Реферат : История и последствия сельскохозяйственного освоения России

Введение

История сельскохозяйственного освоения России — это история конфликтов. Сама природа способствовала возникновению сложных противоречий между способами ведения сельского хозяйства; между субъектами сельскохозяйственных отношений; между интересами и возможностями власти в области аграрного налогообложения и отношений собственности. С одной стороны, эти конфликты приводили к частым негативным изменениям в агроландшафтах, с другой — к появлению характерной черты российского крестьянина — недоверия к результатам своего труда и пренебрежения к земле и, одновременно, языческого поклонения ей, как капризному источнику непостоянных доходов. В результате, в России сельская природа не воспринимается населением, как непременное условие существования. В России нет понятия ренты, здесь не было и нет сознания того, что земельный и природный потенциал ограничен. По мнению одного из известных деятелей охраны природы Г. А. Кожевникова, "в России с ее необъятными просторами труднее, чем где бы то ни было, привить общественному мнению мысль о том, что природа должна больше страшиться человека, чем человек — природы".

Особенности сельскохозяйственного освоения в Древней Руси

[sms]

Трудно обозначить определенно то время, когда началось сельскохозяйственное освоение территории России. Началом земледельческого освоения, которое могло уже оказать необратимое влияние на ландшафт и сформировать определенный менталитет населения, возможно, следует считать середину 1 тысячелетия н. э., когда произошла консолидация восточнославянских племен. Но, по мнению Л. Н. Гумилева, еще в эпоху бронзы, во II тысячелетии до н. э., обозначилось разделение племен на оседлые земледельческие и кочевые скотоводческие, что существенно воздействовало на судьбы этих племен. Достаточно распространенным явлением был переход кочевников к оседлости; под натиском новых пришельцев оседлые или полуоседлые племена порой бывали вынуждены покидать привычные места обитания и возвращаться к кочевому образу жизни. Эта возможность маневра, альтернативы, являлась одним из факторов стабильности, а значит — и предпосылкой к возникновению устойчивых форм хозяйствования.

Вероятно, нельзя говорить об экологической устойчивости земледелия Древней Руси. Дело в том, что система подсечного земледелия, практиковавшаяся на протяжении веков в Восточной Европе, явилась мощным фактором деградации почв. Суть ее заключалась в уничтожении естественной растительности, сжигании органического материала на поверхности почвы и последующем бороновании. После непрерывного выращивания в течение нескольких лет зерновой монокультуры (рожь, пшеница, ячмень, просо), пашня забрасывалась, и операция повторялась на другом участке. Такое сильное воздействие на почвенную экосистему, более частое, чем воздействие естественных лесных пожаров, существенно отразилось на состоянии почв ландшафтов лесной и лесостепной зоны, в первую очередь, дерново-подзолистых, серых лесных и оподзоленных черноземов. Здесь необратимо менялся состав гумуса, микробной биоты, наименее устойчивых почвенных минералов. Это воздействие было настолько сильным, что его последствия можно наблюдать и по сей день. Так, в почвах древних земледельческих ландшафтов часто присутствует множество мелких угольков, зачастую придающих черный цвет почве и оказывающих несомненное влияние на экологические функции почв.

Сильные изменения основы древнего агроландшафта — почвы — открывали широкие возможности для смены животного и растительного населения обширных территорий. Довольно раннее начало использования железных орудий (топора, наконечника для сохи) ускорило процесс первичного изменения ландшафта и способствовало земледелию. В то же время процесс истощения почв препятствовал оседлому образу жизни и стимулировал развитие скотоводства. По мнению Л. Н. Гумилева, концепция, в соответствии с которой предки славян занимались по преимуществу хлебопашеством, а соседствовавшие с ними финские и угорские племена — охотой, представляется очень упрощенной. Видимо, и славянские, и финские первобытные общности использовали — в зависимости от конкретных природных условий — различные средства, чтобы обеспечить свое существование. С уверенностью можно утверждать, что даже в более поздние времена, в период становления государства, восточные славяне не пренебрегали ни охотой (особенно на пушного зверя), ни бортничеством (лесным пчеловодством), ни рыболовными промыслами, ни домашним скотоводством. Отметим здесь коренное отличие от стран Западной Европы, где охота стала "дворянским занятием" уже в XIII в. Именно в альтернативном использовании природных ресурсов, сопутствующем и не противоречащем основному — сельскохозяйственному виду деятельности, можно усмотреть ранние формы и предпосылки устойчивого сельского хозяйства [1].

Возникновению альтернативных навыков, хозяйственных укладов и способов землепользования способствовали плотные контакты населения лесных районов и степняков-кочевников. Обменная торговля между ними связывала степняков и славян лесостепной полосы в экономико-географическую систему, что вело к оформлению военно-политических союзов, характерных для левобережных княжеств и Рязани. В процессе формирования этих союзов закреплялись и определенные традиционные ландшафты природопользования, удобные для одних народов и не представляющие особой ценности для других. Активный обмен не только способствовал увеличению антропогенной нагрузки и дальнейшему изменению ландшафтов, но привел также к полной перестройке систем землепользования. Так, политическая стабилизация на границах приводила к усилению торговых отношений. Поставки скота в обмен на зерно в районы подсечно-огневого земледелия способствовали увеличению поголовья, что позволяло вносить в почву навоз. Это могло быть мощным фактором не только окультуривания ландшафта, создания первых устойчивых форм земледелия, но и оседлости и роста населения. Другой не менее важный фактор — социально-экономический кризис кочевых народов в XIV – XV вв., связанный с увеличением нагрузки на степные экосистемы. Этот кризис вызвал волну миграции на север, что существенно повлияло на политическую ситуацию в древней Руси. Все эти события способствовали в дальнейшем закабалению и закрепощению крестьян [1].

Ключевые исторические события и эволюция природных ресурсов сельского хозяйства в XVII – XVIII вв.

С возникновением Российского государства после тяжелого времени Смуты XVII века наступает новый период в эволюции форм устойчивого сельского хозяйства. Этот период достаточно условно можно назвать периодом реформ.

Интересен взгляд Елены и Сергея Пономаренко с соавторами на экологические и иные последствия земельных реформ. Речь идет об изменении системы мотиваций, "правил игры" землевладельцев и землепользователей в их отношениях с землей. Смена мотиваций неизбежно ведет к изменению расположения угодий, их количества и соотношения между ними. В то же время, подчеркивают авторы, "возникающая каждый раз новая мозаика угодий напрямую связана с экологическим здоровьем или неблагополучием территории — с возможностью или невозможностью устойчивого развития природопользования... Это относится к соотношению лесных и открытых участков, к взаимному расположению лесных массивов, структуре населенных пунктов, дорожной сети т. д. Это относится также к обезлесению территории, которое неминуемо происходило при всех последних земельных реформах в России и бурно происходит сейчас в странах третьего мира, пошедших по пути капитализации. Наконец, это относится к долговременной составляющей почвенного плодородия, определяющей потенциальную урожайность и, соответственно, аграрную емкость территории (минимальный размер участка, достаточный для ведения товарного сельского хозяйства и т. п.)" [4].

Эта мысль о сильных и непредсказуемых последствиях земельных реформ как для экологического состояния земельных ресурсов, так и для населения, прослеживается у авторов и дальше. Следует сразу отметить, что авторы цитируемой книги "Земельная реформа в России" (1996) — убежденные сторонники последовательных реформ. Речь идет лишь о том, что любая реформа всегда приводит к состоянию экологической неустойчивости, последствия которого сказываются прежде, чем общество и природа войдут в новое устойчивое состояние.

Для подтверждения этого тезиса приведем вкратце, используя, в частности, указанный источник, описания наиболее ярких событий в эволюции ресурсов сельского хозяйства России второй половины ушедшего тысячелетия.

