Сочинение "«Без идеала нет твердого направления, а нет на¬правления — нет жизни». Л.Н. Толстой. (По одному из произведений русской литературы. — А.Н. Островский. «Гроза»)"

Наиболее непосредственно и прямо цели А.Н. Островского, его идеология воплощаются в реалистических пьесах, овеянных в той или иной мере романтикой, в таких как «Доходное место», «Гроза» и «Бесприданница».

 

[sms]Здесь прекрасен сам предмет изображения — ведущие положи­тельные герои. Той же цели, устремляя читателей и зрителей к мо­рально-прекрасному, служат и обличительно-сатирические пьесы Островского с полностью отрицательными героями; рисуя их духов­но ограниченными, драматург по контрасту направляет чувства и мысли читателей и зрителей в идейно-прогрессивную, нравственно-позитив­ную сторону. После выхода из печати и постановки драмы Остро­вского «Гроза» современники видели в ней призыв к обновлению жизни, к свободе, ведь написана она была в 1860 году, когда все ждали отмены в стране рабства, крепостного права.

 

В то же время герои пьесы не освящены высокими целями, кон­кретными идеями. Они живут, как завещали предки, по старинке, больше опираясь на обычаи, чем на логику мысли.

 

На фоне прекрасного пейзажа рисуется жизнь простого люда. Но вот картина природы начинает постепенно меняться: небо заво­лакивают тучи, слышны удары грома. Приближается гроза, но толь­ко ли в природе происходит это явление? Нет. Так что же все-таки подразумевается автором под грозой?

 

В этом названии скрывается глубокий смысл. Впервые это слово мелькнуло в сцене прощания с Тихоном. Он говорит: «... Недели две никакой грозы надо мной не будет». Тихону хочется хотя бы ненадол­го избавиться от чувства страха и зависимости. Под грозой в произве­дении подразумевается страх и освобождение от него. Это страх, на­гоняемый самодурами, страх возмездия за грехи. «Гроза-то нам в наказание посылается», — поучает Дикой Кулигина. Власть этого страха распространяется на многих героев драмы и не проходит даже мимо Катерины. Катерина религиозна и считает грехом то, что она полюби­ла Бориса. «Я и не знала, что ты так грозы боишься», — говорит ей Варвара. «Как, девушка, не бояться! — отвечает Катерина. — Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть вдруг застанет, какая ты есть, со всеми твоими грехами...» Один лишь меха­ник-самоучка Кулигин не боялся грозы, видел в ней зрелище величе­ственное и красивое, но вовсе не опасное для человека, который лег­ко может унять ее разрушительную силу с помощью простейшего ше­ста-громоотвода. Обращаясь к толпе, объятой суеверным ужасом, Кулигин говорит: «Ну чего вы боитесь, скажите на милость? Каждая теперь травка, каждый цветок радуется, а мы прячемся, боимся, точно напасти какой!.. У вас все гроза!.. Изо всего-то вы себе пугал надела­ли. Эх, народ... Я вот не боюсь».

 

Если в природе гроза уже началась, то в жизни по дальнейшим событиям видно ее приближение. Обыденность подтачивает разум, здравый смысл Кулигина; высказывает свой протест Катерина, хотя и бессознательны ее действия, но она не способна перешагнуть че­рез консерватизм предков и сама решает свою судьбу; она бросает­ся в Волгу. Во всем этом заключается главное значение реалистичес­кого символа, символа грозы. Однако он не однозначен. В любви Катерины к Борису есть что-то стихийное, природное, как и в грозе. Тем не менее в отличие от грозы любовь приносит радость, но у Катерины это не так, хотя бы потому, что она замужняя женщина. Но Катерина не боится этой любви, как не боится грозы Кулигин. Она говорит Борису: «... Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда?» Гроза скрыта в самом характере героини, она сама говорит, что еще в детстве, кем-то обиженная, убежала из дома и уплыла одна в лодке по Волге. 

 

Пьеса была воспринята современниками как острое обличение су­ществующих в стране порядков. Добролюбов так говорил о драме Ос­тровского: «Пьеса «Гроза» есть, без сомнения, самое решительное про­изведение Островского... В «Грозе» есть что-то освежающее и ободря­ющее. Это «что-то» и есть, по нашему мнению, фон пьесы, указанный нами и обнаруживающий шаткость и близкий конец самодурства...»

 

В это верил и сам драматург, и его современники.

 

Преодолевая оскорбительную брань реакционной критики, при­теснения царской цензуры, недоброжелательное отношение дирек­ции императорских театров, Островский с самых первых пьес и до конца своего творческого пути был демократическим драматургом-новатором, отстаивавшим теоретически и практически принципы кри­тического реализма.

 

По его мнению, «реализм... есть не более не менее, как настоя­щее творчество, связанное с широкими обобщениями, с глубокой типизацией. Писатель, отображая действительность, утверждает по­ложительные типы как «высшее выражение» современной ему жизни или обличает в ней отрицательное, узкоэгоистическое.

 

Разъясняя в 1850 году В.И. Назимову, попечителю Московского учебного округа, цель комедии «Свои люди — сочтемся!», драма­тург писал: «Мне хотелось, чтоб именем Подхалюзина публика клей­мила порок точно так же, как клеймит она именем Гарпагона, Тартю­фа, Недоросля, Хлестакова и других».

 

Защищая реализм, Островский всегда критиковал натурализм. Его персонажи, как правило, отличаются глубиной и широтой обоб­щения. На это обратил внимание еще Добролюбов: «Типы комедий Островского нередко заключают в себе не только исключительно купеческие или чиновничьи, но и общенародные черты».[/sms]