О неуставных отношениях в армии в романе "Тихий Дон"
«На Григория, дайна всех молодых казаков, тяжкое впечатление произвел случай, происшедший на третий день после приезда в имение. Учились в конном строю; лошадь Прохора Зыкова, парня с телячъе-ласковыми глазами, которому часто снились сны о далекой, манившей его станице, норовистая и взгалъная, при проездке лягнула вахмистерского коня. Удар был не силен и слегка лишь просек кожу на стегне левой ноги. Вахмистр наотмашь хлестнул Прохора плетью по лицу, наезжая на него конем, крикнул: «Ты чего глядишь?.. Чего глядишь?Я тебе, с-с-сукиному сыну! Ты у меня продневалишь суток трое...»
Сотенный командир, что-тпоШриказывавший взводному офицеру, видел эту сценку и отвернулся, теребя темляк шашки скучающе и длинно зевая. Прохор рукавом шинели вытер со вздувшейся щеки полосу проступившей крови, задрожал губами.
Выравнивая в строю лошадь, Григорий глядел на офицеров, но те разговаривали, словно ничего не случилось. Суток пять спустя Григорий на водопое уронил в колодец цибарку, вахмистр налетел на него коршуном, занес руку.
- Не трожъ!.. - глухо кинул Григорий, глядя в рябившую под срубом воду.
- Что?Лезь, гад, вынимай!Морду искровеню!..
- Выну, а ты не трожъ! - не поднимая головы, медленно растягивал слова Григорий.
Если б у колодца были казаки - по-иному обошлось бы дело: вахмистр, несомненно, избил бы Григория, но коноводы были у ограды и не могли слыгиать разговора. Вахмистр, подступая к Григорию, оглядывался на них, хрипел, выкатывая хищные, обессмысленные гневом глаза.
- Ты мне что? Ты как гутаришъ с начальством?
- Ты, Семен Егоров, не насыпайся! - Грозишь?.. Да я тебя в мокрое!..
- Вот что, - Григорий оторвал от сруба голову, - ежели когда ты вдаришь меня - все одно убью! Понял?
Вахмистр изумленно зевал квадратным сазаньим ртом, не находил ответа. Момент для расправы был упущен. Посеревшее, известкового цвета лицо Григория не сулило ничего доброго, и вахмистр растерялся. Он пошел от колодца, оскользаясь по грязи, взмешаннойу желоба, по которому сливали воду в долбленые корыта, и, уже отойдя, сказал, обернувшись, размахивая кулаком, как кувалдой:
- Сотенному доложу!Вот я сотенному отрапортую!
Но сотенному почему-то так и не сказал, а на Григория недели две гнал гонку, придирался к каждой пустяковине, вне очереди посылал в караулы и избегал встречаться глазами» [т. 1, ч. 3, гл. II].
Обычная картина Русской армии, многократно тиражируемая в советское время. Вахмистры, заискивающие перед офицерами и устраивающие расправы над подчиненными. Но в душе они, разумеется, трусливы и стоит лишь проявитьвыдержку и мужество, как на такую мразь это незамедлительно подействует.
Все интересно, множество забавных деталей, рассмотрим одну: казак говорит вахмистру - «ежели когда ты вдаришь меня - все равно убью!»
Дисциплина в Советской и нынешней Российской армиях, разумеется, не идет ни в какое сравнение с тем, что было в Царской армии (причем, следует иметь в виду, что описывается служба до начала 1-й мировой войны). Но тем не менее, возможно ли, чтобы что-либо подобное современный молодой солдат, только что пришедший на службу, сказал старшине? Он был бы наказан, да еще как (!!), чтобы другим неповадно было.