Реферат: Просвещение в России

Введение

Петровские реформы открывают собой эпоху Нового времени в русской истории и прежде всего — эру русского Просвещения. Век русского Просвещения (XVIII в. в России) — важный период в развитии русской культуры, означавший постепенный переход от традиционной древнерусской культуры, сочетавшей в себе черты Средневековья со слабо развитыми феодальными отношениями и родового, общинного уклада, к культуре Нового времени (русской классической культуре XIX в.), начало которому положили Петровские реформы (первая последовательная попытка модернизации России “сверху”).

Ярко выраженное двоеверие Древней Руси было вполне органичным, ибо существовало на фоне межконфессиональной борьбы язычества и христианства, а древнерусская культура была религиозно-цельной и семантически единой, поскольку синтетическое религиозное мировоззрение связывало все пласты и компоненты культуры в нерасчленимое, аморфное “всеединство”: различия, даже противоположность язычества и первоначального христианства, связанных между собой по принципам взаимодополнительности (двоеверие) и взаимопроникновения, способствовали формированию православия как национально-своеобразного варианта христианства, опирающегося на локальное, этническое своеобразие восточнославянской культуры (в лице ее мифологии и обрядности) и устойчивый синкретизм архаической картины мира восточных славян.
[sms]
Просвещение в России в первой половине VIII века

Русский религиозный раскол XVII в. расчленил национальное религиозное сознание надвое и поляризовал русскую культуру по религиозному принципу (“старая вера” и “новая вера”), фактически означая возникновение религиозного плюрализма при отсутствии взаимной веротерпимости. Петровские преобразования сделали социокультурный раскол Руси еще более жестким, непримиримым и необратимым, а главное — многомерным, развивающимся одновременно в нескольких направлениях.

Будучи логическим продолжением драматических процессов русского религиозного раскола XVII в., полоса Петровских реформ, проникнутая пафосом секуляризации, расчленила единую до того русскую культуру (синкретическую “культуру-веру”) на собственно “культуру” и собственно “веру”, т. е. фактически на две разноосновные культуры: светскую (секулярную) и религиозную (духовную). Если даже поверхностные разночтения в исполнении религиозных обрядов могли расколоть православие как конфессиональное и духовное единство, то секуляризация еще недавно сплошь религиозной и традиционной культуры не могла не иметь еще более разрушительных для древнерусской культуры последствий. Как и любая общинная структура, древнерусская цивилизация не выдерживала ни малейшего нарушения вековых традиций, апеллирующих к общественному согласию общества в отдаленном прошлом: любая, даже частная модернизация приводила к распаду “единодушия” общества по ряду принципиальных вопросов, к росту разногласий и конфликтов, к крайней поляризации общественного мнения и неизбежному расколу.

При этом религиозная часть русской культуры фактически уходила на периферию национально-исторического развития и утрачивала ряд прежде ничем не заменимых смысловых и регулятивных функций (хотя для большинства населения России именно она оставалась основой жизни, была естественной и привычной), а новообразовавшаяся секулярная, светская культура, напротив, обретала всё новые и разнообразные функции и укоренялась в центре официальной, государственной культурной и общественной жизни, принимая самодовлеющий характер (хотя она и являлась культурой образованного меньшинства, дворянской элиты). Таким образом, оппозиция религиозного и светского дополнялась в петровское время противопоставлением центра и периферии, просвещенного меньшинства — непросвещенному большинству, целенаправленной государственной культурной политики — спонтанной и стихийной народной культуре.

В то же время осуществленная Петром I церковная реформа, вытесняя из государственного обихода традиционно понимаемую святость и сакральные ценности “православной цивилизации” Святой Руси, но объективно не имея возможности (как, впрочем, и желания) изъять из жизни и русской культуры саму религиозность как таковую, тем самым способствовала сакрализации важнейших светских институтов и феноменов культуры (в том числе тех, что в принципе не включались в кругозор верующего человека и понимались скорее как антипод святости, нежели как ее мирской аналог), заместивших собой религиозный культ. Это вело, с одной стороны, к отчуждению светской власти от религии (вплоть до признания ее властью Антихриста, например, старообрядцами), с другой стороны — к порождению и распространению в массовом сознании нового и специфического для русской культуры феномена “светской святости”, заключавшегося в экстраполяции атрибутов культовой святости на нерелигиозные предметы и явления.

Преодолевая статичность и нормативность, русская культура XVIII в. начала проникаться принципом историзма: история отныне воспринимается не как предопределение, не как застывшая вечность или постоянно воспроизводимый эталон, не как идеал мироздания (что было характерно для древнерусской культуры), но как иллюстрация и урок современникам, как результат участия человека в ходе событий, итог сознательных действий и поступков людей, как поступательное движение мира от прошлого к будущему. История отныне предстает как память, как искусственное “воскрешение” прошлого (с целями воспитания или назидания, ради осмысления, анализа извлеченного опыта или отталкивания от прошлого), как “аппликация” на современность, как “урок” настоящему; вместе с тем рождается и ориентация русской культуры на будущее, ее апелляция к идеям и установкам развития, а не сохранения динамики, и желанной стабильности. Отсюда развитие в XVIII в. профессионального научного интереса к изучению национальной истории — становление отечественной истории как науки.

