Статья Е.Е. Чирикова «Страничка воспоминаний» (К походу В.М. Чернецова)
«Я - один из 12 уцелевших от 4-й роты офицерского батальона, принимавшего участие в походе есаула Чернецова. К сожалению, в моей памяти сохранилось от этого похода лишь несколько эпизодов: участие в походе с генералом Корниловым к Екатеринодару, длинный ряд боев, выдержанных на этом тернистом пути, тяжкое ранение под Афинской, двухнедельное путешествие в тряской телеге в полусознательном положении и ужасы пребывания в станице Дядьковской, где была оставлена часть раненых, - успели изгладить из памяти поход с Чернецовым... Постараюсь собрать хотя обломки этих воспоминаний, всплывающие теперь в мозгу, быть может, без достаточной последовательности...
В средних числах января двинулись мы к станице Каменской, где вспыхнул первый большевистский бунт и где зародилось или намечалось к зарождению самозванное Большевистское правительство с Подтелковым во главе... Помню первый бой под Зверевом... Наш удар был стремительный и, вероятно, неожиданный: сопротивление большевиков было сломлено быстро и закончилось их беспорядочным бегством и большими потерями. Успех окрылил как самого храбреца Чернецова, так и весь его отряд. Помню нашу первую радость и тот экстаз, которым загорались наши сердца при виде бравого есаула. Думаю, что главной целью его было окружить и захватить ст. Каменскую, ядро вспыхнувшего большевизма. Двинулись дальше и без боя заняли ст. Лихую. Здесь есаул оставил нашу 4-ю роту, а сам двинулся далее к ст. Каменской.
Совершенно неожиданно со стороны Дебальцево большевики стали наступать большими силами. Часть их стала обходить занятую нами Лихую с тыла и над горстью нашей роты повисла угроза быть отрезанными, окруженными и уничтоженными. Командир роты, подполковник Морозов отдал распоряжение отступать по направлению к ст. Каменской, которая была уже взята к тому времени лихим есаулом. Непрерывный гром орудийного огня «впустую» со стороны наступающей к Лихой врага все же говорил о серьезных силах его.
На полпути нас встретила посланная нам в помощь сотня из отряда Чернецова, с одним орудием юнкерской батареи и с приказанием есаула вернуться и взять занятую неприятелем ст. Лихую. Задача не из легких, нас всего было человек 200-250. Эта горсточка должна была выступить против нескольких тысяч большевиков... помню, что мысли об этом несоответствии вставали среди многих из нас. Кто-то бравурно и весело подчеркнул это беззаботным восклицанием:
- Немного нас, но мы - славяне.
- Пушка есть... Чего вам еще... да еще под командой штабс-капитана Шперлинга... - Вперед!..
Повели наступление. Наша рота - по левую, сотня - по правую сторону железнодорожного полотна. Загрохотали большевистские орудия, затрещали пулеметы. Нет-нет да и наша пушка ахнет... Подходили к Лихой под страшным, но беспорядочным огнем неприятеля. Однако, чем ближе подходили, тем огонь становился действительнее. Было ясно, что силы несоизмеримы. Только атака могла спасти положение. Победа или гибель. Такая дилемма делает из обыкновенного человека героя... Пошли в атаку стремительной лавиной. Вероятно, враг вообразил, что наступавшие 200-250 человек - это лишь передовые цепи и что нас много где-то там. Тем лучше для нас... - Ура-а...
В паническом ужасе побежали в разные стороны несколько групп неприятеля и увлекли своим примером остальных товарищей... Множество убитых и раненых оставалось на пути бегства... Мы захватили 17 пулеметов и несколько поездов с воинским снаряжением и продуктами, целый эшелон кавалерийских лошадей, всадники которых предпочли коням свои ноги. Нельзя, однако, сказать, что у нас дело обошлось без потерь... большевистские силы поспешно отступили, откуда пришли, т. е. по направлению к Дебальцево. Другая их часть с «правительством» утвердилась на ст. Глубокой. Есаул Чернецов шел напролом. По его плану было решено наступать на Глубокую с двух сторон: со стороны Каменской вдоль полотна железной дороги и обойти ее с тыла. Наш отряд, составленный из несколько поредевшей 4-й роты и новой сотни отряда Чернецова, должен был обойти ст. Глубокую и ударить в тыл.
Должны были выступить ночью, но задержались почти до рассвета. Шли степями и к полудню следующего дня выполнили задачу: обошли. Помню, был страшный холод, земля промерзла, под ногами звенел ломавшийся лед, в лицо бил леденящий ветер с острой снеговою «крупою». Мы все продрогли, руки окостенели, ноги омертвели. Идти в бой было немыслимо. Нам дали водки и разрешили погреться кто как сумеет. До сумерек сидели в засаде. В сумерках двинулись в наступление, не имея сведений о том, . подошли ли наши от ст. Каменской. Глубокая загремела орудийным и пулеметным огнем. Наша единственная пушка подвела нас: поломалась и угрюмо молчала, пребывая в укрытии. Мы вошли в предместье Глубокой уже когда стемнело. Большевистский огонь был, по обыкновению, очень силен, но беспорядочен. Наступила ночь. Огонь стал стихать. Что это значит? Быть может, Глубокая уже в наших руках, а быть может, наше наступление со стороны Каменской кончилось печально...
