Реферат: Славянофильство и западничество.

Введение

В размышлениях об исторических судьбах России, ее истории, ее настоящем и будущем родились два важнейших идейных течения 40-х гг. XIX в.: западничество и славянофильство. Представителями славянофилов были И.В.Кириевский, А.С.Хомяков, Ю.Ф.Сарматин, К.А.Аксаков и многие другие. Представителями славянофилов были П.В.Анненков, В.П.Боткин, А.И.Гончаров, И.С.Тургенев, П.А.Чаадаев и др. По ряду вопросов к ним примыкали А.И.Герцен и В.Г.Белинский.

   И западники, и славянофилы были горячими патриотами, твердо верили в великое будущее своей Родины, резко критиковали николаевскую Россию.

На рубеже 30-40-х гг. в среде дворянской интеллигенции сложились два течения общественной и политической мысли под условными наименованиями славянофилов и западников, которые в лучших традициях русских просветителей и реформаторов обсуждали вопросы исторических судеб России, ее места и роли среди других народов, особенности ее политического и правового опыта в сравнительно-историческом сопоставлении с опытом Европы и народов Востока.
Тема самобытности истории России и ее политического опыта обсуждалась не впервые. Она ставилась и истолковывалась разработчиками темы Москва - третий Рим, затем Аввакумом, патриархом Никоном, Ю. Крижаничем, а в начале века также Карамзиным, декабристами, представителями просвещенной бюрократии. В этом же плане воспринималась формула режима правления при Николае I, выдвинутая министром просвещения С. С. Уваровым в виде триады "православие, самодержавие, народность".
[sms]
 

 

1. Славянофильство.

Славянофилы - представители либерально настроенной дворянской интеллигенции. Учение о самобытности и национальной исключительности русского народа, неприятие ими западноевропейского пути социально-политического развития, даже противопоставление России Западу, защита самодержавия, православия, некоторых консервативных, точнее - патриархальных, общественных институтов сближали их с представителями "официальной народности".