Первые крупные изменения условий сельскохозяйственного природопользования наблюдаются после террора, развязанного Иваном IV (Грозным), во времена крайне непоследовательных реформ Бориса Годунова и Смуты (конец XVI — начало XVII вв.). В конце XVI века территория Центральной России обезлюдела. Происходил самозахват лесных земель в удаленных от центра районах и их сведение под распашку одновременно с забросом и зарастанием земель в неспокойных центральных районах. Возможно, крупные изменения в структуре земельных угодий явились одной из главных причин голода начала XVII века, первого в России крестьянского восстания 1606 г. (под предводительством Ивана Болотникова), а также Смуты [4].

В 1601 – 1602 годах случились подряд два неурожая, которые породили страшный голод и унесли множество жизней (по сведениям Н. И. Костомарова, в одной Москве умерло около 127 000 человек). Тот же автор утверждает, что в окрестностях Курска, в Северной земле, около Владимира и в разных уездах окраинных городов урожаи были очень хороши. Это подтверждает непосредственную связь изменения структуры земельных угодий, голода и народных волнений.

С 1613 г. начинается правление новой династии Романовых, а в 1649 г происходит юридическое закрепление крепостной зависимости Соборным уложением. Эти события сопровождались сильнейшей милитаризацией государства: военные расходы во второй половине XVII века достигали 67% от общих расходов казны, численность армии составляла не менее 100 – 150 тысяч человек. Подобные расходы требовали налоговых поступлений в казну. По мнению Е. и С. Пономаренко (возможно, слишком категоричному), "крепостное право в России и родилось вследствие необходимости стабильно собирать налоги".

Здесь важно также обратить внимание на единовременность событий: официальное введение крепостного права сопровождается централизацией власти в середине XVII века. Одной из основных идей, пронизывающих Соборное уложение, стало усиление государственного контроля над обществом. Обозначившиеся в царствование Михаила Федоровича предпосылки сотрудничества сословий, которые в Смутное время обрели независимость от властей, в полной мере так и не реализовались; возобладал принцип жесткой регламентации хозяйственной деятельности людей, их социальных взаимоотношений. Этому способствует и противостояние Церкви и государства, закончившееся безусловным торжеством монархического принципа и одновременным сближением с Церковью: по словам П. Н. Милюкова, "государственное покровительство превратилось мало-помалу в государственную опеку над церковью". Середина XVII века — это не только необходимость собирать налоги, но и появление возможности у государства это делать, и ломка старого мышления — новая Церковь ненавистного Никона перестала быть символом власти; эту роль на себя теперь полностью брало государство, которому надо было платить. В такой ситуации всегда начиналась усиленная эксплуатация природных ресурсов — так же, как это происходит и сейчас (например, выборы Президента в 2000 г. сопровождались роспуском Госкомэкологии в целях усиления позиций добывающих отраслей).

Раздача новым чиновникам государственных земель вблизи столицы и прикрепление крестьян к земле сопровождается в первой половине XVII века исчерпанием государственного земельного запаса в приближенных к столице районах и сведением под распашку лесов на бывших черных землях. В связи с этим, по сведениям Пономаренко, в центре и на юге лесной зоны формируются крупные территории, практически лишенные леса — агломерации одновременной помещичьей распашки (например, в Можайском, Рузском, Лотошинском районах Московской области такие крупные безлесные агломерации сохранились до сих пор, то есть пережили на 300 лет первопричину своего образования). Новый передел земли и ужесточение крепостной зависимости, в свою очередь, вызвало крупнейшее крестьянское восстание под руководством Степана Разина в 1667 – 1671 гг.

Несмотря на указанную выше возможность государства взимать налоги, землевладельцам было крайне невыгодно продолжать платить налоги за необрабатываемые земли, которых довольно много осталось после Смутного времени. В связи с этим в конце XVII – первой половине XVIII в. происходил ряд изменений форм налогообложения. Так, еще в 80-х годах XVII века была произведена подворная перепись и произошел переход от поземельного к подворному налогообложению. Петр I продолжил эти реформы, протекавшие в направлении: от обезличенной территории — к субъекту, от косвенных налогов — к прямым. В 1718 г. была произведена подушная перепись и финансовые службы перешли к подушному налогообложению населения. Результатом этих реформ было дальнейшее сведение леса под пашню (именно в это время наблюдалась максимальная распаханность центральных районов России): новая площадь уже не облагалась налогом.

Что касается южных районов России, то к середине XVIII века площадь пашни здесь, напротив, сильно сократилась. Это было связано со следующим обстоятельством. Сильный сектор государственной промышленности в то время основывался на труде крепостных. Право уравнивало единоличных крестьян-однодворцев с государственными крестьянами. Эксплуатация крепостных-отходников (оброчников) была невыгодна помещикам (барщинные дни крестьян, работающих в хозяйстве помещика, не регламентировались законом), поэтому они препятствовали самостоятельной деятельности крестьян. В результате сильно ограничивалась миграция крестьян: южные земли осваивали либо помещики, либо беглые крестьяне; единоличное хозяйство там не развивалось.

Несмотря на это, усиливается интерес к южным землям, что можно связать с возрастающим дефицитом земель центральных районов в результате налоговой реформы. Возросший интерес и общественную потребность в освоении степей демонстрируют первые труды, посвященные черноземам. Это работа М. В. Ломоносова "О слоях земных"; анкета Вольного экономического общества Т. И. Клингштедта; первые почвоохранные труды А. Т. Болотова; размышления о высоком потенциальном плодородии черноземов И. М. Комова в его книге "О земледелии, скотоводстве и птицеводстве"; трудах и выступлениях М. И. Афонина; И. А. Гюльденштедта и др.

В 1766 г. по инициативе Екатерины II было начало Генеральное межевание — инвентаризация земель. Сразу после его проведения была начата масштабная продажа государственных земель в частное пользование в южных и восточных регионах. Выкупленные земли использовались новыми владельцами лишь частично — другая часть использовалась лишь как средство вложения денег, то есть удерживалась во владении без использования или как пастбище до момента перепродажи. Фактическое освоение и распашка значительной части выкупленных земель в южных и восточных малонаселенных районах произошли почти на 50 – 100 лет позже и были связаны с целенаправленной политикой по переселению крестьян. Это совпало по времени с присоединением Средней Азии к Российской империи. К концу XVIII века были определены лишь общие границы спорных земель — эти земли были оставлены неучтенными до следующего — Специального межевания, которое проводилось, как правило, спустя несколько десятилетий, без оговаривания условий землепользования в этот период. Период неопределенности статуса использовался спорящими сторонами в целях получения по возможности максимальной выгоды с того, что может быть отнято. В результате, к моменту Специального межевания спорящими сторонами была срублена на продажу подавляющая часть лесов, располагавшихся на спорных территориях. Большинство этих вырубок в южных и восточных районах России были запущены под выгоны, и лес на них не восстановился до сих пор, то есть через 200 лет после вырубки. Таким образом, именно события XVIII века (до времени Великих реформ второй половины XIX века) нанесли наибольший урон биоразнообразию и целостности агроландшафтов.

Пожалуй, одним из главных последствий усиливающегося общественного интереса к степным территориям, прежде всего, со стороны казачества, беглых крестьян, отходников и государственных крестьян, явилась последняя и самая мощная из крестьянских войн в России — восстание под руководством Емельяна Пугачёва. Восстание, бушевавшее в 1773 – 1775 годах, охватило огромные территории. Причиной этого интереса, как уже говорилось, явился сложный комплекс общественных явлений — прежде всего, неконтролируемая барщина, ограничение крестьян-единоличников, дефицит земельных ресурсов в результате налоговой реформы, освобождение дворян от обязательной службы (они превратились в помещиков и полностью использовали рабский труд крестьян). Нельзя забывать и о том, что крестьяне после освобождения дворян от службы ожидали и естественного, с их точки зрения, продолжения — отмены крепостного права [4].

