Сочинение"Раннее творчество А.П. Чехова"

Тогда человек станет лучше,

 когда вы покажете ему, каков

 он есть...

 А. Чехов

 

Свой творческий путь Чехов начинал с веселой и язвительной насмешки, с юморесок, в которых очень скоро обнаружился силь­нейший сатирический заряд.

 

[sms]...На вокзале встретились два приятеля — толстый и тонкий. Они взволнованно вспоминают дни детства, гимназию, рассказывают друг другу, кто как живет. А живут они по-разному. Тонкий дослужился до коллежского асессора — чин небольшой, жалованье плохое, но, говорит он, «пробавляемся кое-как». А толстый? Небось уже статс­кий советник? «Нет, милый мой, поднимай выше, — сказал толстый. — Я уже до тайного дослужился. Две звезды имею».

 

И сразу перечеркнута умилительная картина встречи двух при­ятелей, друзей детства. Не два человека перед нами — толстый и тонкий, а два чина — большой и маленький, тайный советник и кол­лежский асессор. Один стоит на верхней ступени служебной лестни­цы, другой — где-то там внизу.

 

Причем толстый и не требует от тонкого никакого почитания, подобострастия. Он даже морщится от его угодливых слов. Но так глубоко въелась в душу тонкого как будто врожденная привычка гнуть спину перед вышестоящим, что он рассыпается в льстивых ком­плиментах перед своим былым соучеником: «Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с».

 

Интересно, что в ранней редакции рассказа толстый вел себя грубо и величественно, надувался «как индейский петух». Позднее Чехов переделал рассказ: толстый не важничает, не делает тонкому выговора. Он вообще как будто не любитель чинопочитания, не дает к нему внешне никакого повода. С тем большей выразительностью прорывается страшная сила подхалимства — она владеет тонким даже тогда, когда это вроде бы и не требуется обстоятельствами. 

 

Во многих рассказах молодого Чехова — таких, как «Смерть чиновника», «Хамелеон», «Маска», «Вверх по лестнице», «Винт», — неизменно «чин» оказывается важнее «человека». С веселой ирони­ей и в то же время с грустной усмешкой рисует молодой Чехов «тон­ких», сгибающихся в три погибели перед «толстыми», судорожно пытающихся вскарабкаться вверх по холодным ступеням громадной бюрократической лестницы.

 

 Пожалуй, самый сильный рассказ молодого Чехова — «Унтер Пришибеев». Его герой — лицо не официальное, кляузник и притес­нитель не по должности, а по привычке, так сказать, по любви. Он кричит на людей, расталкивает народ, составляет списки мужиков, которые песни поют, кляузничает, доносит, «пришибает» — и все это он делает не по службе. Он действует «сверхштатно». Недаром первоначально рассказ назывался «Сверхштатный блюститель». Так велика сила всеобщей пришибеевщины, так глубоко вошла в натуру этого сморщенного унтера с колючим лицом и хриплым, придушен­ным голосом привычка кричать на людей простого звания, что поис­тине он предстает порождением целого пришибеевского уклада, строя жизни.

 

Враг чинопочитания, молодой Чехов зло высмеивал «меркантиль­ный дух» собственников и обывателей, показывал грязную, прозаи­ческую изнанку их возвышенных речей, «романтических» чувств.

 

 ...Молодой человек провожает любимую девушку. Прощаясь, оба плачут. Они расстаются на неделю, а страдают так, будто не увидят­ся целую вечность. Он просит ее передать приятелю 25 рублей. И в последний момент, когда поезд должен тронуться, он врывается в вагон.

 

«— Варя! — сказал он, задыхаясь. — Голубчик... Расписочку дай! Скорей! Расписочку, милая! И как это я забыл?» («Жених»).

 

 Поезд отходит, молодой человек ругает себя за оплошность, за мальчишество. А потом вздыхает: «К станции, должно быть, подъез­жает теперь. Голубушка!» И это заключительное ласковое слово «Го­лубушка!» — последний штрих, дорисовывающий портрет «жени­ха». Перед нами не какой-нибудь сухарь, скупец, нет, это самый обыкновенный человек, он влюблен в свою прелестную белокурую Варю. И она отвечает ему взаимностью. Но любовь — любовью, а расписочка — расписочкой.

 

Первоначальное название рассказа «Жених» — «В наш практи­ческий век, когда и т.д.». Насмешливый заголовок этот можно было бы отнести ко многим рассказам, сценкам, анекдотам молодого Че­хова, где претенциозно-приподнятая, аффектированная любовь пер­сонажей неожиданно оборачивается сугубо прозаической стороной. Сначала писатель создает иллюзию чего-то красивого, поэтическо­го, почти неземного. С тем большей силой и сатирическим эффек­том показывает он в неожиданной развязке действительное лицо жизни — нечистое и грубое.

 

В этом своеобразие пути Чехова-прозаика: он начинал не с по­эзии, но с пародии на лжепоэзию, не с романтики, но с развенчания натужной, смехотворной лжеромантики. Среди его персонажей, «тол­стых» и «тонких», «хамелеонов», «господ обывателей», «унтеров пришибеевых», никто не вызывает сочувствия, все выступают объек­тами веселой и беспощадной насмешки.

 

Однако в пестрой и крикливой толпе самодовольных, невеже­ственных и лицемерных людишек, персонажей молодого сатирика, 'начинают мелькать иные лица — молчаливых, бедно одетых, нечи­новных, страдающих людей. Появляется повесть «Степь», где чита­телю открылся новый Чехов, тонкий, сдержанный лирик, несравнен­ный знаток природы. За «Степью» следуют «Именины» , «Припа­док» , «Скучная история» — повести и рассказы иной тональности.

 

 Работая над рассказом «Припадок», посвященным памяти Гар-шина, трагически погибшего, Чехов говорил: «Быть может, мне уда­стся написать его так, что он произведет, как бы я хотел, гнетущее впечатление»

 

Этот ряд произведений завершается повестью «Палата № 6» , которая вся, от первой до последней строки, проникнута духом про­теста против мрачной, «тюремной» действительности.

 

Такова главная установка Чехова второй половины 80-х — нача­ла 90-х годов XIX века: создание «гнетущего впечатления». Главная, но не единственная. В те же годы Чехов создает повести и рассказы («Святою ночью», «Счастье», «Красавицы»), исполненные светлой, сдержанно-лирической тональности. Со скрытой настойчивостью, с невысказанной грустью звучит здесь тема красоты родной земли, мечта о счастье человека..[/sms]