Однако славянофилов никоим образом нельзя приравнивать к представителям этого ретроградного направления. Славянофильство - оппозиционное течение в русской общественной мысли, и в этом смысле оно имело больше точек соприкосновения с противостоящим ему западничеством, нежели с теоретиками "официальной народности".
Славянофилы, как и западники, выступали за отмену крепостного права сверху и проведение ряда реформ - суда, администрации и др., буржуазных по своей сущности (хотя славянофилы субъективно выступали против буржуазного строя, особенно западноевропейского образца, с его "язвой пролетариатства", падением нравов и другими отрицательными явлениями), ратовали за развитие промышленности, торговли, просвещения, за свободу слова и печати, не принимали николаевскую политическую систему.
Но противоречивость взглядов славянофилов, сочетание в их воззрениях прогрессивных и консервативных черт до сих пор вызывают споры об оценке славянофильства как идейного направления и о его месте в русской общественной мысли. Следует также иметь в виду, что и среди самих славянофилов не было единства мнений. Их споры между собой порой носили не менее острый характер, что с западниками.
Славянофильство как идейное течение русской общественной мысли заявило о себе в 1839 г., когда два его основоположника Алексей Степанович Хомяков и Иван Васильевич Киреевский выступили со статьями: первый "О старом и новом", второй - "В ответ Хомякову" (с несогласием некоторых положений Хомякова). В этих статьях, несмотря на разные подходы к проблеме прошлого, настоящего и будущего России, были сформулированы основные, общие для обоих авторов, положения славянофильской доктрины. Обе статьи не предназначались для печати, но широко распространялись в списках и оживленно обсуждались.
"Наша древность,- утверждал Хомяков,- представляет нам пример и начала всего доброго в жизни частной, в судопроизводстве, в отношении людей между собой. Однако обычаи старины, все права и вольности городов и сословий были принесены в жертву для составления "плотного тела государства", когда люди, охраненные вещественной властью, стали жить не друг с другом, а, так сказать, друг подле друга, язва безнравственности общественной распространилась безмерно, и все худшие страсти человека развились на просторе: корыстолюбие в судьях, которых имя сделалось притчею в народе, честолюбие в боярах, которые просились в аристократию, властолюбие в духовенстве, которое стремилось поставить новый папский престол".
Увеличение размеров и вещественной власти государства привело к уничтожению областных прав, угнетению общинного быта (общины и области, привычные к независимости, стали угнетаться еще со времен федерации южных и северных племен под охраной дома Рюриков).
С Петра начинается новая эпоха - время сближения с Западом, который до этого был "совершенно чужд" России, и это движение не было действием народной воли. С этого момента "жизнь власти государственной и жизнь духа народного разделились даже местом их сосредоточения". Одна в Петербурге двигала всеми видимыми силами России, всеми ее формальными изменениями, другая (жизнь церковная) "незаметно воспитывает характер будущего времени, мысли и чувства, которым суждено облечься в полную, проявленную деятельность". Личность государства получает отныне вполне определенную деятельность, свободную от "всякого внутреннего волнения", в то время как "бесстрастное и спокойное начало души народной, сохраняя свои вечные права, развивается более и более в удалении от всякого временного интереса и от пагубного влияния сухой практической внешности".
Несомненной заслугой Хомякова явилось новое историческое истолкование традиционной темы о взаимоотношении государства и церкви и дополнение ее историческим обзором статуса крестьянской общины. Так расчищалась почва для обсуждения более фундаментальной для политического быта темы о соотношении общества и государства в русской и зарубежной истории. Характерным для Хомякова оказался также интерес к меняющейся роли обычая и закона.
В ответном обращении к Хомякову Киреевский отметил неправильность постановки вопроса: была ли прежняя Россия хуже или лучше теперешней, где "порядок вещей подчинен преобладанию элемента западного". Если рассматривать основные начала жизни в России и на Западе, то сразу же обнаружится "одно очевидное общее" - христианство. И все же различия между ними также очевидны - в особенных видах христианства, в особенном направлении просвещения, в особенностях частного и народного быта.
Для подхода Киреевского стало характерным сравнение не только результатов развития отдельных элементов, но и восхождение историческое к началу складывания элементов, в частности просвещения и образованности.
Общий вывод Киреевского, как и Хомякова, сводился к тому, что в истории России действительно присутствует "взаимная борьба двух начал" и связана она с желанием "возвращения русского или введения западного быта", однако эта борьба все же предполагает "что-то третье". "Сколько бы мы ни были врагами западного просвещения, западных обычаев и т. п., но можно ли без сумасшествия думать, что когда-нибудь, какою-нибудь силою истребиться в России память всего того, что она получила от Европы в продолжении двухсот лет? Можем ли мы не знать того, что знаем, забыть все, что умеем?" Конечно, и до этих статей различными представителями русской общественной мысли высказывались славянофильские идеи, но они тогда еще не обрели стройной системы. Славянофильство как идейное направление оформилось к 1845 г. - ко времени выпуска трех, славянофильских по содержанию своих статей, книжек журнала "Москвитянин". Редактор журнала М. П. Погодин придерживался, как было сказано, консервативных взглядов, но он охотно предоставлял славянофилам печатать в нем свои статьи, так как правительство не разрешило им иметь свой периодический орган.
В 1839-1845 гг. сложился и славянофильский кружок. Его составляли высокообразованные и даровитые люди. Душой кружка был А. С. Хомяков - "Илья Муромец славянофильства", как его тогда называли, необыкновенно одаренный, энергичный и блестящий полемист, обладавший феноменальной памятью и исключительной эрудицией.
Все хорошо знавшие Хомякова отдавали должное этой "колоссальной личности", ставя его в один ряд с велика людьми России. "Хомяков! - восклицал историк К. Н. Бестужев-Рюмин. - Да у нас в умственной сфере равны с ним только Ломоносов и Пушкин!" "Ум сильный, подвижный, богатый памятью и быстрым соображением", - характеризовал Хомякова его оппонент в идейных спорах А. И. Герцен. Большую роль в кружке играли также братья И. В. и П. В. Киреев В кружок входила замечательная семья Аксаковых - братья Константин и Иван, позже в него вошли: их отец - известный русский писатель; публицисты А.И. Кош, Ю. Ф. Самарин - впоследствии они активно участвовали в подготовке и проведении реформ; ученые-публицисты Ф. В. Чижов и Д. А. Валуев.
Славянофилы оставили богатое наследие в философии, литературе, истории, богословии, экономике. Иван и Петр Киреевские считались признанными авторитетами в области богословия, истории литературы, Алексей Хомяков - в богословии (в знании всех тонкостей богословия ему не было равных), Константин Аксаков и Дмитрий Валуев занимались русской историей, Александр Кошелев и Юрий Самарин - социально-экономическими и политическими проблемами, Федор Чижов - историей искусства. Сохранилось их колоссальное эпистолярное наследие, до сих пор еще полностью не изданное. Причем их письма представляли собой не столько документы личного характера, сколько трактаты и рассуждения на современные им общественно-политические темы. Дважды (в 1848 и 1855 гг.) славянофилы пытались оформить свои политические программы.
Для теоретического обоснования национального пути развития России славянофилы обращались к западноевропейской, главным образом, немецкой классической, философии. Особенно они увлекались сочинениями Шеллинга и Гегеля; им импонировала их трактовка исторического процесса.
Термин "славянофилы", по существу, случаен. Это название им было дано в пылу полемики их идейными оппонентами западниками. Сами славянофилы первоначально открещивались от этого названия, считая себя не славянофилами, а "русолюбами" или "русофилами", подчеркивая, что их интересовала преимущественно судьба России, русского народа, а не славян вообще. А. И. Кошелев указывал, что их, скорее, всего следует именовать "туземниками" или, точнее, "самобытниками", ибо основная их цель состояла в защите самобытности исторической судьбы русского народа не только в сравнении с Западом, но и с Востоком.
Славянофильство как идейно-политическое течение русской общественной мысли сходит со сцены мерно к концу 70-х годов XIX в.
Основная идея славянофилов - доказательство самобытного пути и развития России, точнее - требование "идти" по этому пути. Община в представлении славянофилов - "союз людей, основанный на нравственном начале", - типично русское учреждение. "Община, - писал А. С. Хомяков, - одно уцелевшее гражданское учреждение всей русской истории. Отними его - не останется ничего; из его же развития может складываться целый гражданский мир". Община импонировала славянам тем, что в ней с ее регулярными переделами земель царит особый нравственный климат, который проявляется в "мирском согласии на мирском сходе", а в древности - на вече. Развитию этих качеств как нельзя лучше способствует православная церковь. Она рассматривалась славянофилами как решающий фактор, определивший характер русского народа. Православная церковь, в отличие от рационалистического католицизма, никогда не претендовала на светскую власть, всецело ограничиваясь сферой веры и духа. Именно поэтому развитие России шло по пути "внутренней правды", нравственного совершенствования и "развития духа", в то время как на Западе - по пути "внешней правды", т. е. по пути развития формальной законности, "вовсе не заботясь о том, нравственен ли сам человек".
Таким образом, славянофилы вовсе не считали, что будущее России в ее прошлом. Они призывали идти вперед по тому "самобытному" пути, который гарантирует страну от революционных потрясений. Характерно, что крепостное право они считали одним из "нововведений" Петра I (хотя и не западным) и выступали за его отмену не только из экономических соображений - считали его очень опасным в социальном смысле. "Из цепей я куются ножи бунта", - писал К. С. Аксаков.
А. И. Кошелев в 1849 г. даже задумал создать "Союз благонамеренных людей" и составил программу "Союза", предусматривавшую постепенное освобождение крестьян с землей. Эту программу одобрили все славянофилы.
Петровская европеизация России, как считали славянофилы, коснулась, к счастью, только верхушки общества -• дворянства и "власти", но не народных низов, прежде всего, крестьянства. Вот почему такое большое внимание славянофилы уделяли простому народу, изучению его быта, ибо, как они утверждали, "он (народ) только и сохраняет в себе народные, истинные основы России, он только один не порвал связи с прошедшей Русью". В изучении народных традиций и быта особенно значительный вклад внес П. В. Киреевский. Однако "Песни, собранные Киреевским", из-за цензурных стеснений не могли появиться в печати в николаевскую эпоху и были опубликованы в 10 томах уже в пореформенное время.
Николаевскую политическую систему с ее "немецкой" бюрократией славянофилы рассматривали как логическое следствие отрицательных сторон петровских преобразований. Они сурово осуждали продажную бюрократию, царский неправый суд с лихоимством судей. А. С. Хомяков писал о николаевской системе: В судах черна неправдой черной И игом рабства клеймена, Безбожной лести, лжи тлетворной, И лени мертвой и позорной, И всякой мерзости полна.