Эпоха великих "половинчатых" реформ и первый агроэкологический кризис

История отмены крепостного права, продолжавшаяся 60 лет, началась с эпохи реформ Александра I, взошедшего на престол в 1801 г., и его помощника М. М. Сперанского. К этому времени стало очевидно, что труд крепостных неэффективен. Передовые дворяне, правильно определив и поддержав деятельность императора, стали сами инициаторами освобождения крестьян. Воронежский помещик Петрово-Соловово освободил 5000 своих крестьян с представлением им земли за выплату в среднем по 16 руб. в год в течение 19 лет. С. П. Румянцев не только освободил 199 крестьян с землей, но и подготовил проект общего закона о соглашениях помещиков и крепостных крестьян об освобождении последних. Именно этот проект лег в основу Указа 1803 г. правительства "о вольных хлебопашцах", согласно которому помещики могли (то есть "имели право") вступать в соглашение с крестьянами с целью освобождения их непременно с землей, семьями или целыми селеньями. Примечательно, что крестьяне получали при освобождении все права собственности и участие в обязательствах. Понятно, что такая схема могла работать только при наличии доброй воли помещика. При Александре I имелось 160 случаев такого освобождения, в результате которых получили свободу и землю 47 тыс. крестьян; всего за 60 лет действия Указа было утверждено 500 договоров и освобождено 112 тыс. крестьян [4].

В конце XVIII – начале XIX вв. крепостные крестьяне имели некоторый минимальный набор реальных прав для самоуправления. Так, в волостях удельные и государственные крестьяне избирали сельские приказы, в задачу которых входила раскладка, сбор податей и разбор мелких споров и тяжб. Сельские сходы избирали старост и низших полицейских чинов (сотских и десятских). После реформы управления государственными крестьянами в 1797 г. волостные и сельские сословные органы (сходы) получили возможность избирать своих представителей в казенных палатах. В 1847 г. было создано Министерство государственных имуществ, которому поручено управление государственными крестьянами; упорядочено оброчное обложение, увеличены земельные наделы крестьян, закреплена система крестьянского самоуправления: волостной сход — волостное управление — сельский сход — сельский староста. Эта модель самоуправления будет еще долго использоваться в системе общинной (как и будущей колхозной организации), став, однако, фактором, сдерживающим отход крестьян в город и процессы имущественной дифференциации крестьянства. Вообще, набор прав крепостных XIX в. поразительно напоминал права колхозников советского периода, но был значительно более полным. Так, государственные крестьяне с 1801 г. имели право, в отличие от колхозников, покупать землю у помещиков, а с 1818 г. все крестьяне (в том числе и помещичьи) получили право учреждать фабрики и заводы.

В 1842 г. издан Указ об "обязанных крестьянах", предусматривавший возможность помещикам передавать крестьянам земли в арендное пользование, за что крестьяне обязывались выполнять предусмотренные договором повинности, подчиняться суду помещика. На положение "обязанных" крестьян было переведено лишь около 27 тыс. крестьян, проживавших в имениях всего шести помещиков. Недоимки с крестьян взимали через полицию "губернские управления". Важная роль этого указа заключается в том, что именно в 1842 г. помещикам было предоставлено право личного освобождения крестьян без земли, что облегчало соответствующее решение помещика. Уже в 1843 г. была, фактически, устранена работорговля — запрещено продавать крепостных без земли, в 1848 г. всем (а не только государственным) крестьянам с согласия помещика разрешалось покупать землю.

Все эти реформы сыграли важнейшую роль в подготовке последующей Великой реформы 1861 г. — не только наметив механизм (выкуп, состояние "временной обязанности", отработки), но и подготовив общественное мнение. В ряде западных губерний этот правовой процесс произошел существенно раньше: уже в 1816 – 1 19 гг. крестьяне этих регионов начали освобождаться от крепостной зависимости без земли, переходили на отношения аренды, пользуясь помещичьей землей, выполняя повинности и подчиняясь помещичьему суду. Следует отметить, что эти эксперименты помогли в дальнейшем понять, что освобождение крестьян без земли не может быть признано разумной мерой: в 1858 г. в Эстляндии начались сильные народные волнения, вызванные люмпенизацией освобожденных, но нищих крестьян.

Первая половина XIX в. характеризуется не только "созреванием" общественного мнения, но также и поворотом в отношении наук о природе. В целом общественный интерес к теоретическим вопросам естествознания в России первой половины XIX в. был крайне низок; отмечается бытовавшее в то время пренебрежение вообще к теории по сравнению с практической значимостью науки. Возможно, одной из причин отсутствия интереса к вопросам природоведения и наук о земле (за исключением, пожалуй, степеведения, поскольку южные земли продолжали оставаться источником ренты) следует считать последствия действующего с 1718 г. подушного налога [3].

В 1838 г. была вновь проведена налоговая реформа, подати и оброки снова стали собирать с земли: подушная подать изжила себя, стоял вопрос об "уравнивании наделов". Это очень усилило интерес правительства к качеству земли, к почве. Министерство государственных имуществ приступило к кадастровым работам для "уравнения денежных сборов с государственных крестьян". Были созданы особые кадастровые отряды, которые на местах разделяли почвы на группы, наносили их на карты: эти данные обобщались по губерниям. С 1838 по 1867 г. были составлены кадастровые почвенные карты по 16 губерниям Европейской России. В. В. Докучаев в 1879 г., ознакомившись с этими картами, сказал, что это "богатейший, единственный в своем роде материал для изучения наших почв". В 1843 г. министр государственных имуществ Д. Киселев предписал собрать через наиболее грамотных чиновников сведения по географии, почвам, сельскому хозяйству для составления "хозяйственного атласа России". Активными участниками этой работы были А. П. Заблоцкий-Десятовский, Н. А. Жеребцов, К. С. Веселовский. В тот же период экономистом и климатологом К. С. Веселовским была составлена и первая почвенная карта Европейской России в масштабе 200 верст в дюйме (1: 8 400 000) и издана в 1851 г. [2].

Вероятно, именно успехом "подготовительных" реформ первой половины XIX века, усиливающимся интересом к крестьянскому вопросу и, в особенности, новой налоговой реформой, обращающей внимание землепользователя на качество основного ресурса сельского хозяйства — земли, следует объяснять тот факт, что на конец 1850-х – 1860-е годы падает колоссальный успех естествознания. По мнению Т. Романовской (со ссылкой на И. Петровскую), в среде "шестидесятников" глубоко утвердилось сознание общеобразовательного и философского значения естественных наук. Именно в этой среде получили распространение идеи основателя генетического почвоведения В. В. Докучаева. [5]

Великая крестьянская реформа 1861 г. — одно из наиболее значительных событий, оказавших сильнейшее воздействие на дальнейших ход истории России. Эта реформа впервые обязала помещиков и само государство освободить крестьян; предоставила экономический и юридический механизм освобождения. В то же время главным нерешенным вопросом крестьянской реформы остался вопрос о реальных правах пользования землей. Ряд роковых ошибок реформы привел к огромным и необратимым экологическим и последующим социальным катастрофам. Попытаемся вкратце изложить их.

Отрицательный опыт, полученный в результате "предварительных реформ" в западных губерниях показал, насколько пагубно освобождение крестьян без земли, в результате которого происходил процесс люмпенизации крестьянства (отметим, что эта ошибка не юридически, но фактически была повторена уже в наше время). Поэтому пакет законодательных актов от 19 февраля 1861 г. запрещал крестьянам или сельским обществам в течение 9 лет продавать или закладывать свои наделы лицам, не являющимся членами данного сельского общества. Однако эта мера сдерживала экономическую самостоятельность крестьянина и его право распоряжаться землей как основным средством. Так же, как и во время постсоветской земельной реформы, крестьяне после реформы 1861 г. потеряли доступ к значительной части обрабатываемой ранее земли, которая осталась у помещиков. Отличие, пожалуй, заключается в том, что они стали полновластными собственниками урожая, чего нельзя сказать о подавляющем большинстве современных сельских жителей [4].