Ночная темнота разбила нашу связь, мы бродили в предместье Глубокой маленькой кучкой и подошли к депо станции. У полотна поймали несколько большевиков: оказалось, что это большевистский отряд Красного Креста подбирает раненых. Запугали их: сказали, что Глубокая со всех сторон окружена нами, что спасенья им нет. Отпустили с миром. Потом собрались в кучу. Нас оказалось человек 18-20 и среди нас был командир нашей роты, подполковник Морозов. Устроили совет: меня и добровольца Химченко отправили в разведку. Мы повертелись вблизи станции и узнали, что она занята большевиками.
Захватили и увели станичника-большевика к нашим. Приказали ему вывести нас в степь. Когда выбирались из предместья Глубокой, на полотне дороги двигались огни ручных фонарей: большевики разбирали или собирали путь. Вышли в степь. Темная ночь, ветер и холод. Встретили трех человек, направлявшихся к полотну.
- Кто идет?
- Свои, товарищи... путь собирать.
Стрелять было опасно. Захватили их с собой. Отошли несколько верст от станции, спустились в лощину и шли вдоль овражка, где хрустели под ногами подмерзшие ручьи и лужи. Неожиданно на белесоватом фоне небес появились фигуры всадников. Мы залегли, слились с землей и пригнули к ней пленных. Целый конный отряд. Слышно громыхание орудий...
А вдруг наши пленники закричат и выдадут наше присутствие? Что с ними делать? Застрелить? Приколоть? Услышат выстрелы, крики, и мы пропали...
- Наши едут... - врем вслух. - Нет... Это наши... - шепчут пленники.
- Молчите... Иначе и вам ведь конец... Пристрелим вас моментально.
Притихли. Сжались. Всадники с пушками поколыхались на фоне небес и потонули. Как вдруг наши пленники, словно по уговору, вскочили и стремглав побежали за исчезнувшими. Что делать? Стрелять - значит выдать себя. Убежали. Исчезли. Вот сейчас всадники вернутся и приколят... Пошептались и снялись, гуськом пробегая вдоль лощинки. Где пригнешься, где припадешь на колено, полежишь и дальше. Надо подальше от опасности. Ночная темень - спасительница... То яма, то кустарник. В темноте разбились. Час страшных треволнений, сердце отказывается работать. Так бы лег на землю и не двинулся больше. Убьют пусть. Сошлись несколько человек.
- Отдохнуть бы, братцы... Приляжем-ка, покурим, а там что будет... Вот тут в овражке-то.
Пали наземь. Я моментально уснул, как убитый. Не помню, чтобы когда-нибудь сон казался мне таким огромным счастьем. Проснулся от выстрела. Вздрогнул, прислушался. Тишина. Почудилось. Озираюсь, никого около нет. Побрел по овражку. Вот еще один спит. Разбудил. Пошли искать и будить остальных. Все исчезли. Осмотрелись, подумали, куда направить путь. Пошли быстро, чтобы отогреться, ибо задрогли. Нагнали еще несколько человек своих. Долго бродили по степи, заблудились. На свету ориентировались и к утру добрались до ст. Каменской.
Здесь собрались остатки уцелевших от смерти и плена сподвижников есаула Чернецова. В числе их был Тепляков (?) из нашей 4-й роты, который поведал нам о последних часах захваченных в плен есаула с остатками своих соратников. Большевики стянули огромные силы от Воронежа, с Царицынской ветки и от Дебальцево. Под страшным перекрестным огнем погибла смелая рота удальцов, а есаул с несколькими сподвижниками, раненный в ногу, был загнан в балку, окружен и захвачен в плен. Он попал в руки Голубова и Подтелкова. Остатки от отряда, отрезанные занятой большевиками ст. Лихой, несколько дней ждали помощи со стороны Новочеркасска, отбивались от наседавшего неприятеля и, видя неминуемую гибель, решили пробиваться из все теснее охватывающего нас большевистского мешка. Под командой подъесаула Лазарева мы двинулись на последний подвиг... Труден был путь наш, и все меньше оставалось нас... Только миновав царицынскую ветку, мы вздохнули свободно и увы - здесь нас поджидала трагическая весть о самоубийстве генерала Каледина и о том, что большевики победно продвинулись почти к самому Новочеркасску... Опоздай мы на два дня, - пришли бы и попали в лапы большевиков. 7-го февраля мы добрались до Новочеркасска, а 8-го уже выступили и присоединились в Ростове к армии генерала Корнилова, двинулись на новый крестный путь...»
