Реферат: Я числюсь по России

Если применить к Пушкину классическое сравнение «солнце нашей поэзии», то, как и должно быть в соответствии с законами движения небесных тел, мы оказывались в разные периоды истории то дальше от него, то ближе. Свет его поэзии в различной степени в разные времена влиял на нашу духовную жизнь.Вспомним, как внезапно и как ослепительно вспыхнуло это светило на небосклоне нашей поэзии. Какое необыкновенное, лучезарное впечатление произвело оно сразу же на передовую читающую Россию.Зенита своего прижизненного признания Пушкин достиг к середине 20-х гг., когда Россия зачитывалась «Русланом й Людмилой», «Кавказским пленником», «Цыганами», «Бахчисарайским фонтаном», первыми главами «Евгения Онегина» и когда будущие декабристы воспламенялись ходившими в списках «возмутительными» (то есть бунтарскими) его стихами.
В николаевские времена в духовно надломленной России, в мрачной, свинцовой духовной атмосфере началось словно бы отдаление или охлаждение пушкинского светила, которое на самом деле продолжало неудержимо возгорать. Читающая публика, интеллектуальный уровень которой резко понизился, перестала понимать поэта, шедшего в своем развитии шагами великана.[sms]

С Пушкина, можно сказать, «есть пошла русская земля» как земля, рождающая великих поэтов и писателей, мыслителей, светочей духа, как край, самобытными культурными достижениями которого множится культурное достояние всего человечества. С Пушкиным оформилось и им впервые выразилось в полной мере духовное самосознание народа, то есть осознание богатейших внутренних нераскрытых сил, талантов, возможностей, которым предстояло вырваться наружу и потрясти мир.
Поэтому Пушкин не просто один из наших поэтов и не просто величайший русский поэт. Это явление историческое. Это важнейшая узловая точка в развитии отечественной культуры, когда она из замкнутых своих пределов вышла впервые в открытое море мирового искусства, а вслед за тем под парусами пушкинской поэзии дерзко вырвалась во флагманы.

Россия и Пушкин. Немыслим Пушкин без России, как и Россия немыслима без Пушкина.
Один из лицеистов позднего выпуска поведал о таком символическом эпизоде. Осенью 1829 г. он встретил Александра Сергеевича и задал вопрос:
- А позвольте спросить вас, где вы теперь служите?
- Я числюсь по России, - ответил поэт. Век XIX рождался в России с Пушкиным.
С воцарением в 1801 г. Александра I в различных уголках огромной империи как будто началась оттепель. Предлагались либеральные новшества, обсуждались проекты многообещающих реформ: «Дней Александровых прекрасное начало» порождало надежду, что благородные идеалы эпохи Просвещения укрепятся наконец и на русской почве. Россия пробуждалась к активной духовной жизни. Первым признаком такого пробуждения было невиданно быстрое включениеновых пластов населения в актив читающей публики и связанное с этим расши рение издательской деятельности.Н. М. Карамзин уже в 1802 г. обратил на это внимание в статье «О книжно торговле и любви ко чтению в России». «За 25 лет перед сим, писал он, был в Москве две книжные лавки, которые не продавали в год ни на 10 тыся рублей. Теперь их 20, и все вместе они выручают ежегодно около 200 000 ру лей». Тираж газет увеличился в 10 раз. «Правда, что еще многие дворяне н берут газет; но зато купцы, мещане любят уже читать их. Самые бедные подписываются, и самые безграмотные желают знать, что пишут из чужих з мель!»


Литература училась и учила читающую публику изъясняться по-русск что было делом нелегким. Русский литературный язык еще только1 предсто ло создать, прислушиваясь к звучанию народной, а не чужеземной речи. Де жавин, Фонвизин, Богданович, Дмитриев, Крылов, Карамзин, Батюшков, Жу ковский стояли у истоков той революции в языке, которую призван бы увенчать Пушкин.