Крестьянам выдавалась государственная ссуда на 49 лет для выкупа надела; при этом стимулировалось увеличение фактического надела — в случае выкупа полного надела государство брало на себя 80% расходов. В основу выкупной суммы была положена не фактическая стоимость земли, а сумма оброка, которую помещик получал до реформы. Но поскольку оброк во многом определялся внеэкономическими обстоятельствами, вряд ли такая мера могла реально способствовать увеличению земельного надела — требуемая сумма могла не соответствовать реальной, то есть рыночной или даже кадастровой стоимости земли.

Вся земля в 34 губерниях делилась на три категории: нечерноземная, черноземная и степная. Каждая группа делилась на несколько местностей с учетом качества почвы, численности населения, уровня торгово-промышленного и транспортного развития. Для каждой местности устанавливались свои нормы (высшая и низшая) земельных наделов. При выкупе в черноземных районах проявилась явная тенденция превратить крестьян в арендаторов их собственных наделов (земля там была дорогой), в нечерноземных — фантастический рост цен за выкупаемую усадьбу. При выкупе выявилась определенная картина: чем меньше был выкупаемый надел, тем больше за него приходилось платить. Здесь явно проявилась скрытая форма выкупа не земли, а личности крестьянина.

Предусматривалось безвыкупное выделение "дарственных наделов", размеры которых могли быть меньше минимальных. "Даровой" земельный надел составлял 1/4 от возможного выкупного, то есть превращал в ничто и так небольшой выкупной участок — несколько десятин (1 десятина = 1,09 Га), который едва позволял удовлетворить потребности семьи и был совершенно недостаточным для товарного производства сельскохозяйственной продукции. Фактически, в результате реформы произошло сильное (на 30 – 40%) сокращение размеров душевых крестьянских наделов в большинстве районов по сравнению с дореформенным временем.

Стремление избежать "прусского" варианта сельского хозяйства — сосредоточения земельной собственности в узком кругу владельцев и развития батрачества — привело в результате к отчуждению от земли, люмпенизации крестьян и их возвращению к сельскохозяйственному производству именно в виде батраков. Одна из главных причин этого — истощение почв и деградация агроландшафтов.

По сведениям Е. и С. Пономаренко с соавт., особенность землепользования на момент реформы заключалась в том, что значительная часть земель использовалась в системе перелога. При перелоге пашню используют без внесения удобрений в течение нескольких лет (от 3 – 5 лет в степном перелоге до 20 – 30 в лесном), а затем на аналогичное время оставляют отдыхать под лесной или степной растительностью для восстановления плодородия. Такая форма землепользования является неизбежным следствием отсутствия должного количества удобрений (навоза). Переложное землепользование требует для маневрирования достаточно большого количества земли (примерно в два раза больше, чем площадь, непосредственно находящаяся в распашке). Выдача наделов, по величине еле-еле достигающих критического размера, необходимого для ведения товарного хозяйства в системе удобряемой пашни, сделала перелог невозможным. Удобрение же пашни для многих крестьянских хозяйств было невозможным из-за отсутствия достаточного количества скота. Не хватало и сенокосов — в центральных областях после реформы более 90% сенокосов использовались крестьянами на правах аренды. У большинства крестьян не было средств для дополнительной аренды земли, вследствие чего начался процесс перехода части крестьянской земли от более бедных к более богатым владельцам. Усиленная эксплуатация небольших крестьянских наделов, оставшихся в распоряжении крестьян, привела к деградации их плодородия в течение первых же десятков лет.

Процессам усиленной деградации был подвергнут один из ключевых компонентов агроландшафта — лес. Обратим внимание на то, что описание, данное Пономаренко, полностью подходит и к современной ситуации в лесопользовании сельских территорий. Итак, при реформе крестьянам досталось небольшое количество лесных угодий наиболее низкого качества, при этом они потеряли право пользования помещичьими лесами. Более того, эти небольшие крестьянские леса остались в общинном пользовании — неконтролируемая нагрузка на них резко возросла, и они были в значительной мере уничтожены в течение 20 – 30 лет. Наиболее сильно от такого обезлесивания пострадали южные губернии. Потеряв лесные угодья, крестьяне были вынуждены прикупать лес (более 50% прикупленной земли).

В результате отсутствия платежеспособного спроса значительная часть пахотных помещичьих земель (в отдельных уездах до 80%) стала зарастать лесом. Вместе с тем, появился спрос на лес, который превратился в выгодный (в том числе, экспортный) товар, дававший возможность быстрой капитализации. Именно леса наиболее высокого качества составляли в северных областях более 50% земли, оставшейся после реформы в распоряжении дворянства, и более 70% земли, приобретенной купечеством.

Промышленники покупали у помещиков огромные лесные массивы и полностью вырубали их без заботы о лесовосстановлении. В результате за 20 – 30 лет в Центральной России большинство доступных спелых и приспевающих лесов было сведено. Деградация пахотного фонда и быстрое обезлесивание Европейской России и послужили причиной первого масштабного экологического кризиса в нашей стране, приведшего к трагическому результату. Сплошные рубки лесных массивов на песчаных почвах привели к их перевеванию: поля нескольких губерний были в буквальном смысле засыпаны песком. Повсеместно были сведены леса по берегам крупных рек, пригодных для лесосплава. Из-за сведения лесов, выполнявших климаторегулирующие функции, участились и стали более жестокими засухи в центральных областях России. В год тридцатилетнего юбилея реформы из-за неурожая, связанного с катастрофической засухой, разразился грандиозный голод, который буквально потряс империю и послужил причиной гибели нескольких миллионов человек. Только тогда русское правительство, обеспокоенное заметным уменьшением природной стабильности условий сельскохозяйственного производства, стало предпринимать энергичные меры по выяснению причин этого кризиса. Исследования, проведенные по заказу правительства В. В. Докучаевым и принесшие ему мировую известность, со всей очевидностью показали, что основной причиной уменьшения экономической стабильности является экологическая деградация ландшафта.

Добавим к этому, что, по сведениям В. В. Докучаева, со ссылкой на В. И. Чаславского, сильный неурожай начался в ряде губерний уже в конце 60-х годов; "во многих местах он сказался положительным голодом и его неизбежными последствиями — болезнями и мором". Таким образом, не только "в год тридцатилетнего юбилея реформы", но в течение как минимум 30 лет Россия находилась в состоянии экологического кризиса и локального голода. Рискнем предположить, что именно эта причина явилась основой глубочайшей общественной депрессии (происходившей на фоне инвестиционного и технологического бума), закончившейся революциями 1905 и 1917 гг.

Приведем перечень тех необходимых условий "процветания земледелия", которые, по мнению русского агронома А. Бажанова (1862 г.), обеспечили успех сельского хозяйства Германии:

характер землевладельцев: трудолюбие и терпение; расчетливость и бережливость; любовь и уважение к земледельческому труду; личное присутствие;

понимание дела: умение сочетать различные отрасли хозяйства; обеспечить сбыт; добывать корм скоту; накапливать и сохранять удобрения; строить и располагать хозяйственные постройки; вести отчетность;

общественные и государственные: учебные заведения; ссудные кассы; страховые общества.
Перечисленные условия действительно являются основами устойчивого сельского хозяйства. Однако их реализация наталкивалась на сопротивление сельской общины всякой капитализации сельскохозяйственного производства. Как отмечается, это происходило в форме отказа в выделении земельного пая, предложений получить пай на отдаленных, неудобных, малоплодородных землях, или предложений получить пай хорошей земли меньшего, чем полагалось пайщику, размера. Причина этого заключается в том, что после отмены крепостного права налоги стали собираться не только с помещика, но и с общины, которая стала выполнять роль коллективного землепользователя (владельца). В такой ситуации выход отдельного члена из общины увеличивал долю выплат для оставшихся членов общины. Поскольку и паспорта, и земельный надел выдавались желающим выделиться только с разрешения общины, сделать это было чрезвычайно сложно.

