Владислав фелицианович Ходасевич (1886-1939)

Русский поэт, литературный критик, мемуарист. Он родился в Москве, в семье польского дворянина, художника. Сам Ходасевич счи­тал, что наиболее значительная роль в духовном воспитании в детские годы принадлежала его кормилице, тульской кресть­янке Е. А. Кузиной. Она не только его воспитала, но и спасла ему жизнь.

 

Владислав Ходасевич родился на полмесяца раньше срока, хилый и слабый, он должен был умереть. А тут еще у матери, женщины немолодой, за сорок лет, пропало молоко. Корми­лицы от него отказывались, считая, что все равно помрет. Но Елена Александровна Кузина осталась с ним, отдала ему все безраздельно, в том числе и жизнь своего ребенка, потому что двоих выкормить не могла. «Моя жизнь, — писал Ходасевич, — стоила жизни другому существу».

 

Это признание, сделанное за несколько лет до смерти в очерке «Младенчество», многое объясняет в его характере, в отношении к самому себе и собственному творчеству — всегда сдержанному, чуть ироничному, вроде бы он, Владислав Хода­севич, как бы не совсем справедливо живет на свете. Видимо, отсюда его раздражительность, мнительность, постоянное желание спрятаться в скорлупу, нору, по выражению Андрея Белого, даже в склеп: «Жалкий, зеленый, больной, с личиком трупика, с выражением зеленоглазого змея, мне казался порою юнцом, убежавшим из склепа, где он познакомился уже с чер­вем; вздев пенсне, расчесавши проборчиком черные волосы, серый пиджак затянувши на гордую грудку, удивлял нас уме­ньем кусать и себя и других, в этом качестве напоминая скор­лупчатого скорпионика»

 

Но вот из-под пера "Скорпионика" выходят нежнейшие строки о простой тульской крестьянке:

 

Не матерью, но тульскою крестьянкой

Еленой Кузиной я выкормлен. Она

Свивальники мне грела над лежанкой,

Крестила на ночь от дурного сна.

Она не знала сказок и не пела,

Зато всегда хранила для меня

В заветном сундуке, обитом жестью белой,

То пряник вяземский, то мятного коня.

Она меня молитвам не учила.

Но отдала мне безраздельно все:

И материнство горькое свое,

И просто все, что дорого ей было.

Лишь раз, когда упал я из окна,

И встал живой (как помню этот день я!),

Грошовую свечу за чудное спасенье

У Иверской поставила она...

 

Под стихами стоят две даты, разделенные несколькими го­рами — 18 февраля 1917 г. и 2 марта 1922 г., следовательно, ав­тор постоянно думал об этом и стихи не были написаны под минутным настроением.