Ему посчастливилось родиться как нельзя вовремя. Он захватил весну ру" ской культуры. «Те, кто пришел раньше Пушкина, не слышали журчанья ручь
Нсоттаяли их сердца, косны были их губы и бормотали в морозном возд'' неясные речи. А те, кто пришел после Пушкина, оказались в положении продо жателей, ибо самые-то главные слова Пушкин уже сказал» (А. В. Луначарский)
К тому времени за два с небольшим десятилетия старая Европа пережи' перемен и событий больше, чем за два столетия. В горниле битв, в крови сражний, во взлетах и падениях революционного порыва рождалась Европа нов" ковалась новая эпоха - эпоха быстрого буржуазного развития, индустриальн цивилизации. Лавина социальных изменений освежающей волной прокатил" по континенту и дала могучие стимулы обновлению духовной жизни. Во всех ; областях обнаружились умы недюжинные, поднялись настоящие исполины ; Гете и Гойя, Гегель и Гейне, Бетховен и Стендаль, Байрон и Вальтер Скотт, Се Симон и Гумбольдт.Россия, казалось, оставалась в стороне от той политической духовной горячки, которой была охвачена остальная Европа.Но вот армия Наполеона вторглась в Россию, самонадеянно двинулась;Москве. И проснулось вдруг и раскрылось все, что было в русском характе по-настоящему крупного, сильного, свободолюбивого, несгибаемого - истин"национального. Боль и горечь отступления, которому, казалось, не будет кон"вызвали бурный вСплеск патриотического чувства. Огромная, неподви'жн""словно окаменевшая в долгом летаргическом сне, империя содрогалась п;ударами чужеземных войск. Душа народа ожесточалась и мужала. ;

Без войны 1812 г., вернее, без победы над Наполеоном в этой войне, Пушкина как великого национально-русского поэта не было бы, как не было 6щ декабристов.
Вся бурливая и переменчивая полоса 1811-1817 гг., совершенно исклк тельная для России по насыщенности событиями и «клокотанию умов», периодом лицейской жизни первого, пушкинского выпуска, вся она «прокатил через юное сознание, воспламенила сердца лицеистов, породив «души прекрасные порывы». „
Декабристы - дети 1812 г., и Пушкин был сыном той же грозовой поры. Молнией политического действия в лице декабристов и молнией поэтического творчества в лице Пушкина разразилась эта гроза спустя годы и ярко осветила Россию.
Пушкин всегда оказывался в эпицентре «брожения молодых умов». Наверное, не было такого недюжинного ума в России, с которым Пушкин не установил бы самого близкого знакомства. Сразу же после лицея он в более или менее тесной связи с П. Я. Вяземским, П. Я. Чаадаевым, Н. И. Тургеневым, А. С. Грибоедовым, М. Ф. Глинкой, А. И. Якубовичем, М. С. Луниным, М. П. Бестужевым-Рюминым.

И в южной ссылке он опятьтаки не на периферии, а в сердцевине освободительной мысли и действия. В его окружении борцы против турецкого ига, в частности, будущий вождь греческого восстания Александр Ипсиланти. Он в дружбе с В. Ф. Раевским, в среде активных участников Южного тайного обще¬ства, ведет «метафизический, политический, нравственный» разговор с главой этого общества, рыцарем без страха и упрека П. И. Пестелем.
Трудно переоценить значение этого непосредственного живого общения Пушкина с передовыми людьми России для созревания его интеллекта, его таланта, его духовного мира. Словно и действительно, как желал того Жуковский, вокруг него объединилось все, что было в России умного, доброго, светлого, свободолюбивого. Все это пестовало в течение многих лет гений поэта - до тех пор, пока он не созрел окончательно, не развернулся в полную мощь и силу в тиши михайловского уединения. Поэт и это заточение сумел обратить на пользу своему духовному развитию: книги доставлялись ему в Михайловское целыми телегами. И в работе над «Борисом Годуновым» настал момент, когда он смог сказать себе: «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить». Это было в канун восстания на Сенатской площади.