Обратим особое внимание на то, что наиболее серьезные агроэкологические проблемы возникли в России задолго до реформ П. А. Столыпина (1906 – 1911 гг.), призванных разрушить сельскую общину. Подчеркнем, что основная причина возникновения этих проблем — дефицит земли, сохранению которого способствовала сельская община, а не эксплуатация земельных ресурсов в результате капитализации агропроизводства.

Аграрная реформа 1906 – 1911 гг. использовала два основных метода:

Выделение единых массивов земель в пределах общины (отруб) или за пределами общины (хутор) в судебном порядке тем хозяевам, которые желали стать самостоятельными. При этом предполагалось полное размежевание общинных земель, с выделением каждому владельцу одного надела вместо нескольких в разных полях для преодоления чересполосицы. Такое объединение было проведено в конце XIX – начале XX века во многих европейских странах (например, в Швеции) и везде было крайне непопулярной мерой, насаждавшейся правительством насильно, вызывавшей протесты землевладельцев и давшей при этом положительные результаты везде, где эта мера была осуществлена. Серьезной причиной трудности фактического раздела земли было то, что после реформы 1861 г. паи в общинах были определены по размеру, но не выделены на местности. В результате такого способа раздела значительная часть крестьян не смогла получить надел положенного им размера — земля просто не была найдена.
Так же, как во время реформы 90-х годов XX века, вместо предварительных мер по изменению форм налогообложения (для которого была нужна мощная налоговая служба) и одновременного полного размежевания (которое само по себе привело бы к распаду общины), было декларировано право каждого выйти из общины с наделом с согласия общины или в судебном порядке.

Предоставление государственных дотаций наиболее активным крестьянам, желавшим переселиться в малонаселенные южные и восточные районы страны. В этих губерниях крестьянам выдавались земли из государственного запаса, который в начале 20 века составлял около 40% от общей площади сельскохозяйственных земель и был примерно в 1,5 раза больше, чем площадь других категорий земель. На этот период приходится резкий рост распашки степей в юго-восточных и южных губерниях. Именно наличие государственного фонда перераспределения земель делало возможным осуществление перехода от общинного к частному землевладению. Строительство Транссибирской железной дороги в начале XX в. еще более способствует увеличению притока населения в Сибирь. В отличие от землепроходцев XVII – XVIII вв., идущих за пушниной по северу Сибири, ее массовое сельскохозяйственное заселение в XIX – XX вв. наблюдалось в наиболее плодородных южных районах, степных и лесостепных.
Альтернативой сельской общине, по замыслу П. А. Столыпина и С. Ю. Витте, таким образом, являлись меры по укрупнению массивов земель, в частности, хутор, а также переселение крестьян. Понятно, что эти меры способствовали преодолению главной, "краткосрочной" угрозы — быстрой деградации земель в условиях их дефицита. Но при этом возникли новые проблемы: как хуторское сельское хозяйство, так и освоение новых земель угрожали биоразнообразию девственных степей. Осознавая важность проблемы, в качестве защитной меры предлагалось заповедание нетронутых человеком участков земель. Об этом стали много писать в конце XIX — начале XX века (В. В. Докучаев, И. П. Бородин, Г. А. Кожевников, И. К. Пачоский, И. В. Новопокровский и др.). Тогда же были организованы первые частные заповедники [3].

Советский период: уничтожение базы для устойчивого сельского хозяйства

Как известно, последнюю реформу царского периода прервала трагическая цепь событий: убийство П. А. Столыпина, I Мировая война, приход к власти большевиков.

О том, как отразилась эта власть на крестьянстве, — написано уже очень много. Несмотря на это, сейчас, в начале нового века, многие забыли масштабы той невиданной, грандиозной войны против крестьянства, развязанной властью большевиков, "мужичьей чумы", как ее назвал А. И. Солженицын. Приведем некоторые его расчеты [62]. Ссылаясь на речь Сталина на 1-м съезде колхозников-ударников, в которой вождь обнародовал процент крестьянских хозяйств, предназначенных к уничтожению (12 – 15%), Солженицын указывает, что в 1929 г. было около 29 миллионов дворов, а крестьянская семья составляла 5 – 6 и более человек. Отсюда получаем: потери от коллективизации только за счет уничтожения зажиточного крестьянства составили от 15,6 до 23,4 млн. человек. Прибавим к этому 6 миллионов человек, умерших от искусственного голода 1933 г., вызванного принудительным изъятием зерна и скота на экспорт в 1932 г. (выручка от этой операции — цена 6 млн. жизней — составила лишь 8% экспортной выручки). Выходит, что "власть рабочих и крестьян" уничтожила от 21,6 до 29,4 миллиона только крестьян. Важно учесть, что уничтожались самые умные, активные, хозяйственные люди — шел искусственный отбор, направленный на то, чтобы раз и навсегда лишить село кадров, не желавших потерять ту минимальную степень экономической свободы, которую обеспечивала работа на земле. Понятно, что и по сей день мы наблюдаем последствия этого великого террора, с которым не сравнится ни опричнина Ивана Грозного, ни голод конца XIX века [6].

Сталинский период — эпоха "великих преобразований" природы. Именно в это время были построены каналы и гидроэлектростанции, зарегулированы русла рек в Европейской части СССР, залиты пойменные земли, проведены первые крупномасштабные работы по орошению засушливых земель, вызвавшие позже необратимые негативные агроэкологические изменения. "Орошение 4 миллионов га земель Заволжья, подверженных засухе, гидроэлектрические станции: Куйбышевские, Угличская, Рыбинская и другие, каналы Москва-Волга и Волга-Дон, Волго-Балтийский и Камо-Печорский водные пути, углубление Волги до 5 метров и многие другие мероприятия — вот что значит социалистическая реконструкция Волги", — пишет современник в 1939 г. [4, 12]. "Изменяется физическая география. Ее переделывают посредством грандиозных мелиорационных и гидротехнических работ". Излишне напоминать, что основная часть этих работ выполнялась руками заключенных, в том числе, крестьян. В результате был достигнут двойной эффект — уничтожен природный и человеческий ресурс сельского хозяйства.

Процесс деградации земель степной полосы, начавшийся в Докучаевский период, был продолжен благодаря "курсу на индустриализацию", безжалостным мелиоративным мероприятиям, массовым насильственным миграциям населения в районы "великих строек", к которым относились каналы и ГЭС. "Девственных, нетронутых ковыльных степей в Советском Союзе осталось уже немного; площадь их с каждым годом уменьшается... Сейчас большие стаи стрепетов можно видеть только во время осеннего перелета в Дагестане, да в казахстанских и оренбургских степях".

Новые тенденции проявляются и в естественных науках того времени. Дуглас Вайнер указывает на тяжелые последствия установившегося приоритета идеологических установок над научными; технократических взглядов на природу над эстетическими. Эти последствия выразились, прежде всего, в массовых репрессиях против ученых-аграриев, в удушении советской генетики.

Результатом длительного господства коммунистической идеологии явилась деградация идей рационального природопользования, которые еще имели место в 20-х годах. Примером развития таких идей в первое десятилетие Советской власти может служить Лесной кодекс 1923 г. В эти же годы А. Л. Бродским впервые был выдвинут новый взгляд на роль заповедников: по Бродскому, "основная функция заповедников состояла не в том, чтобы служить эталоном экологических исследований, а в том, чтобы гарантировать достаточно здоровое состояние природы и тем самым поддерживать экологическую, а следовательно, и экономическую устойчивость".