Появляются первые представления о социальном и культурном прогрессе как поступательном движении общества вперед, его развитии и совершенствовании — от низших форм к высшим, от варварства к цивилизации. Становится постоянным сравнение с этой точки зрения разных стран и народов, разных культур, и, прежде всего, сопоставление России с Европой, причем нередко — не в пользу России. На первый план политики Петра выходит преодоление российского отставания в различных социальных и культурных аспектах. Само внедрение тех или иных культурных инноваций продиктовано именно задачами ликвидации культурной отсталости.

Так, в XVIII в. самостоятельное значение в русской культуре начинают обретать наука и искусство, философия и богословская мысль, образование и техническое творчество, т. е. специализированные формы культуры, развивающиеся автономно друг от друга и независимо от своего культурного целого, все более дробного, дифференцированного.

Великой заслугой Петра I было создание в России светского образования в 1699г. Петр основал в Москве Пушкарскую школу, в 1701 г. — Навигацкую школу. По всей России работало 42 цифирных школы, окончить такую школу обязан был каждый дворянин иначе ему не разрешалось жениться. Под надзором архиереев работало 46 епархиальных школ готовящих священнослужителей.

Так или иначе, с началом Петровских реформ в России возникла ситуация социокультурного переворота. В русской культуре стал доминировать принцип неограниченной свободы, восторжествовало преодоление обветшавших норм и шаблонов, чуть ли не революционным образом стали трансформироваться культурные ценности, идеи и стиль произведений культуры, формы житейского поведения; стали внедряться новые обряды и традиции, в то время как старые отвергались и осмеивались; изменилась культура быта — все это, разумеется, в рамках жизни довольно узкого круга европейски образованных людей. Присутствие содержательной и формальной “новизны” становилось обязательным требованием русского “Века Просвещения”.

Но культурные преобразования вводились насильно, уничтожение национальных традиций происходило крайне болезненно. Успешное проведение реформ стало возможным благодаря колоссальному напряжению сил России, её народа отвечавшего на насилие и произвол бунтами и мятежами. Преобразования улучшили жизнь очень незначительной части населения.

Просвещение в России во второй половине VIII века

На грани XIX в. в России числилось 550 учебных заведений и 62 тыс. учащихся. Эти цифры показывают подъем грамотности в России и вместе с тем ее отставание по сравнению с Западной Европой: в Англии в конце XVIII в. насчитывалось в одних только воскресных школах более 250 тыс. учащихся, а во Франции количество начальных школ в 1794 г. доходило до 8 тыс. В России же в среднем училось лишь два человека из тысячи.

Социальный состав учащихся в общеобразовательных школах был чрезвычайно пестрым. В народных училищах преобладали дети мастеровых, крестьян, ремесленников, солдат, матросов и т. д. Неодинаков был и возрастной состав учащихся — в одних и тех же классах обучались и малыши и 22-летние мужчины.

Общераспространенными учебниками в училищах были азбука, книга Ф. Прокоповича “Первое учение отрокам”, “Арифметика” Л. Ф. Магницкого и “Грамматика” М. Смотрицкого, часослов и псалтырь. Обязательных учебных программ не было, срок обучения колебался от трех до пяти лет. Прошедшие курс учения умели читать, писать, знали начальные сведения из арифметики и геометрии.

Немалую роль в развитии просвещения в России сыграли так называемые солдатские школы — общеобразовательные училища для солдатских детей, преемники и продолжатели цифирных школ петровского времени. Это наиболее рано возникшая, самая демократическая по составу начальная школа того времени, обучавшая не только чтению, письму, арифметике, но и геометрии, фортификации, артиллерии. Не случайно во второй половине XVIII в. отставной солдат наряду с дьячком становится учителем грамоты и в деревне и в городе — вспомним отставного сержанта Цыфиркина, честного и бескорыстного, тщетно пытавшегося обучить Митрофанушку “цыфирной мудрости”. Солдатские дети составляли основную массу студентов Московского и Петербургского университетов. К типу солдатских принадлежали также национальные военные школы, открытые во второй половине XVIII в. на Северном Кавказе (Кизлярская, Моздокская и Екатериноградская).

