29 января 1918 года - день смерти А.М. Каледина
Это число в истории Дона останется навсегда. В этот день в 2... дня кончил свои дни первый выборный атаман Войска Донского Алексей Максимович Каледин.
6 месяцев и 10 дней был я при нем в должности товарища Войскового атамана и на свежую память теперь же считаю своим долгом рассказать, как все произошло.
Кроме заседаний, я обычно виделся с А.М. два раза в день: утром приходил за распоряжениями и для осведомления, а вечером в 6-7 часов докладывал о ходе заседаний, работе и т. д. В экстренных случаях он вызывал меня из квартиры, и я знал, что случилось что-нибудь недоброе. Так было и в это роковое утро.
Пасмурный день с ветром и холодным дождем нагонял тоску, сумрачно было в кабинете А.М., подавлен и уныл был он сам. Поздоровавшись, передал телеграммы, из которых было ясно, что дела наши совсем невеселы: почти все окружные станицы в руках большевиков, частей нет, Добровольческая армия собирается уйти с Дона, формирования дружин идут очень вяло.
А.М., познакомивши меня с положением дел, потребовал немедленно созвать Объединенное правительство. До прихода членов правительства мы стали намечать вопросы для обсуждения. А.М. сказал мне, что его план сводится к следующему: ввиду полной невозможности, за отсутствием людей защищать Дон, - сложить свои полномочия и принять меры к тому, чтобы власть перешла в руки какой-либо общественной организации, которая могла бы вступить в переговоры с большевиками, сохранить в городе порядок и не допустить до кровавых расправ.
Когда собрались члены правительства, А.М., стоя за своим письменным столом, прочитал телеграммы, кратко познакомил с положением на «фронтах» и по области, а затем почти буквально сказал: «Положение наше безнадежное. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития, предлагаю сложить свои полномочия и передать власть в другие руки. Свои полномочия Войскового атамана я с себя слагаю».
Затем он предложил без длинных речей наметить, что делать. Я в немногих словах дополнил сказанное А.М. о тяжести нашего положения и также сложил с себя полномочия, так как ни у А.М., ни у меня уже не было веры в то, что соберется Войсковой Круг: жизнь войска пришла в полное расстройство.
Никто из членов Объединенного Правительства не возражал против такой постановки вопроса и такого решения: в тот момент мы все были убеждены, что, имея за собой около 150 штыков, которые держали в своих руках, главным образом, дети-гимназисты, - сопротивляться - значит проливать много крови, вызывать жестокую расправу. A.M. и все мы считали невозможным оставаться у власти, которую население не признавало и относилось к ней враждебно.
Но мы все-таки обязаны были кому-то эту власть передать. Остановились на такой комбинации: временно ее возьмут: городская дума, Новочеркасское станичное правление и военный комитет; они могут по своему усмотрению привлечь и другие организации. Были вызваны представители этих организаций и им было сказано решение Объединенного Правительства. После некоторых переговоров было решено, что эти организации в 4 ч. дня в гор. думе устроят совместное заседание для выработки дальнейшего плана действий. Когда обмен мнений по поводу организации новой власти несколько затянулся и принял неясные формы, AM. настойчиво просил говорить короче и, выходя в другую комнату, с горечью бросил фразу, что от болтовни и Россия погибла.
Около половины 2-го закончилось заседание Объединенного Правительства, причем постановление о передаче власти, рекомендованное А.П. Епифановым (бывший член Донского Объединенного Правительства от казачьего населения) и 2-3 раза прочитанное, никем подписано не было; произошло это без всякого умысла, второпях. Во время заседания AM. был вызван по делу. Пользуясь его отсутствием В.В. Брыкин (бывший эмиссар от неказачьего населения в Правительстве, доктор. Погиб от руки неизвестных убийц вскоре после смерти А.М. Каледина) сказал небольшую речь, в которой характеризовал А.М., как большую государственную величину и настаивал на необходимости спасения А.М. от самосуда большевиков. Члены правительства отнеслись к этой мысли весьма сочувственно. В это же время группа офицеров независимо от правительства принимала меры к осуществлению этой же мысли.