Но как раз антропоцентрический принцип рационального природопользования в то время не имел никаких реальных шансов, хотя мог декларироваться: он не был востребован ни экономически, ни идеологически. История советского времени — это история постоянной, хотя часто и закамуфлированной, борьбы двух идеологий — природоохранной и коммунистической. Эта борьба происходила в обстановке репрессий и отсутствия экономических стимулов для развития устойчивых форм природопользования. Наличие других стимулов — необходимости отчитаться высокими темпами прироста продукции, валовым сбором зерна или поголовья скота, страх перед возможными репрессиями в случае неудачи — все это обеспечивало то, что обе функции заповедников — как научная, так и практическая — уступали тенденции превращения заповедников в заурядную хозяйственную единицу.

Даже в этих, весьма опасных условиях, экологи часто одерживали победу. Так, усилиями научной общественности, в частности, научного руководителя заповедника Аскания-Нова В. В. Станчинского, уникальный заповедник был спасен от участи превращения в совхоз — именно этот путь "развития" заповедников активно поддерживал Народный комиссариат земледелия РСФСР и директор Зоотехнической станции заповедника Аскания-Нова, проф. М. Ф. Иванов.

Предупреждения экологов о природных последствиях массовой коллективизации и практикуемых методах быстрого повышения урожайности (С. В. Покровский, А. А. Теодорович, Н. Н. Подъяпольский и др.), не принесли результатов. В 1934 г. Сталин недвусмысленно заявил: "Рухнули и рассеялись в прах возражения "науки" против возможности и целесообразности организации крупных зерновых фабрик в 50 – 100 тыс. га" (цит. по Дугласу Вайнеру). Именно это выступление можно считать началом массовой деградации степей.

Несмотря на общую тенденцию к технократизму в отношении сельскохозяйственного природопользования, отмечались и несомненно позитивные действия. К ним относятся масштабные государственные работы по агролесомелиорации в конце 40-х – первой половине 50-х годов, исторически связанные с 6-летним периодом существования Минлесхоза СССР. В результате этих работ было приостановлено снижение лесистости в степях. В то же время, следует отметить, что усилия, затраченные на эти работы, были часто неадекватны результатам, а в иных случаях приводили к негативному эффекту (например, эрозия почв при посадке лесополос вдоль склонов) [4].

После смерти Сталина начинается эпоха реформ Н. С. Хрущева, поразительно напоминавших реформы 1861 г. Вновь, по прошествии 100 лет, история повторяется; происходит отмена новой колхозно-крепостной зависимости; крестьяне получают право безземельного (в отличие от реформы 1861 г.) выхода из колхоза. Рядом постановлений с 1955 по 1962 гг. были введены более либеральные порядки в управлении колхозами: сами колхозы стали осуществлять конкретное планирование ("сверху" спускались только общие требуемые показатели); определять размеры приусадебных участков, количество скота и др.; обязательные поставки (фактически, "оброк") были заменены закупками государством сельхозпродукции; была введена заработная плата в денежном выражении; наконец, была разрешена выдача паспортов крестьянам и, соответственно, обеспечена возможность их выхода из колхоза с целью миграции в город.

Как только крестьяне получили возможность выхода из колхозов, началась их массовая миграция в город.

Всего за 60 лет Советской власти — с 1927 по 1988 г. население сельских регионов сократилось с 76 до 39 млн. человек. Альтернативы этому процессу не было: вплоть до начала 90-х годов остаться в деревне и вести хозяйство отдельно от колхоза было просто невозможно, так как крестьянин не мог распорядиться урожаем (отсутствовал рынок), а земля принадлежала коллективным хозяйствам. Исключение составляли личные подсобные хозяйства (приусадебное землепользование), на которых выращивалась продукция для личного потребления. Эти хозяйства получили распространение только в 70-х годах.

Отток населения из сельских регионов усиливала пропаганда "великих строек". Миграция, характерная для всякой страны, переходящей от традиционно-аграрного к урбанистическому, индустриальному обществу, стала приобретать патологический характер, нарушая нормальный половозрастной состав как сельского, так и городского населения. Это был конец кабалы, но и конец русской деревни, не без горечи отраженный в произведениях писателей-"деревенщиков" 60-х гг., в частности, Василия Белова.

В начале 60-х годов, одновременно с освобождением крестьян началась кампания против "тунеядцев", не желающих трудиться на колхозно-совхозных полях. Участки колхозников и рабочих совхозов урезались, отбирался личный скот. Именно в это время сильно сокращается поголовье лошадей в степных районах страны. Знакомый каждому жителю СССР лозунг "Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны", когда-то брошенный Лениным, Хрущев, с подачи советников, дополнил: "... плюс химизация народного хозяйства". Этим лозунгом был дан старт программе усиленной химизации.

Техницизм Хрущева тяжело сказался на сельском хозяйстве страны и состоянии его природных ресурсов. Предполагалось, что эффективность сельскохозяйственного производства в целом и площадь пашни как некий гарант стабильности валового сельскохозяйственного продукта в частности будет сохранена за счет оснащения сельского хозяйства высокопроизводительной техникой. Важным элементом технологического аспекта реформы была политика укрупнения деревень (уничтожения маленьких деревень — негазифицированных, неэлектрифицированных, не имеющих дорог с твердым покрытием и т. п.), направленная на создание огромных агропромышленных комплексов. В результате, при том же уровне развития инфраструктуры, нагрузки на механизаторов выросли в несколько раз, став непосильными, — начался медленный заброс пашни, продолжавшийся до начала современной земельной реформы, но скрывавшиеся (фальсифицировавшийся) на картах землеустройства. Забрасывались, в первую очередь, пашни и кормовые угодья, удаленные от центральной усадьбы более чем на пять километров (радиус выгодной транспортировки органических удобрений). Значительная часть лесов, принадлежащих колхозам и совхозам в Нечерноземье, имеет возраст не более 40 лет и растет на заброшенных полях. Одновременно вводились в распашку участки лесов рядом с центральными усадьбами — формировались крупные пахотные массивы, рассчитанные на обработку мощной техникой.

Освоение целинных земель, начатое Столыпиным и продолженное Сталиным, сопровождалось при Хрущеве последней волной массового сельскохозяйственного переселения на восток. Распашка более 40 млн. га целинных черноземов, каштановых и серых лесных почв, не сопровождавшаяся никакими почвозащитными мероприятиями, привела к интенсивной ветровой эрозии, дегумификации и довольно быстрому снижению их плодородия. Эту ситуацию помогла решить самоотверженная деятельность ученых-энтузиастов по созданию почвозащитных систем земледелия, в частности, А. И. Бараева, справедливо названная В. И. Кирюшиным "научным подвигом".

С 60-х годов начинается эпоха сосредоточения целых отраслей народного хозяйства в отдельные ведомства. Примером такой монополизации финансов и власти является Министерство мелиорации и водного хозяйства СССР. По данным Г. Резниченко, Минводхоз сосредоточил 2 млн. человек и 150 научных и проектных учреждений. Причиной усиления Минводхоза явился второй после сталинской эпохи всплеск "покорения природы"; поводом стало плачевное состояние отечественного сельского хозяйства, окончательно истощенного к 60-м годам сталинскими репрессиями и социалистической экономикой. Деятельность этого ведомства привела не только к Аральской агроэкологической катастрофе, но и к возникновению кризисной экологической ситуации фактически по всей территории России — как степной, так и лесной зоны. Основные причины этого — погоня за плановыми показателями, от которых зависело финансирование ведомства. Так, с середины 60-х годов на орошение приаральских земель, по данным Н. Г. Минашиной, ежегодно тратилось (с учетом потерь в оросительной сети) около 30 тысяч кубометров воды на гектар. Последствия этого — вторичное засоление и слитизация почв, поднятие уровня и загрязнение грунтовых вод, резкая потеря биоразнообразия несельскохозяйственных ландшафтов, бедность и вымирание населения. Аналогичная ситуация была и остается в европейской части СССР — например, в Волгоградской и Астраханской областях, в Калмыкии. Положение сельских регионов в степной зоне осложнялось интенсивной пастбищной дигрессией, которая также стимулировалась погоней за плановыми показателями — поголовьем скота.