Правительство настороженно относилось к славянофилам, видя в их учении "признаки вредного политического движения". Им запрещали демонстративное ношение бороды и русского платья, усматривая в этом некий "тайный умысел". Некоторых славянофилов за резкость высказываний подвергали арестам. Так, в 1847 г. был арестован Ф. В. Чижов, подозреваемый в политическом либерализме, в заговоре в пользу австрийских славян и в связях с украинским Кирилло-Мефодиевским обществом. Он подвергся допроса* III отделении, но за отсутствием улик вскоре был освобожден 1849 г. были арестованы и посажены на несколько месяцев в Петропавловскую крепость И. С Аксаков и Ю. Ф. Самарин. Самарина допрашивал сам Николай I, считавший, что он и его единомышленники "поднимают общественное мнение" против правительства тем самым "готовят повторение 14 декабря". Арестованные сумели доказать свою благонадежность, и царь дал такое о них распоряжение шефу жандармов А. Ф. Орлову: "Призови, вразуми и отпусти". В условиях усиления реакционного политического курса период "мрачного семилетия" (1848-1855) славянофилы вынуждены были на время свернуть свою деятельность.
К концу 50-х годов уже не было в живых основных в участников прежнего славянофильского кружка - А. С. Хомякова, И. В. и П. В. Киреевских, С. Т. и К. С. Аксаковых, Д. А. Валуева. На сцену выступили А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин, В. А. Черкасский, которые приняли активное участие в подготовке и проведении крестьянской реформы. Видным публицистом и издателем в пореформенное время стал И. С. Аксаков. Характерно, что славянофильство было явлением исключительно "московской" общественной жизни.