Пушкин, можно сказать, рано переболел самым радикальным декабризмом и, может быть, раньше всех почувствовал его обреченность.
После бурной, но краткой революционно-освободительной волны, охватив¬шей Испанию, Португалию, Италию, Грецию, наступил период повсеместного торжества реакции под игом Священного союза. Царское правительство начало принимать карательные меры и против внутренней оппозиции. Жестоко подавлен бунт в Семеновском полку, затем в полку, входившем в дивизию М. А. Орлова. Сам Орлов был снят с командования дивизией, В. Ф. Раевский - политический единомышленник и друг Пушкина и Пестеля - брошен в тюрьму. Тогда-то впервые и вырвались из-под пера Пушкина стихи:
Свободы сеятель пустынный, Я рано вышел, до звезды...
Час великого революционного действия еще «далеко не пробил». «Звезда пленительного счастья» еще за горизонтом. Народ глух к кличу свободы. Рано е1Де бросать семена свободы в «порабощенные бразды» .вот глубинный смыслэтого произведения, написанного, по словам поэта, в подражание «умеренн демократу Иисусу Христу».
С горечью разочарования, гневом упрека звучат далее в этом стихотворен хлесткие, святотатственные, кощунственные, совершенно невозможные, ка лось бы, в устах народного поэта строки...

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

С обретенной высоты беспощадно-реалистического видения суровой пра ды Пушкин с болью отказывается от былых роман[ИЧеских иллюзий относительно того, что вот-вот наступят «минуты вольности святой» и «на облом самовластья напишут наши имена».
Но когда декабристы, как и Пушкин, вышедшие ,рано, до звезды», все-та . решились на свой жертвенный вызов самовластью, поэт и сердцем и умом был: ними. Он понимал, что с «необъятной силой правительства>. не совладать. понимал и то, что не пропадет их «скорбный труд и душ высокое стремлень "что, как вторил Пушкину А. Одоевский, «из ихкры возгорится пламя!».

Начало раздумьям Пушкина о путях истор»1ЧЕСКШ) процесса было но лекциями лицейских профессоров и особенно с трудом Н. М. Карамзина «И тория государства Российского». Книга его псзтряаца. В ней впервые прошл России предстало как история могучего и самобытного народа,'имевшего ярк государственных деятелей, воинов и полковод цев историей можно бы гордиться, оказывается, не меньше, чем французы гордились своей, а англичане - своей историей, она была полна славных и. героических поступков люд мужественных, самоотверженных, иелеустрев»цлеНцых gce это изображало Карамзиным сочными красками, прекрасным литературным языком. Имени Карамзин «заразил» юного поэта любовью к отечественной истории, стремлением понять ее в ее истоках и глубинных npоцесах чтобы постичь настоящее будущее России.

И все же, чем больше Пушкин размышлял «над трудом Карамзина, тем двойственнее становилось отношение к нему. Смущала сквозная идея: вся история нашего народа представлялась Николаю Михайловичу Карамзину историей ст новления государственности, сильной, единой, абсолютной власти. Такая власт в глазах писателя была высшим благом обеспечивания единство, силу и величие самой России, ее уверенное поступательное раэввитие, с этой позиции он судил событиях и личностях. И выступал, естественно, защитником самодержавия противником всего, что угрожает устойчивости государственного механизм усмиряющего гигантскую Русь, что чревато воол,волнениями , расколами, распрям Бунты и смуты, по его мнению, никогда не приносили России ничего, кроме зла.

Пушкин долгие годы обдумывал работу Кзарамзина Ему становилось ясн что, несмотря на реакционность некоторых выводов, труд Карамзина - явлен грандиозное, олод ума могучего, светлого, проникнутого любовью к родине, чтоим наложен отпечаток на всю духовную жизнь страны. Можно соглашаться илине соглашаться с историком, но нельзя недооценивать значение его научногоподвига во славу России.

