Реферат:Виктор Пелевин

 На обложке романа Виктора Олеговича Пелевина «Чапаев и Пусттота" московское издание «Вагриус» характеризует автора как самого известно самого загадочного писателя своего поколения. И это вполне соответст тому имиджу, который Пелевин искусно поддерживает. Его сушествование как писателя , причастного к современному русскому постмодернизму, достаточно легендарно и мифологично. Так, в книге Виктора Ерофее «Русские  цветы зла» со слов Пелевина указывается дата его рождения - ноябрь 1962 г.не соответствующая общепринятой - ноябрь 1967 г. Сам писательвп в последствии опровергнет эту информацию с уточнением, что у него «есть промежуток в  семь лет», в котором он «може жить». Родился Пелевин, по его слова в  Москве в семье военного, окончил среднюю школу почти на «отлично"(с  единственной «четверкой» по русскому языку), в 1989-1990 гг. учился в Московском энергетическом, а в 1989-1990 гг. - в Литературном институте имени Горького, на вечернем отделении (причем на втором курсе перестал посещать занятия).
[sms]
  Первое опубликованное произведение Пелевина - рассказ «Дед Игнат и люди». Оно было напечатано в середине 1980-х гг. на страницах журнала «Химия и жизнь». Автор сразу заявил о себе как об оригинальном писателе-фантасте, однако его произведения лежали за пределами как традиционной «научной фантастики», так и экзотического для отечественного читателя жанра «фэнтези». Книга Пелевина «Синий фонарь» (1993) получила премию «Малый, Букер» как лучший сборник рассказов за 1992 г. - и это в общем все, что известно о писателе.
 Хорошо известно также, что Пелевин не дает интервью, не беседует с журналистами, избегает теле- и фоторепортеров. Он любит розыгрыши как в жизни, так и в литературе. Показателен в этом отношении известный анекдот о том, как, обучаясь в Литературном институте, Пелевин на спор сдал без подготовки целую сессию, каждый раз рассказывая только об Аркадии Гайдаре. Так, на экзамене по русской литературе XIX в., вытащив билет о романе «Отцы и дети», Пелевин будто бы заявил экзаменатору: «Чтобы разобраться в романе «Отцы и дети», мы должны лучше понять фигуру Тургенева, а это станет возможным, только если мы поймем, что Иван Сергеевич Тургенев был своеобразным Аркадием Гайдаром XIX века...» - и таким образом выиграл пари.

 Другая легенда связана с распространившимся в Москве слухом, что Пелевин якобы связан с криминальными группировками (сказалось его мастерское владение современным воровским, или «новорусским», жаргоном), что он «контролирует сеть коммерческих ларьков» и вообще «стал крупным бандитом». В ответ на это Пелевин будто бы говорил: «Почему же - не коммерческих банков? Хотя на самом деле я ведь управляю всем этим миром!»
 Подобные легенды показательны для пелевинского типа творчества. Действительно, писатель «управляет»этим миром, разворачивая его в нашем сознании. И жизнь, и история, и литература, и экзаменационная «лотерея» на наших глазах трансформируются в авторский текст, а само удивительное превращение Тургенева в Гайдара представляет собой изящную модель пелевинского художественного мира в целом, одновременно гротескного и зловещего.

  Все существа, заселяющие пелевинский мир, пребывают в состоянии «между»: между жизнью и литературой, плотью и духом, советским и несоветским, реальностью и фантазией, нормативным и абсурдным и т. д. Так, советские служащие из рассказа «Принц Госплана» одновременно являются персонажами различных компьютерных игр и могут «играть» только по «установленным правилам». Забулдыга-пролетарий из рассказа «Дочередным ень бульдозериста» оказывается американским шпионом, красный командир в финале романа «Чапаев и Пустота» предстает воплощением буддийского святого. Китайский крестьянин Чжуань на самом деле - советский вождь, управляющий огромной страной на севере Китая. А москвичи, движущиеся по улицам Большая И Малая Бронная, по Пушкинской площади, поднимающиеся по Останкинской телебашне - кроме того представляют собой муравьев, ползающих по ржавой броне, пушке и радиоантенне японского танка, лежащего со времен последней войны во дворе этого самого крестьянина («СССР Тайшоу Чжуань»).

 Герои рассказа «Затворник и шестипалый» - две курицы с Бройлерного комбината им. Луначарского, занятьг некими метафизическими экспериментами, в результате которых выходят из инкубатора на волю. Все герои повести-«Жизнь насекомых» (1993) являются одновременно и людьми, и насекомы комарами, мухами, жуками, а персонажи рассказов «Вести из Непала» и «С фонарь» вдруг понимают, что все они - мертвецы. Валютные проститутк новеллы «Миттельшпиль» в недавнем прошлом били мужчинами и парт ми работниками, но с наступлением «трудных времен» быстро «перестроил идеально приспособившись к новой повседневности.

 Жизнь на границе миров носит призрачный, фантасмагоричный харак разнонаправленность как бы двойного бытия придает всему смысл мним^ выморочного существования - каких-то «сумерек человечества», просту щих сквозь обманчивую видимость, правдоподобную кажимость привычи всем известного. Однако, по Пелевину, грань между взаимоисключающими мирами не только размыта, но и преодолима. Каждый может преодолеть метафизические границы бытия, претерпевая кардинальную трансформацию в своем реннем существе. Главное здесь - в осознании иллюзорности своего сущ вания, в освобождении от ее цепких объятий.