Второй тип школ в России XVIII в. — это закрытые дворянские учебные заведения: частные пансионы, шляхетские корпуса, институты благородных девиц и т. д., всего более 60 учебных заведений, где обучалось около 4,5 тыс. дворянских детей. Хотя в шляхетских корпусах (Сухопутном, Морском, Артиллерийском, Инженерном) готовили главным образом офицеров для армии и флота, они давали широкое по тому времени общее образование. В них учились первые русские актеры братья Волковы и драматург Сумароков; ученики участвовали в спектаклях придворного театра. Сословными учебными заведениями были и благородные пансионы — частные и государственные: Смольный институт благородных девиц, Благородный пансион при Московском университете и т. д. Из них выходили хорошо образованные дворяне, воспринявшие идеологию своего класса. Эти учебные заведения пользовались наибольшей финансовой поддержкой правительства: на один Смольный институт отпускалось 100 тыс. руб. в год, в то время как на все народные школы давалось по 10 тыс. руб. на губернию, да и эти деньги шли не только на народное образование, но и на нужды “общественного призрения” — больницы, богадельни и пр.

К третьему типу учебных заведений относятся духовные семинарии и школы. Их насчитывалось 66, в них обучалось 20 393 человека (имеются в виду только православные школы). Это были также сословные школы, предназначаемые для детей духовенства; разночинцев в них, как правило, не принимали. Главной задачей этих школ была подготовка преданных церкви и царю священников, но воспитанники семинарий получали и общее образование и нередко становились проводниками грамотности в своих приходах. Небольшое количество (около двух десятков) специальных школ (горные, медицинские, штурманские, межевые, коммерческие и др.), а также основанная в 1757 г. Академия художеств, представляли четвертый тип учебных заведений. Хотя в них училось всего около 1,5 тыс. человек, они играли важную роль в подготовке специалистов, в которых Россия тогда особенно нуждалась.

Наконец, подготовка специалистов велась и через университеты — Академический, учрежденный в 1725 г. при Академии наук и существовавший до 1765 г., Московский, основанный в 1755 г. по почину Ломоносова, и Виленский, который формально был открыт лишь в 1803 г., но фактически действовал как университет с 80-х годов XVIII в. Студенты философского, юридического и медицинского факультетов Московского университета, помимо наук по своей специальности, изучали также латынь, иностранные языки и русскую словесность.

Московский университет был крупным культурным центром. Он издавал газету “Московские ведомости”, имел собственную типографию; при нем работали различные литературные и научные общества. Из стен университета вышли Д. И. Фонвизин, позднее — А. С. Грибоедов, П. Я. Чаадаев, будущие декабристы Н. И. Тургенев, И. Д. Якушкин, А. Г. Каховский.

Необходимо трезво оценивать результаты развития просвещения в России в XVIII в. Дворянская Россия имела Академию наук, университет, гимназии и другие учебные заведения, а крестьянский и мастеровой люд страны в массе оставался неграмотным. Школьная реформа 1786 г., так широко афишированная правительством Екатерины II, была народной только по имени, а на деле носила сугубо классовый характер. Нельзя забывать, что идеи “Просвещения” были “девизом царизма в Европе”. Однако гений народа смог проявиться не благодаря политике “просвещенного абсолютизма”, а вопреки ей. Это особенно наглядно видно на примере М. В. Ломоносова.

Заключение

Русское Просвещение, начиная с Петровских реформ и кончая “золотым веком” Екатерины, выступало одновременно как обновляющая и разрушительная сила по отношению к древнерусской культуре и ее ценностям, традициям и нормам Святой Руси, допетровской цивилизации, и в этом ярко проявлялся его модернизационный характер и смысл. Просветительское обновление, однако, коснулось не одного только прошлого, но и настоящего, в том числе и собственных начинаний Просвещения; в этом отношении оно было не только отрицанием иного (“непросвещенного”), но и самоотрицанием самого Просвещения. Так, последовательное претворение в жизнь идеалов Просвещения в России вело к распаду и в конечном счете к уничтожению главного плода русского Просвещения — русской дворянской культуры как органической целостности. Просвещение в такой же степени привлекало своих сторонников, в какой ожесточало противников, а колеблющихся и сомневающихся одновременно и притягивало и отталкивало, и восхищало и страшило, в зависимости от того, казался ли путь западноевропейского Просвещения универсальным и подходящим для любой национальной культуры или, напротив, — губительным для самобытного развития нации и страны.

Можно говорить, далее, об амбивалентном характере русского Просвещения, одновременно и созидавшего, и разрушавшего культуру и цивилизацию в России, и объединявшего нацию (как раз в это время формировавшуюся) вокруг идеалов западноевропейского Просвещения (как их могли и умели понимать просвещенные русские люди) и раскалывавшего российскую культуру и цивилизацию на поляризованные части. Дальнейшее культурно-историческое и цивилизационное развитие России (в XIX в.) приобретало принципиально новый, более динамичный и противоречивый характер.

Библиографический список


Гаврилов Б. И., История России. Изд. “ОНИКС” М; 1999.

Исаев И. А., История государства и права России. Учебник, – М.: Юристъ, 2001.

Каменский Б., Екатерина II // Вопросы истории, 1989, № 3.

Краснобаев Б. И., Очерки русской культуры, XVIII в., М., 1987.

К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 22.

Ключевский В. О., Русская история. Полный курс лекций в З-х книгах. Кн.1, М., 1995. [/sms]