Пушкин видел свое призвание, свой художнический и гражданственный долг в том, чтобы продолжить дело Карамзина, чтобы прояснить и осмыслить героические страницы русской истории, вселяя в сердца соотечественников законную гордость достойными делами предков, уверенность в величии прошлого, а значит, и грядущего России.
Историческое миропонимание Пушкина не сразу сложилось в определенную и самостоятельную систему воззрений, оно развивалось и укреплялось с каждым новым этапом его творчества. Со времени создания «Онегина» и «Годунова» можно говорИТЬ с полным правом о его историзме как сознательно реализуемом в творчестве принципе.
Историзм Пушкина складывается под влиянием веяний бурного XIX в., наследника Французской революции, под влиянием идейных, философских, исторических и политических исканий отечественной и зарубежной мысли. В его библиотеке хранилось около четырехсот книг по истории.

Пушкин стремился постичь настоящее и будущее России в связи с ходом исторических процессов в Европе и в остальном мире. Не изолируя свою страну от этих процессов, он вместе с тем отчетливо видел и специфику ее исторического развития. Пушкин соглашался с историком Гизо, когда тот утверждал, что во Франции из века в век имел место последовательный прогресс в развитии просвещения и свободы. Но для истории России более соответствующей является версия Карамзина: из века в век, из царства к царству шел «прогресс» в упрочении абсолютизма, деспотизма, закабалении крестьян, удушении свободы.

«Необъятная сила правительства, основанная на силе вещей», то есть на вековых традиции рабства и верноподданничества, уничтожения личности и человеческого достоинства, на темноте и невежестве народа, громада самодержавия, освященная церковью, подпираемая штыками, охраняемая густой сетью жандармов, наушников.
Но ведь 6ыли в той же России восстания Разина и Пугачева, было восстание декабристов, вспыхнул в 1831 г. бунт военных поселенцев в Старой Руссе, бунт кровавый и жестоко подавленный. До сих пор возмущенные крестьяне и оппозиционное дворянство выступали против правительства порознь. А если эти две силы объедятся?

Как-то в разговоре свеликим, князем Михаилом Павловичем Пушкин заметил этакой страшной стихии мятежа нет и в Европе.Как согласовать, совместить «устойчивость» организации общества «главное условие общественного благополучия» - с необходимостью «непрерывно-ю совершенствования»? Вотвопрос, над которым бился Пушкин, обладавший трезвым государственным умом, и который он так и не смог решить.
«Бунт и революция, писал он Вяземскому, мне никогда не нравились...»на самом деле, конечно, отношение: Пушкина к революции и бунту было намногогуберниям. Государственная власть была сосредоточена; губернии слишком пространные разделились; сообщение всех частей государства сделалось быстрее...»
Строки эти,- как и слово о том, что мятежникам не удалось склонить на свою сторону дворянство, были написаны в «Замечаниях о бунте», предназначенных для Николая I. Пушкин давал царю урок: Екатерина пошла на определенные, хотя и очень незначительные, реформы после Пугачевского восстания; Ни¬колай не сделал никакого вывода ни из событий 14 декабря, ни из событий в Старой Руссе.

Размышляя о прошлом России, Пушкин утвердился в ясном понимании того, что люди отнюдь не свободны в выборе целей и средств своей деятельности. Великие люди тем более. Есть нечто, властно диктующее направление применению их энергии и воли.
Это нечто потребности общественно-экономического развития, явно или неявно выраженные в общественном сознании, общественном мнении, или, как говорил сам Пушкин, «дух времени», «дух народа» является «источником нужд и требований государственных».
Причудливо переплетаются в сознании поэта прошлое и современность, судьбы России и судьбы отдельных русских людей, брошенных в бурный поток истории, либо кружащихся в нем, либо стремящихся его обогнать, либо пытающихся плыть против течения, либо, наконец, направляющих его в новое стремительное русло. Последнее как раз великое дело Петра Великого.