 Старая шаманка Таймы, в привычной советской жизни «почетный оленевод» и орденоносец (рассказ «Бубен Верхнего Мира»), приехав на стани символическим названием Крематово, вызывает из нижнего мира мертвеце немецких летчиков, погибших во Вторую мировую войну, для того, чтобы' русские девушки вышли за них замуж и смогли уехать за границу. Расск «Желтой стрелы» спасается из бесконечного поезда, несущегося к" разрушенному мосту», бросившись в воду из окна. Сам поезд с одноименны званием - символ надвигающейся катастрофы, избежать которой все пассажиры могут лишь поодиночке; сообща можно лишь погибнуть. Персонажы позднесоветских анекдотов - Василий Иванович Чапаев, Анка и Петька (Пётр Пустота) в финале пелевинского романа попадают в метафизическую реальность, а именно: плывут по «Условной реке абсолютной любви» (сокраи УРАЛ).

 Мировую и отечественную историю Пелевин интерпретирует самым фантастическим образом. Например, выясняется, что горбачевская nepecтройка началась по вине уборщицы одного из московских общественных туалетов занимавшейся оккультными опытами, в наказание за которые после смерти была , сослана в роман Н. Чернышевского «Что делать ?"где и пребывает до настоящего времени («Девятый сон Веры Павловны»). Тем самым  и «перестройка" предстает как чисто литературная акция подпольного сознания Чернышевского и его последователей, бьющихся над извечным русским вопросом«Что делать?»,Да и вся советская история у Пелевина не просто мифологизирована и сп летена из чудовищных преступлений - она разворачивается в подземелье, где на глубине сотен метров под поверхностью живут ее настоящие руководители,управляющие действительностью , тогда как все «наземные» политики  просто "живые шахматные фигуры», время от времени насильственно и, как прави воле случая стираемые с шахматной доски («Руконструктор»).

 Писатель смело вторгается и в современную историю, представляя творимое на наших глазах художественное произведение. Буквально через2 месяца после террористического акта, устроенного чеченцами в Буденновске, он публикует рассказ «Папахи на башнях» (1995) о том, как чеченские боевики захватили Кремль. В разгар президентских выборов в России (1996) Пелевин совместно с «компьютерным кудесником» Ugger'oм реализует свой избирательный проект. С помощью компьютерной программы на основе рейтингов кандидатов в президенты он создает обобщенный портрет Президента России, составленный по данным шести наиболее популярных кандидатов. Накануне выборов проект был показан по телевидению и опубликован, в том числе во французской газете «Monde»... Сама жизнь, по Пелевину, предстает грандиозным культурным проектом, созданным художником в соавторстве с компьютером. На интернетовской пресс-конференции Пелевин убежденно тезис о сокрушительном воздействии вымысла на реальность.

 Пелевин популярен и в странах СНГ и на Западе, причем в равной мере среди «высоколобой элиты» и «массовки», довольствующейся вагонным «чтивом», - в первую очередь, наверное, оттого, что точнее и глубже многих современников выражает многомерность и многозначность нынешней российской действительности, ее преемственность по отношению ко всем перипетиям советской, российской и мировой истории в их чудовищном смешении и переплетении. Недаром Пелевина сравнивают с Э. Хемингуэем, А.Андреевым, Ф. Кафкой, К.Чапеком, М. Булгаковым, Г. Нессе, В. Набоковым, С. Рушди, Ф. Феллини, Венедиктом Ерофеевым, У. Эко и др.

 Этот список, далеко не  полный ,поражает своим эклектизмом .Главное же в Пелевене то , что даже в произведениях , написанных в советское время , он являлся ярко выраженным постсоветским писателем. В этом аспекте его отношение ко всему советскому не просто пародийно и иронично (здесь он - яркий представитель литературного соц-арта), но и философско-метафизично.

 Лучше всего это характеризует эссе Пелевина «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма» (1993), где говорится: «Советский мир был настолько подчеркнуто абсурден и продуманно нелеп, что принять его за окончательную реальность было невозможно даже для пациента психиатрической клиники. И получалось, что у жителей России, кстати, необязательно даже интеллигентов, автоматически  без всякого их желания и участия - возникал лишний, нефункциональный психический этаж, то дополнительное пространство осознания себя и мира, которое в естественно развивающемся обществе доступно лишь немногим. Для жизни по законам игры в бисер нужна Касталия. Россия недавнего прошлого как раз и была огромным сюрреалистическим монастырем, обитатели которого стояли не перед проблемой социального выживания, а перед лицом Вечных духовных вопросов, заданных в уродливо-пародийной форме. Совок влачил свои дни очень далеко от нормальной жизни, но зато недалеко от Бога, присутствия которого он не замечал. Живя на самой близкой к Эдему помойке, Совки заливали портвейном «Кавказ» свои принудительно раскрытые духовые очи, пока их не стали гнать из вишневого сада, велев в поте лица добывать свой хлеб. Теперь этот нефункциональный аппендикс души оказался непозволительной роскошью».

 В своем творчестве - особенно ярко в последних сюжетно связанных романах «Поколение П» (1999) и «Священная книга оборотня» (2004) - Пелевин сделал предметом исследования именно этот «аппендикс», «непозволительная  роскошь» которого во всей своей эстетической и интеллектуальной красе развертывается в современном русском постмодернизме, а вместе с ним в постсоветском смысловом пространстве.[/sms]