слова плен­ника, разрешает ему уехать. Именно после этой встречи Гринев про­никается к Пугачеву симпатией, переросшей затем в более глубокое и мучительное чувство: «Не могу изъяснить то, что я чувствовал, расставаясь с этим ужасным человеком, извергом, злодеем для всех, кроме одного меня. Зачем не сказать истины? В эту минуту сильное сочувствие влекло меня к нему. Я пламенно желал его вырвать из среды злодеев, которыми он предводительствовал, и спасти его го­лову, пока еще было время».

 Марина Цветаева в книге «Мой Пушкин» обратила внимание на «магическую внешность» Пугачева, «в которую сразу влюбился Пуш­кин. Чара — в его черных глазах и черной бороде, чара — в его усмешке, чара — в его опасной ласковости, чара — в его напускной важности...» Гринев очарован Пугачевым так же, как их общий со­здатель.  [/sms]