Сочинение "Рудин — человек прошлого"

Романы И.С. Тургенева заключают в себе своеобразную полуве­ковую историю русской интеллигенции. Писатель быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное созна­ние, и в своих произведениях непременно обращал (сколько позво­ляли обстоятельства) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно «начинавший волновать общество».

 

[sms]Романы Тургенева насыщены фактами идеологии, культуры, ис­кусства — ими художник помечал движение времени. Но главным для Тургенева всегда оставался новый тип человека, новый характер, непосредственно отражавший влияние исторической эпохи на чело­веческую личность. Поиски героя — вот что руководило романистом в изображении разных поколений русской интеллигенции.

 

Герой у Тургенева взят в наиболее ярких проявлениях. Любовь, деятельность, борьба, поиски смысла жизни, в трагических случаях гибель — так в самые значительные моменты выявляется характер героя и определяется его человеческая ценность.

 

Рудин производит с первого же раза впечатление «человека за­мечательного», необыкновенного. Нельзя отнести это на счет его внешности: «Вошел человек лет тридцати пяти, высокого роста, не­сколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом неправильным, но выразительным и умным, с жидким блеском в быстрых темно-синих глазах, с прямым широким носом и красиво очерченными губами. Платье на нем было не ново и узко, словно он из него вырос». Ничто, казалось, не располагало в его пользу. Но очень скоро при­сутствующие ощущают резкую незаурядность этой новой для них личности.

 

Сначала Рудин легко и изящно уничтожает в споре Пигасова, обнаруживая остроумие и привычку к полемике. Затем выказывает много знаний и начитанности. Но не этим он покоряет слушателей: «Рудин владел едва ли не высшей тайной — музыкой красноречия.

 

Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно зве­неть и дрожать все другие. Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, о чем шла речь; но грудь его высоко поднималась, ка­кие-то завесы разверзались перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди».

 

Рудин не только оратор и импровизатор. На слушателей действу­ет его увлеченность исключительно высшими интересами. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только практическим целям, заботам о существовании, утверждает Рудин. Просвещение, наука, смысл жизни — вот о чем говорит Рудин так увлеченно, вдох­новенно и поэтично. Силу воздействия Рудина на слушателей, убеж­дение словом ощущают все персонажи романа. Наталья сразу охва­чена еще неясным ей самой чувством, Басистое смотрит на Рудина как на учителя, с восторженным обожанием, Александра Павловна простодушно ахает и удивляется «необыкновенному уму Рудина», Волынцев отдает ему должное и предчувствует в нем соперника, Ласунская тщеславится «своей находкой», а ее приживал Пандалев-ский на свой лад оценивает способности Рудина — «очень ловкий человек». Озлоблен и не признает достоинств Рудина один Пига-сов — от зависти и обиды за свое поражение в споре.

 

В этот первый вечер Рудин предстает действительно «светлой личностью». Но автор уже слегка иронизирует над ним, отмечая снис­ходительность Рудина, в которой сказывается привычка считать себя выше остальных людей. Важен и такой штрих: «Рудин начал расска­зывать. Рассказывал он не совсем удачно. В описаниях его недоста­вало красок». Что это значит? Очевидно, Рудин менее восприимчив к ярким впечатлениям конкретной жизни, чем к «общим рассужде­ниям». И еще: Рудин «не умел смешить», сам он смеется очень ред­ко, и веселье не украшает его — а доступно ли ему ощущение радо­сти жизни?

 

Новое суждение останавливает внимание читателя — оказывает­ся, у Рудина нет чутья к родному языку. Пока это только легкие тене­вые штрихи, не нарушающие общего светлого колорита образа, — по мере развития романа они ложатся гуще. В речах Пигасова о Рудине слышится уже не только обида уязвленного человека. В его ядови­тые замечания автор вкладывает и некоторую долю своего критициз­ма. Рудин занят исключительно высшими вопросами существования, он очень умно рассуждает о самопожертвовании, но, в сущности, сосредоточен только на своем «я».

 

В первом же разговоре Рудина с Натальей раскрывается одно из главных противоречий его характера. Только что накануне Ру­дин говорил так вдохновенно о будущем, о смысле жизни, и вдруг предстает перед нами усталым человеком, не верящим ни в свои силы, ни в сочувствие людей. Правда, достаточно возражения удив­ленной Натальи — и Рудин корит себя за малодушие и вновь про­поведует необходимость делать дело. Но автор уже заронил в душу читателя сомнение в том, что слова Рудина согласуются с делом, намерения — с поступками.

 

Развитию отношений Рудина и Натальи предшествует в романе история любви Лежнева, в которой Рудин сыграл важную роль. Са­мые лучшие намерения Рудина привели к обратному результату: взяв на себя роль наставника Лежнева, он отравил ему радость первой любви. После рассказа об этом читатель подготовлен и к финалу любви Натальи и Рудина.

 

Рудина невозможно упрекнуть в притворстве — он искренен в своем увлечении так же, как потом будет искренен в раскаянии и в самобичевании. Беда в том, что «с одной головой, как бы она силь­на ни была, человеку трудно узнать даже то, что в нем самом проис­ходит...». И вот развертывается история, в которой герой романа теряет на время героические черты.

 

Рудин, как все тургеневские герои, проходит через испытание любовью. Это чувство бывает у Тургенева то светлым, то трагичным и разрушительным, но всегда это сила, обнажающая истинную нату­ру человека. Здесь-то и обнаруживается «головной», надуманный характер увлечения Рудина, недостаток у него естественности и све­жести чувств. Рудин не знает ни себя, ни Натальи, принимая ее пона­чалу за девочку. Как очень часто у Тургенева, героиня поставлена в любви выше героя — цельностью натуры, непосредственностью чув­ства, безоглядностью в решениях. Наталья, в свои восемнадцать лет, без всякого жизненного опыта, готова бросить дом и против жела­ния матери соединить судьбу с Рудиным. Но в ответ на вопрос: «Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?» — она слышит от Рудина: «Разумеется, покориться». Много горьких слов бросает На­талья Рудину: она упрекает его в малодушии, трусости, в том, что его высокие слова далеки от дела. «Как я был жалок и ничтожен перед ней!» — восклицает Рудин после объяснения с Натальей.

 

Герой будто бы развенчан. И однако с момента внезапного отъезда Рудина из дома Ласунской начинается в романе обратное движение — к оправданию героя. Меняется тональность повествования, из ав­торской речи уходит ирония, а в речах Рудина опять звучит высокая поэзия — поэзия независимого и гордого скитальчества. Рудину приходит на память смешной, но благородный рыцарь — герой ро­мана Сервантеса. Для Тургенева Дон-Кихот всегда был воплощением начал добра и самопожертвования, и образ его возникает на этих страницах не случайно.[/sms]