Как и в Пугачеве, в Петре Пушкина привораживала мятежная натура, личность, не желающая плыть по течению. Петр был революционером на троне, человеком, перевернувшим и перетряхнувшим Россию не снизу, а сверху. И это была единственная, по взглядам Пушкина, «революция» российская, увенчавшаяся успехом.
Петр I - «революционер». Но и тиран, деспот, самодержец. Властелин «полумира», строитель величайшей державы, но и душитель масс. Человек, разрушающий властью все старое, одряхлевшее в обществе и прокладывающий ему новые пути. Прекрасно сознавая всю многогранность и противоречивость этой исторической фигуры, восхищаясь ею и ужасаясь одновременно, Пушкин находит предельно лаконичные и ёмкие слова для ее характеристики: «Средства, которыми достигается революция, недостаточны для ее закрепления. Петр I одновременно Робеспьер и Наполеон».
Робеспьер и Наполеон, объединенные в Петре I! Тут целая концепция революции в разнообразных условиях России и Франции. Робеспьер вождь мятежной Франции, олицетворяющий революцию как решительное устранение пут феодализма, как полное и последовательное уничтожение всего, что отжило, мешает нации двигаться вперед на ее восходящем этапе.
Но революция, совершив резкий прорыв в будущее, вместе с тем обгоняет свое время. Наступает момент отрезвления, когда необходимо заняться будничной работой. Начинается «обратный ход» истории.
И для этого, как правило, необходимы уже другие люди, другие характе¬ры. Так, на смену Робеспьеру - сокрушителю феодальной монархии приходит

 

Наполеон - созидатель великой империи и монархии буржуазной. Так бы Франции конца XVIII - начала XIX в.
Россия же начала XVIII в. совместила обе фигуры в одном лице. Обе чи - и отрицающая, разрушительная, и созидательная, закрепляющая резу преобразований, решены здесь «сверху», волею и гением самодержца. 1 нами пример человека, который мог, казалось, предугадать поворот в теч истории и повернуть страну в ее новое русло, мог, следовательно, стать «вл лином судьбы» не только своей собственной, но и всей России. Он на «вь уздой железной Россию поднял на дыбы».
И не только на дыбы, но и на дыбу. Как и Пугачев, Петр I у Пушкина у как бы в двойном освещении. Личность исполинская, творящая историю индивид во власти обстоятельств. Просветитель и самодур. Человек вла этой властью развращенный, употребляющий ее на высокое и низкое.

Обычно считается, что Пушкин «воспел» Петра, романтизировал и возвеличивал его образ, являлся страстным почитателем того, кто был вместе «и академик, и герой, и мореплаватель, и плотник» и преклонялся перед ним. Все но Пушкин был, пожалуй, и первым резким обличителем тирании Петра, жестокости и самовластья.

«Деспотизм, замечает Пушкин, окружает себя преданными наемни и этим Подавляются всякая оппозиция и независимость». При таком неогр ченном самодержавии, при таком могуществе, сосредоточенном в руках одного человека, размышлял поэт, Петру I нечего было «страшиться народной св ды, неминуемого следствия просвещения». И вновь сравнивая двух вели «владык полумира», Пушкин замечает, что Петр I «презирал человечество, жет быть, более, чем Наполеон».
Итак, с Пушкина началась современная российская культура, которая, в тав, усвоив лучшие достижения собственной и всей общеевропейской духов ! жизни, полно раскрывает особенности истинно самобытные, выражает подл но национальное мироощущение и тем самым обогащает и мировую культу.
Пушкин - вот та узловая точка, где начинается нечто совершенно новое духовной жизни России. Это, иными словами, та вершина на родной почве которой дороги ведут со всех концов мироздания и с которой открывается в на далекие горизонты будущего. Дальнейший путь уже возможен был только, этой вершины, и с нее к новым вершинам двигалась затем литература наш страны, порой отталкиваясь от Пушкина, отмежевываясь от него, полемизир с ним, но всегда, вольно или невольно, меряя свои шаги от этой исходной точк от того рубежа, который намечен был им .[/sms]