Сочинение "Герои произведений Андрея Платонова"

В середине 30-х годов XX века в связи с обострением политической ситуации в стране литература все более под­вергалась идеологизации. Уже известный писатель Платонов был вынужден признать ошибкой многое написанное им ра­нее. Не могло быть и речи в этой ситуации о публикации ост­росоциальных «Чевенгура» и «Котлована». Повесть «Ювениль­ное море» также не увидела свет, несмотря на закамуфлиро-ванность авторской идеи, вынесенной в подтекст с таким ма­стерством тайнописи, что в заблуждении оказался даже современный читатель, удивившийся оптимистическому пафосу быстро «перестроившегося» писателя.

 

[sms]Виртуозы-мастера, гениальные изобретатели и самозаб­венные борцы за всеобщее счастье, в изображении которых Платонов не знал ни устали, ни повторов, пройдя сквозь ог­ненные трубы своего вдохновения и его реализации, обнару­живают тщетность своих инициатив. Как правило, они жертвы своих собственных или чужих идей, погибающие в столкнове­нии с неумолимой реальностью.

 

Трагически завершается жизнь одного из самых значи­тельных платоновских персонажей, Саши Дванова из рома­на «Чевенгур». Путь героя к истине сложен. Саша Дванов рожден революцией, ею сформировано его коммунистичес­кое сознание, его аскетизм, готовность к самопожертвова­нию во имя идеала, но идеалы героя слишком абстрактны, они чужды народу и не выдерживают поверки народной эти­кой. В романе с огромной художественной силой реализо­вана мысль о противостоянии абстрактного коммунистичес­кого идеала, который приобрел черты казарменного комму­низма, и конкретной народной жизни, исковерканной идея­ми социального рационализма. Дванов, принадлежащий к типу героев-правдоискателей, не найдя истины в коммунис­тическом Чевенгуре, уходит из этого мира. Не случайно на протяжении всего романного действия ищет Сашу Захар Павлович, чтобы вернуть своего «заблудшего сына» домой, к народной жизни. Именно Захар Павлович является тем персонажем, которому можно дать платоновское определе­ние «сокровенный». Он носитель народного идеала, каким этот идеал представляется художнику. «Сокровенные» пла­тоновские герои несут в себе зерно народной жизни. Выра­ботанное веками народное сознание сопротивляется рацио­нальной схеме, рожденной «текущим моментом». Сокровен­ный человек сомневается, ищет правду, истину, озабочен стремлением «очеловечить» мир, помочь ближнему. Он, об­ладая природной зоркостью, оказывает сопротивление все­му чуждому, наносному, противоречащему исконно народ­ным представлениям о нравственности.

 

 Характерно, что в социальных утопиях Платонова функ­ция «сокровенного» героя передана второстепенным или во­все эпизодическим персонажам. И хотя они редко появляют­ся в сюжетной канве повествования, их смысловая роль край­не велика. В большей мере такое наблюдение относится к роману «Чевенгур».,Взять, к примеру, кузнеца Сотых и крес­тьянина по прозвищу Недоделанный. Оба они, являясь носи­телями народного сознания, трезво оценивают трагические события в стране и видят перспективу дальнейшего развития навязанного народу казарменного социализма. Недоделан­ный прозорливо предупреждает чужих, пришлых людей, одер­жимых идеей мгновенного социального переустройства, о страшных последствиях проводимой ими политики раскула­чивания крестьян.

 

Отчетливо мысль о неминуемом экономическом крахе по­литики текущего момента прозвучала и в разговоре Дванова и Копенкина с кузнецом Сотых, который в открытой резкой форме предсказал будущее: «И в партии у вас такие же негодящие люди... Ты говоришь — хлеб для революции! Дурень ты, народ ведь умирает — кому ж твоя революция останется?»

 

В повести «Котлован» высокой смысловой нагрузкой от­мечен эпизодический образ Ивана Крестинина. Сцена проща­ния старого крестьянина со своим хозяйством резко выделя­ется на фоне гротескного повествования своей реалистичес­кой выписанностью, усиливая трагичность звучания в повести темы коллективизации: «Старый пахарь Иван Семенович Кре-стинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы, а его баба причитала над голы­ми ветками.

 

— Не плачь, старуха, — говорил Крестинин. — Ты в кол­хозе мужиковской давалкой станешь. А деревья эти — моя плоть, и пускай она теперь мучается, ей же скучно обобще­ствляться в плен».

 

 Обращает на себя внимание прием, использованный здесь автором для усиления идеологического смысла эпизода: в то время как главные персонажи повести наделены лишь фами­лиями, герой, появляющийся только в одной сцене, имеет фа­милию, имя и отчество. Авторский умысел проявлен и в том, что имя Иван Крестинин созвучно словосочетанию Иван — крестьянский сын.

 

Есть в «Котловане» и пророчества, близкие по смыслу че-венгурским. В сцене раскулачивания поражает смелостью реплика одного из крестьян. «Ликвидировали?! — сказал он из снега. — Глядите, нын­че меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в соци­ализм придет один ваш главный человек!»

 

В произведениях Платонова мастерски вскрыт механизм мифологизации сознания всех слоев общества, не только про­летариата, но и крестьянства. Писатель сочувствовал народу, попавшему в плен «идеи», видел в этом не вину его, а беду. Свою позицию он выразил словами кузнеца Сотых, который считал коммунистов хорошими людьми, но странными: «как будто ничего человек, а действует против простого народа». Платонов не видел злонамеренности в действиях коммунис­тов, уничтожавших крестьянство. Он понимал опасность иде­ологического микроба, поразившего податливую русскую по­чву, населенную народом, склонным к мечте о «грядущем царстве правды». Политический лозунг, обещающий через несколько лет райскую жизнь, заменил отринутого Бога, и лозунгу этому самозабвенно верили.

 

В изображении платоновских героев нашли отражение многочисленные авторские интенции, порой скрытые от само­го писателя. Тексты его произведений насыщены периодичес­кими возвратами, пародийностью, повторяющимися приема­ми, лейтмотивами. В критике неоднократно указывалось на роль образа — символа дороги в художественной системе писателя. Почти все герои Платонова отправляются в путь искать «смысл существования». Характерно, что персонажи социальных утопий отчасти пародируют движение «сокровен­ных» героев. И Вощев, и Дванов бредут по дороге, приближа­ясь не к истине, а к смерти. «Одна открытая дорога», по которой отправился Вощев, ведет только в одно место — к котловану. Котлован в повести — овеществленная метафора строительства социализма, модель общественной структуры эпохи коллективизации, когда все силы были направлены на строительство «общего пролетарского дома», когда рабочие трудились до изнурения, забыв себя, а крестьяне, уцелевшие от голодной смерти, покидали родные места в поисках слу­чайного заработка. [/sms]