Что касается лесных регионов, то здесь Минводхоз вел крупномасштабную деятельность по уничтожению болотных массивов, спрямлению русел малых рек и других мероприятий, нарушающих гидрологический режим территорий и оказывающих непосредственное влияние на целостность экосистем. Этому способствовала Продовольственная программа 1981 года, во многом ориентированная на освоение Нечерноземья и продолжавшая идеологическую линию Хрущева. Ориентация на крупные хозяйства требовала уничтожения небольших плодородных пойм; функцию земель сельскохозяйственного назначения должны были исполнять мелиорированные земли. Как уже говорилось, эта мера не была востребована экономически, так как с 60-х годов площадь пашни сокращалась. Следует учесть также, что политика укрупнения хозяйств в Нечерноземье вообще была лишена смысла, так как земледелие здесь зависит от постоянного внесения органических удобрений, а размеры хозяйств определяются рентабельностью перевозки удобрений от центральной усадьбы. Попытка привлечь население к новой миграции в глубинку Нечерноземья, по аналогии с хрущевской миграцией на целину, ни к чему уже в 80-х годах не привела — близился конец советской эпохи [6] .

Современная аграрная реформа: повторение ошибок прошлого

Современная аграрная реформа в России началась в конце 80-х годов, когда была поставлена под сомнение эффективность плановой социалистической экономики. 1992 год считается началом кампании по реорганизации колхозов и совхозов — передаче земли и средств производства в собственность трудовых коллективов сельхозпредприятий, перерегистрации хозяйств в новые организационно-правовые формы, раздел на индивидуальные паи. Произошла отмена государственной монополии на землю. За последующие 5 лет число фермерских хозяйств выросло в 5 раз (с 49 тыс. до 274 тыс. в 1997 г.). В 1993 году принята новая Конституции России, где сказано (ст. 9, п. 2): "Земля и другие природные ресурсы могут находиться в государственной, муниципальной и иных формах собственности", и далее (ст. 36, п. 1): "Граждане и их объединения вправе иметь в частной собственности землю". В 1994 г. вступает в силу 1-я часть нового Гражданского кодекса, ряд статей которого, относящихся к реализации прав собственности на землю, не действуют до принятия нового Земельного кодекса.

С 1998 года в результате финансового кризиса возрастает спрос на отечественную сельхозпродукцию при отсутствии права на куплю-продажу земли, институтов распределения сельхозпродукции, кредитования сельхозпредприятий и рыночной инфраструктуры.

В настоящее время аграрная реформа в России продолжается спонтанно, без адекватных усилий государства. Общий результат реформ 90-х годов — спад объемов сельхозпроизводства, удешевление земли и трудовых ресурсов, ориентация на экстенсивные методы хозяйствования и отсутствие реальных экономических предпосылок для быстрого продолжения реформы.

Российское Правительство декларирует необходимость повысить внимание к проблемам сельского хозяйства, в частности, развитию инвестиционной деятельности в аграрном секторе экономики. Однако отсутствие интереса инвесторов к агропромышленному комплексу во многом объясняется неопределенностью отношений собственности на землю. При этом позиция правительства по вопросу принятия в полном объеме (то есть с решением ключевых вопросов собственности) нового Земельного кодекса остается неясной. Это отчасти связано с желанием правительства сохранить нейтралитет в споре между левыми и правыми фракциями Государственной Думы.

Специфика современной аграрной реформы состоит в том, что она вступила в стадию стагнации на самых первых этапах, фактически не решив ни одной проблемы. Именно это отличает ее от предшествующих (60-е годы XIX и XX вв.). Проводить сравнения со Столыпинской реформой в данном случае бессмысленно — результаты той реформы были стерты последующими событиями [6].

Попробуем обобщить наш краткий ретроспективный анализ российских аграрных реформ. Основные выводы, вытекающие из этого анализа, можно свести к следующим позициям:

Аграрные реформы в России всегда ведут за собой экологический и социальный кризис.

Главная причина постреформенного кризиса — дефицит земельных ресурсов и неопределенность в отношениях собственности.
Попробуем прокомментировать и дополнить эти выводы.

Вопрос, который возникает при обсуждении первого тезиса — действительно ли рост социальной напряженности в ходе современной аграрной реформы сопровождается новыми агроэкологическими проблемами?

Во-первых, как уже было сказано, российскую аграрную реформу 90-х годов нельзя назвать реформой в полном смысле слова: так же, как и в 1861 г. она лишь декларировала отношения собственности на землю; но, в отличие от реформ Александра II, она не решила сколько-нибудь существенной проблемы. Весьма скромные итоги целого десятилетия — получение права владения землей и распоряжения продукцией, фактически весьма ограниченные, да еще на фоне серьезных либеральных преобразований "в городе" (фактически реализуемые права собственности на недвижимость и средства производства), не могут конкурировать по силе общественного воздействия с событиями прошедших эпох, в частности, с грандиозной историей освобождения крепостных крестьян в 60-х годах XIX в. и крепостных колхозников в 60-х годах XX в. Результаты современной реформы отрицательны в полном смысле слова: нет товарного сельскохозяйственного производства собственником, но нет и государственных дотаций на централизованное сельхозпроизводство.

Существует устойчивое мнение, что реформа привела к стагнации сельского хозяйства, в результате чего сейчас в ряде районов России наблюдается сравнительно благополучная агроэкологическая обстановка. Это не соответствует действительности. Экологические проблемы не могут сами по себе исчезнуть при сохранении какого-либо антропогенного пресса и отсутствии поддерживающих мероприятий. Проблемы просто меняются: если раньше главную опасность представляли избыточные дозы удобрений и ядохимикатов, а также последствия неправильной мелиорации, то теперь агроландшафтам угрожает эрозия, потеря почвенного плодородия, вырубка лесов.

Упадок сельского хозяйства является также причиной социального неблагополучия в сельских регионах. Это второй главный фактор неустойчивости сельского хозяйства. Конечно, это неблагополучие нельзя сравнить с условиями жизни крепостных крестьян, не говоря уже о колхозниках сталинского времени. Но беспомощность крупных хозяйств — "общин" — при отсутствии дотаций очевидна. "Известно, что управляющий может эффективно контролировать работу не более 10 человек, но не 400 – 500, а то и 1000 человек, как в советских хозяйствах, которые задумывались, как фабрики зерна и мяса", — пишет известный агроэкономист, доктор Е. В. Серова. Именно поэтому главной социальной проблемой сельских регионов является бедность.

Можно ли говорить о дефиците земельных ресурсов сейчас, когда даже на фоне тенденции сокращения пахотных земель на душу населения приходится 0,88 га (в среднем в мире 0,24 га пашни на человека)? Для ответа на этот вопрос следует разграничить понятия.

Применение термина "дефицит земли" к так называемым "хозяйствам населения", к которым относятся личные подсобные хозяйства (приусадебное землепользование) (ЛПХ), коллективные и индивидуальные сады и огороды, вряд ли оправдано. По данным Госкомстата, средний размер участка ЛПХ составлял в 1998 г. 0,4 га, других форм хозяйств населения — 0,087 га [58]. Вспомним, что сельскохозяйственное производство теряло смысл в результате реформ 1861 г. при наделе в "несколько десятин". Обратим внимание на то, что "несколько десятин" — это несколько гектаров земли. Соответственно, размер участка современных хозяйств населения — это даже не дефицит земли, а ее отсутствие для товарного производства [6].

Если говорить о различных формах коллективных сельскохозяйственных предприятий, то они не испытывают, как правило, проблемы дефицита земли. Являясь неэффективными собственниками, эти хозяйства продолжают занимать подавляющую часть земель сельскохозяйственного назначения.

