Сочинение Мастерство реалистического изображения жизни в одном из произведений русской литературы XX века. (В.П. Астафьев. «Пастух и пастушка»)

Чуть больше полувека, что минули после Великой Отече­ственной войны, не ослабили интереса общества к этой траге­дии. Время демократизма и гласности, осветившее светом прав­ды многие страницы нашего прошлого, ставит перед историка­ми и литераторами новые и новые вопросы. И наряду с тради­ционно рассматриваемыми произведениями Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Богомолова в нашу жизнь входят «не терпящие полуправды» романы В. Астафьева «Пастух и пастушка»,

 

[sms]В. Гроссмана «Жизнь и судьба», повести и рассказы В. Некра­сова, К. Воробьева, В. Кондратьева. Эти произведения потря­сают своим жестоким реализмом, как и должна потрясать сама война — противоестественное для людей занятие.

 

«Роковым препятствием на благородном человеческом пути была и остается война — самое безнравственное деяние из всех, какие породил человек». И потому не умолкает война в творче­стве Виктора Астафьева. О тех молодых парнях, с которыми пришлось писателю воевать, но которым не довелось дожить до Победы, и написал он одну из лучших своих, одну из самых «трудных и больнее доставшихся ему вещей» — повесть «Пас­тух и пастушка». В этой повести воссоздан образ чистой любви, жизнь человеческих душ, войной не смятых, не подавленных. «Современная пастораль» — такой подзаголовок, многое опре­деляющий и проясняющий в идейном звучании произведения, дал писатель своей повести, в которой есть любовь и счастье — эти главные приметы традиционной пасторали.

 

 Но недаром писатель рядом со словом «пастораль» поста­вил слово «современная», как бы подчеркнув тем самым же­стокую определенность времени, безжалостного к человечес­ким судьбам, к самым тонким и трепетным порывам души. Есть в повести очень важное противопоставление — детское воспоминание главного героя, лейтенанта Бориса Костаева, о театре с колоннами и музыкой, о пасущихся на зеленой лу­жайке белых овечках, о танцующих юных пастухе и пастушке, любивших друг друга, и не стыдившихся этой любви и не боявшихся за нее, резко, кричаще контрастирует, внешне сдержанно, но внутренне поразительно .глубоко и эмоциональ­но, с обостренной болью и щемящей душу печалью написан­ной сцены об убитых стариках, хуторских пастухе и пастушке, «обнявшихся преданно в смертный час».

 

«Залп артподготовки прижал стариков за баней — чуть их не убило. Они лежали, прикрывая друг друга. Старуха спрятала лицо под мышку старику. И мертвых било их осколками, посек­ло одежонку...» Короткая эта сцена, символика которой особен­но очевидна в контрасте с театральной идиллией, пожалуй, цен­тральная в произведении. В ней как бы сконцентрирован тра­гизм войны, ее антигуманность. И теперь уже невозможно вос­принимать дальнейшее повествование, следить за короткой, как вспышка ракеты, историей любви Бориса и Люси, за судьбами других персонажей иначе как через призму этой сцены.

 

 Показать антигуманную суть войны, ломающую и коверкаю­щую судьбы, не щадящую саму жизнь, — главная задача", кото­рую поставил перед собой В. Астафьев в повести. Писатель по­гружает нас в атмосферу войны, густо насыщенную болью, неис­товством, ожесточением, страданием, кровью. Вот картина ноч­ного боя: «Началась рукопашная. Оголодалые, деморализован­ные окружением и стужею, немцы лезли вперед безумно и слепо. Их быстро прикончили штыками. Но за этой волной накатилась другая, третья. Все переменилось, дрожь земли, тертые с визгом откаты пушек, которые били теперь и по своим, и по немцам, не разбираясь, кто где. Да и разобрать уже ничего было нельзя».

 

Эта сцена с жутким реализмом призвана подвести читате­ля к основной мысли повести: о противоестественности, зас­тавляющей людей убивать друг друга. Вне этой главной мыс­ли нельзя понять трагедии лейтенанта Бориса Костаева, умер­шего в госпитале, которому война подарила любовь и тут же отняла ее. «Ничего невозможно было поправить и вернуть. Все было и все минуло».

 

 В повести «Пастух и пастушка», произведении большого философского смысла, наряду с людьми высокого духа и сильных чувств писатель создал образ старшины Мохнакова, способного к насилию, готового переступить черту человеч­ности, пренебречь чужой болью. Трагедия Бориса Костаева на его фоне становится еще яснее. Однажды в разговоре с Люсей Борис произнесет очень важные слова о том, что страш­но привыкнуть к смерти, примириться с ней. И с Борисом, и с Мохнаковым, находившимися на передовой, постоянно видев­шими смерть во всех ее проявлениях, случается то, чего бо­ялся Костаев. Они привыкли к смерти. Повесть В. Астафьева предостерегает: «Люди! Это не должно повториться!» [/sms]