Упоминание Ленина в романе "Тихий Дон"

Не сказать, чтобы вождь мирового пролетариата часто упоминался. Скорее вскользь: «Съезд фронтового казаче­ства в станице Каменской объявил о переходе власти в руки Военно-революционного комитета. Узнав об этом, Ленин сказал по радио: на Дону сорок шесть казачьих полков объявили себя правительством и воюют с Каледи­ным. Казаки-фронтовики послали в Петроград, на Все­российский съезд Советов своих делегатов. В Смольном их принял Ленин.

- Сотрите с лица земного врагов народа, выгоните Каледина из Новочеркасска... - призывал казаков Всерос­сийский съезд Советов» [кн. 2, ч. 5, гл. IX].

Ниже предлагается статья П.И. Ковалева «Ленин о Ка­ледине и Богаевском» [Донская волна, № 11, л. 7,19 авгу­ста 1918 г.], описывающая эту встречу:

«В бешеных нападках комиссаров на «контрреволю­цию» больше всех доставалось Каледину и Богаевскому.

Лейб-орган большевиков «Правда» не жалела красок для изображения донских вождей. Нельзя сказать, чтобы «Правда» не имела успеха. Я в то время жил в Петрограде и с грустью наблюдал, как рабоче-красногвардейские орга­ны большими массами направлялись к Николаевскому вокзалу, чтобы идти «завоевывать» Дон. Совет союза ка­зачьих войск, членом которого я состоял, отдавал себе яс­ный отчет в том, что угрожает Дону. До того времени он не входил ни в какие деловые сношения с советской властью, но теперь, чтобы предотвратить грозу, нависшую над дон­ским казачеством, он вынужден был сделать визит Смоль­ному. Туда была направлена делегация, в которую вошел и пишущий эти строки. Я несколько раз бывал в большеви­стской штаб-квартире и тем не менее, отправляясь в этот раз, я испытывал какое-то особое волнение. Решалась судьба Дона. Самый Смольный показался мне особенно отвратительным. Впрочем, он таковым был и на самом де­ле. На каждом шагу можно было наткнуться на кучи мусо­ра и грязи. Если бы не вооруженная стража, то можно бы­ло подумать, что вы вошли в трактир низшего пошиба. Не­веселые мысли навеяла на нас эта обстановка.

Нам сообщили, что нашу делегацию примет сам Ленин. Нас ввели в средней величины комнату и сказали: - Подо­ждите здесь, сейчас о вас доложат.

Не успели мы как следует оглядеться, как к нам прибли­зилась довольно невзрачная фигура и стала здоровать­ся. - С кем имею честь? - начал было я. - Ленин - Улья­нов, моя фамилия Ленин! - скороговоркой ответил подошедший.

Низенький, плюгавенький, с небольшим брюшком, в черной паре довольно подозрительной чистоты он своей наружностью напоминал приказчика из захолустного местечка. Еще непригляднее было его лицо: синий цвет кожи, плоский нос, маловыразительные черты лица. Но всего неприятнее были его глаза: маленькие, глубоко сидя­щие и беспокойно бегающие, они не смотрели прямо на

человека и были подернуты какой-то дымкой, точно думал он все время одну затаенную думу, а все эти разговоры с многочисленными посетителями являлись для него лишь неизбежным злом, не могущим, впрочем, изменить его взглядов на давно вырешенные им вопросы. - Правда ли, что вы по происхождению - донской казак? - спросил кто-то из нас Ленина. - Что вы, что вы, - поспешил отка­заться глава России, - ничуть не бывало, я - симбирский дворянин.

Ленин был предупрежден о цели нашего посещения и потому, вопреки нашему ожиданию, сразу же заявил, что карательные отряды на Дон действительно посылаются. В дальнейшем у нашей делегации произошел с Лениным такой диалог.

- Чем вызвана посылка на Дон карательной экспеди­ции?

- Тем, что Каледин и Богаевский ведут контрреволю­ционную политику, не отвечающую интересам «трудового казачества».