По различным причинам и коллективные сельхозпредприятия в форме акционерных обществ, и личные подсобные хозяйства нельзя считать ни достижением, ни потенциальной движущей силой реформы. ЛПХ в том или ином виде существовали и при Сталине. Они имеют свой предел роста, определяемый малым размером участка. В настоящее время они являются символом и формой примитивного натурального хозяйства. Коллективные сельхозпредприятия могут, видимо, существовать лишь в условиях Центрального Черноземья, где, благодаря высокому почвенному плодородию и определенному менталитету населения, возможно применение жестких вертикальных схем управления при выращивании ограниченного набора культур на больших площадях. Но, как уже говорилось, и их нельзя считать устойчивыми в том виде, в котором они существуют, так как они слишком малоотзывчивы к требованиям рынка. Кроме того, схема управления такими хозяйствами должна быть вписана в строгую систему обязательных агроэкологических мероприятий, экологических ограничений и обременений.

Наконец, если речь идет о фермерских хозяйствах, то они не испытывают недостатка в земельной площади для сельскохозяйственной деятельности: средний размер участка составляет 48 га. По мнению Е.и С. Пономаренко, "весь ход земельных реформ 19 – 20 веков в нашей стране и странах Европы показал, что сельское хозяйство более эффективно вести на достаточно крупных частных наделах. Однако полная неопределенность статуса землевладения приводит к уничтожению ресурсов и снижению продукционного потенциала территории на следующем этапе развития (через 10 – 20 лет)".

Дело в том, что именно земля (и только) может быть основой успешной деятельности фермера в условиях рынка. Если городской житель может начать свое дело, заложив квартиру и получив кредит, то для фермера эта возможность официально исключена — даже не по причине отсутствия законодательства об ипотеке, а просто потому, что в стране отсутствует развитый земельный рынок, связанный с рынком капитала. Высокое соотношение доли занимаемой земли и доли фермерской продукции — результат кризисного состояния фермерских хозяйств, испытывающих острую нехватку основных средств и долгосрочных кредитов. В этих условиях фермеры не способны эффективно использовать даже те небольшие наделы, которые у них есть. Поэтому в отношении фермера следует говорить не о дефиците земли, а о невозможность использовать ее в полном экономическом смысле: как способ получить и урожай и как источник собственных средств.

Несмотря на это, именно фермерские хозяйства являются единственным потенциально эффективным и устойчивым субъектом рынка сельскохозяйственного производства. Только они, при условии реализации прав собственности на землю, могут быть кровно заинтересованы в сохранении природных ресурсов своего хозяйства; только они могут в соответствующих правовых условиях не только увеличивать, но и использовать по назначению ренту. Но именно в силу того, что они являются субъектами главной, сельскохозяйственной сферы агропромышленного комплекса, они испытывают на себе всю специфичность этого рынка, прежде всего, так называемые долгосрочную и краткосрочную фермерские проблемы и вытекающее из них особое поведение фермера на рынке, его дуализм по отношению к земле и другим природным ресурсам.

Неопределенность в отношениях собственности действительно чаще всего приводит к дефициту земли или других ресурсов. Поясню это следующими ссылками:

"Неопределенность в отношениях собственности" следует понимать широко, учитывая все многообразие содержания понятия "собственность" как "сложной субординированной системы отношений, складывающихся между отдельными индивидами, социальными группами и классами". Именно субординация отношений лежит в основе неопределенности. Вспомним, что эволюция системы отношений между арендаторами и землевладельцами в середине XVII века привела к крепостному праву. Объектом налогообложения стали трудовые ресурсы, а не земля. Это могло произойти только в условиях сильного давления со стороны сильного государства — это и произошло в 1718 г., в эпоху Петра I. Казалось бы, снятие налогового бремени с землевладельцев должно было привести к снятию проблемы дефицита земли. Но в условиях неравного доступа к ресурсам (доступ имела только ограниченная часть общества; помещики не допускали миграции крестьян на новые земли) возникла ситуация, когда в центральных областях возник дефицит земли, а южные земли оставались неосвоенными. Итак, первое, к чему приводит искусственная субординация в отношениях собственности — неравный доступ к ресурсам. Пик неравноправия был достигнут в советскую эпоху, когда число собственников сократилось до одного — им стало государство, а само понятие "дефицит земли" потеряло смысл.

С начала Генерального межевания (1766 г.) неопределенность в отношении собственности привела не к дефициту земли, а к вырубке лесов в лесостепи и невозобновимой потере биоразнообразия. Причина этого — неопределенный правовой статус пользования ресурсами. В частности, именно неопределенный правовой статус рождает недоверие землепользователя к усилиям государства. В. Г. Короленко описывает, как крестьяне не хотели брать землю во время реформ 1861 г. даже на очень льготных условиях, соглашаясь лишь на "дарственный надел". Другое отношение было к переселению: "кто успеет добраться до Сибири, тот окажется там лишь в милостивой царской воле". Таким образом, только мотивация полной правовой определенности может быть стимулом для разрешения проблемы дефицита земли [7] .

Вряд ли нужно обсуждать тезис о необходимости соблюсти компромисс между "интересами природы" и "интересами человека" (термины плохи, но употребимы). Но такой компромисс может быть достигнут лишь в условиях стремления к совершенному рынку с равным доступом к ресурсам. Как было показано, всякое иное решение приводит к непредсказуемым и весьма опасным агроэкологическим и социальным последствиям. Речь идет о рынке земли, сопровождаемом продуманной системой ограничений и обременении. Роль правового регулятора, таким образом, берет на себя государство. "Если отказаться о примитивного подхода "или – или", — пишут Е. и С. Пономаренко, — при котором молчаливо предполагается, что возможна только альтернатива "или централизованная, или децентрализованная система", то можно сказать, что чем больше степень централизации системы, тем выше требования к эффективности управления. Самые крайние варианты (абсолютно жесткая централизация и полная децентрализация без всякого вмешательства государства), по-видимому, совершенно бесперспективны". Аналогичное мнение высказывается в документах Конвенции по биоразнообразию (Буэнос-Айрос, 1996): "И интенсификация, и отказ от природопользования вели бы к потере биоразнообразия в областях с высокими естественными ценностями, если нет адекватной политики сопровождения, другими словами, если адекватные природоохранные меры приняты одновременно или, лучше, заранее". В материалах Рижской Конференции также признается, что "забрасывание сельскохозяйственных угодий может иметь такой же эффект, как и интенсификация" [7].

Заключение

Устойчивое сельское хозяйство зависит от состояния биоразнообразия. Главную ("вечную") проблему сельского хозяйства в России можно сформулировать следующим образом: "перманентная истощительная эксплуатация природных ресурсов в условиях неопределенности отношений собственности на землю". Наличие территорий, слабо затронутых хозяйственной деятельностью человека, является преимуществом, но не снимает проблему, которая гораздо острее, нежели в развитых странах с интенсивным типом устойчивого сельского хозяйства. Цивилизованному рынку земель сельскохозяйственного назначения в перспективе нет альтернативы — его отсутствие гораздо опаснее для природы и человека. Реальность заключается в том, что общественная потребность и осознание необходимости цивилизованного рынка земли наступит только по прошествии всего пути "дикого рынка". Опасность этого длительного переходного этапа определяется спонтанным процессом избыточной эксплуатации земельных и лесных ресурсов и развития рынка земли без соответствующего правового обеспечения и мотивации к сохранению биоразнообразия.

Библиографический список

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Мысль, 1992.

Докучаев В. В. Дороже золота русский чернозем. М.: МГУ, 1994.

Исаев И. А. История государства и права России. М.: Юрист, 1999.

История России IX – XX вв. Под ред. Б. В. Леванова. М.: ЗелО, 1996.

Крупенков И. А. История почвоведения. М.: МГУ; Инфра-М, 1997.

Пономаренко Е. В., Понамаренко С. В., Хаванин В. П., Офлан Г. Ю. Земельная реформа в России. М.: Лаборатория экопроектирования СОЭС, 1996.

Серова Е. В. Аграрная экономика. М.: ГУ ВСИЭ, 1999.

[/sms]