О расправах, описанных в романе "Тихий Дон"
«Бросается в глаза, что вся вторая книга буквально насыщена убиваемыми или убитыми офицерами. К концу романа погибают почти все герои, но именно офицеры, их смерть описана во всех ужасных подробностях. Если в первой книге автор фиксирует наше внимание на зарубленном австрийце («Австриец медленно сгибал колени, в горле у него гудел булькающий хрип»), на убитом немце («... не помню его лица. Видел лишь желтых крупных муравьев, ползавших по желтому лбу и остекленевшим прищуренным глазам... пуля ударила его в правый бок навылет»), на венгерском офицере («шашка по стоки въелась в кость выше уха»). На выпущенных кишках Жаркова («дымились, отливая нежно розовым и голубым, выпущенные кишки»), то уже в гл. III. ч. 4 мы встречаем детальное описание пяти офицерских и одного солдатского трупа. Далее последует расстрел есаула Калмыкова («Выгнулся крутой дугой, сплюнул на грудь черные от крови зубы. Сладко почмокал языком»), убийство Атарщикова («широко взмахивает руками и, запрокидываясь, падает на спину, мелко сучит ногами, бьется о мостовую, пытается встать»), расстрел полкового адъютанта 12-гоДонского полка, избиение пленных офицеров чернецовского отряда («Он хватался за лезвия шашек. С разрезанных ладоней лилась на рукава кровь, он кричал, как ребенок, -упал на колени, на спину, перекатывал по снегу голову, на лице виднелись одни залитые кровью глаза да черный рот, просверленный сплошным криком»)... будут, конечно, описаны предсмертные муки и Подтелкова, и Максима Грязнова, и Ивана Алексеевича Котлярова, но не будет в них того надрыва. Эх, господа донские офицеры...» [В, с. 310].
Ни слова о том, что расстрелы Калмыкова и полкового адъютанта представлены, как суровая необходимость. Ни слова, что избиение чернецовцев представлено как ответная мера на коварство.и бессовестность их командира. Интересно читать, что в «предсмертныхмуках» Подтелкова и Котлярова «нет того надрыва». Уж если где и присутствует надрыв, так именно в описании смертей этих пламенных революционеров. К этому еще можно добавить то, как это изображено в экранизации романа!
В исследовании А.В. Венкова материалов, посвященных А.М. Каледину, мало, но они все-таки есть:
«И еще одна ниточка подсказала нам причину выбора этого сражения. В 1918 году на Дону очень популярно было имя Алексея Максимовича Каледина, первого выборного Донского атамана после двухсот лет правления атаманов назначенных. Каледин застрелился в январе 1918 года, что было, конечно, смертельным грехом, но выстрел его, как говорили, пробудил казачество, предупредил - «началось новое нашествие» (подразумевалась Красная гвардия). А людей, которые душу свою губили «за други своя», на Руси почитали, как святых. AM. Каледину были посвящены целые номера выходившего на Дону с 1918 года еженедельника Донская волна», да и в самом «Тихом Доне» мы найдем его мужественный образ» [В, с. 306]. Интересно, и где же в «Тихом Доне» можно обнаружить «мужественный образ» Каледина? Текст, посвященный ему, ну очень небольшой. Второстепенная фигура на фоне «мощного и цельного» образа Подтелкова. И. кстати, только один выпуск «Донской волны» (№ 2) посвящен полностью AM. Каледину.
Так как же А.В. Венков относится к Каледину?
«Но затем планы меняются. Петро бежит из «обольшевиченного полка», а вся эпоха калединщины, в том числе знакомство с Подтелковым и разгром чернецовского отряда, подается читателю в восприятии Григория» [В, с. 314].
Достаточно красноречивая фраза. Как может относиться к AM. Каледину человек, употребляющий слово - «калединщина»?