- Это не совсем так, Каледин и Богаевский пользуются абсолютным доверием Войскового Круга, много раз по­следним переизбирались, а потому не может быть и речи о том, что они ведут личную политику, не отвечающую ин­тересам широких масс. Каледин и Богаевский и вообще все войсковое правительство лишь исполняют волю Вой­скового Круга, хозяина Донской области.

- Но ваш Войсковой Круг представлен лишь офицер­ством и буржуазными элементами и в нем не слышно го­лоса «трудового казачества».

- Это неверно, выборы в Войсковой Круг производи­лись по 4-членной формуле, по самому, как видите, демо­кратическому принципу и представлен он в подавляющем большинстве казаками-хлеборобами и казаками-фронто­виками, и раз он так дружно стоит за Каледина и Богаевского, очевидно, он одобряет политику последних.

-  Но ведь вы не станете отрицать того, что у вас в Но­вочеркасске собираются все контрреволюционные эле­менты. Зачем, например, вы даете приют у себя таким г.г., как генерал Алексеев и Родзянко?

-     Мы не видим оснований отказывать названным ли­цам в возможности жить у нас, раз они не совершили ни­какого преступления. В этом отношении мы хотели под­ражать англичанам, дающим право жить у них всякому по­литическому эмигранту, раз он не нарушает местных законов, и вы, вероятно, слышали уже о восстановлении у нас старого доброго обычая, что «с Дона выдачи нет».

Помню, что при этом покойный ныне член совета Ху­дяков, полушутя, полусерьезно добавил: - Если бы вам, Владимир Ильич, грозил здесь самосуд и вы бы искали спасения у нас на Дону, то, наверное, вас бы оттуда не вы­дали и, во всяком случае, защитили бы от несправедливой расправы.

-     Уж будто бы? - улыбаясь, спросил Ленин. - Конеч­но, - тоже смеясь ответили мы. - Но что вы скажете о бесправном положении у вас иногороднего населения?

- Это тоже неверно. Постановлениями Круга предпо­ложено наделить крестьян землей по нормам, имеющим быть установленными Учредительным собранием, а во всех прочих отношениях по возможности уравнять с каза­ками. Вам, вероятно, уже известно, что и правительство Донское наполовину состоит из представителей иного­роднего сословия, так что говорить о бесправном положе­нии неказачьего населения на Дону, по-нашему, не прихо­дится. Вообще же делегации Совета союза казачьих войск представляется непонятным, почему Совет народных ко­миссаров, ставящий в основу управления Россией прин­цип самоопределения народностей и уже признавший за некоторыми ее областями, например, за Финляндией пра­во даже на полное отделение, в то же время за Донской об­ластью не хочет признать право только на самоуправле­ние, хотя она населена самым лояльным и притом чисто русским населением. Делегация готова считать все проис­ходящее плодом недоразумения, что уже было при Керен­ском, когда Верховный мобилизовал против Дона два во­енных округа, в то время, когда там и не думали помыш­лять о каких бы то ни было агрессивных действиях против Временного правительства.

Боязнь, что родной Дон может сделаться ареной меж­доусобной кровавой бойни, избежать которую вероятно не прочь и Совет народных комиссаров, понуждает и Совет союза казачьих войск обратиться к народным комиссарам с предложением направить на Дон уполномоченных со­ветской власти, чтобы убедиться, что там налицо нет ни­каких поводов для обвинения Войскового правительства и Каледина в какой бы то ни было контрреволюции.

В заключение делегация предлагала себя в заложники Смольному, если у последнего возникнут сомнения в не­прикосновенности советской делегации на Дону.

Из беседы с Лениным я вынес убеждение, что дело не в Каледине и Богаевском. Мне даже показалось, что и сам Ленин не верил в их реакционность.

В заключение мы заявили Ленину, что на наш визит он не может смотреть, как на факт признания советской власти: это бы не отвечало убеждени­ям самого Совета и, кроме то­го, он на это не уполномочен Войсковым правительством.

Ленин обещал нам дать окончательный ответ на сле­дующий день после того, как посоветуется с Троцким. Но на следующий день нам сообщи­ли, что у народных комиссаров не встречается надобности в беседе с нами, а еще дня через три ленинцы разгромили наш Совет, а нас самих заключили в подвалы Смольного».

Упоминание Ленина в романе "Тихий Дон"