Сочинение "«Затеряться в самой нутряной России». (По рассказу А.И. Солженицына «Матрёнин двор»)"

Писателя Александра Солженицына с первого момента его появления в литературе провозглашали «новым Тол­стым» и по сей день приноравливают его к «новому Тол­стому» — или пеняют на «нового Толстого», кем он будто бы так и не стал. Но те, что ждали этого второго прише­ствия, да так и не дождались, усматривая эгоизм самоназ­наченного мессии уже только в затворничестве Солжени­цына, и тогда видимое выдавали за невидимое. В основе своей Толстой и Солженицын как личности не имеют ниче­го общего, кроме заурядного совпадения человеческих черт. Будь то самоограничение или волевое осознание своих це­лей, у Толстого и у Солженицына это не натруженные мес­сианским призванием мускулы, а черты характера, челове­ческие черты, врожденные или воспитанные, то есть явив­шиеся еще, быть может, и до того момента, как стали они собственно писателями.

 

[sms]Но соизмерять личности Толстого и Солженицына — это как землю мерить с воздухом или воду с огнем. Это не про­сто иные — это взаимоотталкивающиеся творческие стихии. Солженицын — борец. Толстой — созерцатель. Один взывал жить не по лжи, что подразумевало борьбу, возмущение. Дру­гой исповедовал под конец жизни непротивление злу, смире­ние. Сердцевина личности Толстого — в мучительном отно­шении ко всем институтам современного ему русского обще­ства, будь то собственность или брак, в котором он мечтал отыскать прежде всего нравственную гармонию, тогда как сердцевина личности Солженицына — изгойство. Толстой верил в мировую волю и воплотил эту веру в «Войну и мир»; Солженицын — волю мировую в «Красном колесе» разъял на осколки и судьбы, растворил в почти почасовой хронике ис­торических событий. Толстой полагал, что приносит своему народу какое-то страдание. Солженицын — что избавляет от страданий свой народ. Иначе сказать, один ощущал себя чу­жим и одиноким в своих убеждениях, тогда как другой писал от имени миллионов.

 

 В творчестве Солженицына, продолжающего традиции рус­ской классики девятнадцатого века, трагические судьбы ге­роев осмысливаются автором в свете нравственного и христи­анского идеала.

 

 В феврале 1956 года Солженицын реабилитирован реше­нием Верховного Суда СССР, что делает возможным возвра­щение в Россию: он учительствует в рязанской деревне, живя у героини будущего рассказа «Матрёнин двор». С 1957-го Солженицын в Рязани, преподает в школе. Все это время идет потаенная писательская работа над романом «В круге пер­вом», созревает замысел «Архипелага ГУЛАГ».

 

Как и у любого автора, женские образы у Солженицына имеют свои характерные особенности. Но, как известно, оди­наковых людей не бывает, поэтому и женщина в его произве­дениях — отдельная судьба.

 

 Произведение «Матрёнин двор» написано целиком о жен­щине. Несмотря на множество не связанных с ней событий, Матрёна является главным действующим лицом. Вокруг нее Развивается сюжет рассказа. И эта пожилая женщина имеет много общего с молодыми девушками из романа «В круге первом». В ее внешности есть, да и было в молодости, что-то нелепое, странное. Чужая среди своих, она имела свой соб­ственный мир. Осуждаемая, непонятная в том, что не такая, как все. «В самом деле! — ведь поросенок-то в каждой избе! А у нее не было!..»

 

У Матрёны непростая, трагическая судьба. И тем сильнее становится ее образ, чем больше раскрываются тяготы ее жизни: несчастная молодость, беспокойная старость. И в то же время в ней нет сверхвыраженной индивидуальности, да и тяги к философским рассуждениям, как у Клары и Агнии из «В круге первом». Но зато сколько доброты и жизнелю­бия! В конце произведения автор говорит о своей героине слова, характеризующие ее назначение: «Все мы жили ря­дом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наша».

 

 Такого рода женские образы проскальзывают в произве­дениях, подчеркивая прелесть высокодуховных героинь или внутреннюю непривлекательность некоторых других. Их по­рой больше, как, например, соседок и родственниц Матрены, лицемерных и расчетливых. Но количеством не подчеркнута их правота, а скорее наоборот: все они незаметные тени или просто кричащая толпа, которая забывается за более нрав­ственным и глубоким.

 

 Главной особенностью литературного языка Солжени­цына является то, что Александр Исаевич сам дает поясни­тельную трактовку по многим репликам героев рассказа, и это приоткрывает нам ту завесу, за которой кроется само настроение автора, его личное отношение к каждому из героев. Впрочем, у меня сложилось такое впечатление, что авторские трактовки имеют несколько ироничный харак­тер, но в то же время они как бы синтезируют реплики и оставляют в них только прдноготный, ничем не прикрытый, истинный смысл. «Ах, тетенька-тетенька! И как же ты себя не берегла! И, наверно, теперь они на нас обиделись! И родимая же ты наша, и вина вся твоя! И горница тут ни при чем, и зачем же пошла ты туда, где смерть тебя стерег­ла? И никто тебя туда не звал! И как ты умерла — не думала! И что же ты нас не слушалась? (И изо всех этих причитаний выпирал ответ: в смерти ее мы не виноваты, а насчет избы еще поговорим!)». Читая между строк рассказ Солженицына, можно понять, что и сам Александр Исаевич делает совсем иные выводы из услышанного, чем те, кото­рых можно было ожидать.

 

Сам автор, пройдя сложный и разнообразный жизненный путь, повидав много разных людей, обосновал в своем серд­це образ женщины — прежде всего человека: той, что под­держит и поймет; той, что, имея свою внутреннюю глубину, поймет и твой внутренний мир, воспримет тебя таким, каков ты есть.

 

 Солженицын упоминает «праведника» в рассказе «Матрё­нин двор» не случайно. Это может с какой-то стороны отно­ситься ко всем положительным героям. Ведь все они умели смириться с чем бы то ни было и в то же время оставаться борцами — борцами за жизнь, за доброту и духовность, не забывая о человечности и нравственности. [/sms]