После заседания Объединенного Правительства AM. просил остаться Войсковое правительство, членам его он дал некоторые поручения, касающиеся денег, находившихся в его распоряжении. Это были деньги, предоставленные разными, по большей части неизвестными лицами в безотчетное распоряжение А.М. на его усмотрение. Абсолютно никаких казенных и войсковых денег, конечно, у него на руках не было. Мне лично он передал пакет с несколькими десятками рублей, которые были найдены у него в кабинете на полу и велел их присоединить к благотворительным суммам.
Около половины 3-го стали расходиться члены Войскового правительства. Во дворце становилось тихо и жутко. Я несколько раз хотел подойти к AM. и попрощаться с ним, как с бывшим Атаманом, но каждый раз что-нибудь мешало. Я спустился вниз в свою квартиру, но уже чрез несколько минут был вызван криком войскового есаула Г.П. Янова: «М.П., Алексей Максимович застрелился...»
Я бросился наверх, пробежал чрез большой кабинет и вбежал в маленькую комнату рядом с ним, где обычно жил брат А.М. Посредине комнаты стояла деревянная небольшая кровать, а на ней лежало еще теплое тело атамана Каледина...
Когда наверху никого не осталось, A.M., видимо, стал искать Марию Петровну, подошел к столу, где она вела деловой разговор с посетителем, глянул в дверь и быстрыми шагами прошел чрез зал и кабинет в комнату. Снял тужурку и шейный Георгиевский крест, лег на кровать и выстрелил в сердце из большого револьвера системы «Кольт». Пуля обожгла белую рубаху, пронзила А.М. насквозь, прошла через тюфяк и матрац, расплющилась о железную решетку кровати и была мною найдена на полу (передана в музей). Выстрела, благодаря коврам на полу, слышно не было, но в комнату очень скоро вошли Мария Петровна и денщик А.М.
Крик М.П. заставил чуть живого А.М. повернуть голову и слегка приоткрыть глаза. Но уже не было в них жизни. На кровати уже лежал труп Атамана. В белой рубахе, в подтяжках, в казачьих брюках с лампасами и высоких со шпорами сапогах лежал он, закинувши голову на подушке и со скрещенными на груди руками. И никто ему их не складывал, а сам он, очевидно, выстрелив, имел силы так сложить их, вытянуть ноги и выпрямиться во весь рост. Лицо было совершенно спокойно, смерть наступила быстро и не терзала его так, как 6 месяцев делали это с ним русские люди, а особенно донские братья - казаки...
На кровати рядом лежал большой револьвер: он помог Атаману не дождаться зверской расправы большевиков над собой. Уже не верил Атаман своему великому Войску Донскому, не верил, что донские казаки не выдадут его на расправу лютым палачам, не захотел допустить позора выдачи и поругания, ибо «с чистым именем он пришел, а с проклятиями должен был уйти».
Я пришел в гостиную, окна которой выходят на восток: из них видны займище, задонские станицы и степи. Плакал хмурый холодный день, а над Доном вал за валом медленно ползли свинцовые сине-черные тучи, и не летние грозы с теплым дождем они несли: зловещие, жуткие тянулись они над Доном и сулили ему горе, смерть и разорение...
А эхо страшного выстрела уже гулко отдавалось по всему Дону и донским степям и рекам, и ликовал враг, и торжествовала буйная казачья молодежь, и лишь старые казачьи сердца чутко прислушивались к этому эху и недоброе почуяли они: донские казаки сами загубили своего лучшего рыцаря - казака, первого выборного Атамана. Протяжно гудит старый соборный колокол: еще недавно звал он на вольный круг, а теперь, говорят, звонит он по душе Атамана, Алексея Каледина, говорят и другое: что звонит колокол похоронный звон по донскому вольному казачеству.
«А по-над Доном в час ночной тихо реют тени прежних атаманов, Славных честью боевой».
В ночь с 29-го на 30-е прибавилась еще одна тень, и алая кровь сочится у нас из сердца. Это тень атамана - мученика Алексея Каледина...