В истории исследования славянофильства содержалось немало несправедливой, а нередко предвзятой критики в адрес славянофилов. Так, А.И. Герцен отмечал: “Славянофильство приносит ежедневно пышные плоды, открытая ненависть к Западу есть открытая ненависть ко всему процессу развития рода человеческого… Ненависть и пренебрежение к свободе мысли, к праву, ко всем гарантиям, ко всей цивилизации”. Безусловно здесь явное преувеличение, пренебрежение, искажения реальной картины содержания воззрений славянофилов в целом. Поэтому наряду с положительно ориентированным и оцениваемым термином в нем нередко проявлялись и подобного рода негативные подходы, связанные с остротой идейной полемики 40-50-х годов.

Движение славянофилов было связано в первую очередь с Москвой. Именно на московской духовной ниве происходило становление истинного славянофильства, питаемого московской стариной, московским духом сбережения старинных русских традиций. Напротив, многие антиславянофильские идеи рождались в Петербурге, городе скорее западного, нежели русского духовного склада.

В идейных спорах в частом употреблении были такие термины, как “западники”, “европеисты”, “нововеры”, которым противопоставлялись сочетания “восточники”, “славинисты”, “староверы”. Их использовали П. Чаадаев, А. Герцен, В. Белинский и другие писатели и общественные деятели. Обвинения, выдвигавшиеся против славянофилов можно скорее отнести к панславизму, политическому и идейному течению, стремившемуся подчинить славянские народы влиянию российского абсолютизма, российской имперской политики. Истинные славянофилы не выступали с позиций панславизма, ограничиваясь заявлениями о “славянском братстве”, о будущем единении славян, об общеславянском самосознании.

Духовное оформление славянофильской идеологии следует отнести ко второй половине 40-х годов 19 века, хотя некоторые историки называют точную дату – 1845 год. (разрыв западников и славянофилов, выразившийся в прощании К.С. Аксакова с Т.Н. Грановским), или более ранний срок – зиму 1838-39 годов, когда состоялся обмен посланиями между А. Хомяковым и П. Киреевским об образовании кружка славянофилов.

Продолжая духовные традиции декабристского движения, славянофилы оставались патриотами России, гордились русским народом, его историей. Основополагающими идеями славянофильства были, во-первых, вера в особый путь русского общества, его эволюции, в то, что призвание России – исполнить особую роль по отношению к Западу; во-вторых, внимание к судьбам русского народа, его духовно-нравственному состоянию; в третьих, интерес к славянским народам, стремление к славянскому единению.

Идеи особенности России, ее исторического развития, составив основоположение концепции славянофилов, нашли благоприятные политические условия в российской действительности 30-40-х годов 19 века. Идеология, официальный политический курс Николая 1 привели к противопоставлению России и Европы, к утверждению мысли о превосходстве России над Западом. “Девятнадцатый век принадлежит России!” – восклицал В. Ф. Одоевский не позднее 1834 года в эпилоге к роману “Русские ночи”, предсказывая гибель Запада и торжество России. Однако в славянофильстве основой упор делался не столько на идею превосходства России над Западом, сколько на признание и обоснование особого пути России, ее общественно-исторического развития. Определяя особый характер развития российского общества, славянофилы одновременно указывали на необходимость преобразований в современной им России: распространение грамотности в сельской местности, введение суда присяжных. Отмена крепостного права, равенство сословий, свобода церкви (Хомяков, Киреевский). Тем более, своими идеями славянофилы создавали идейно-политическую платформу российского либерального движения.

В славянофильстве основным тезисом было утверждение в качестве начала русской жизни православной веры, согласия жизни с верой. Решая социально-политические проблемы русской действительности, славянофилы стремились подойти к ним с религиозно-нравственных позиций. Так, осуждая крепостное право, хомяков полагал, то христианин не должен быть рабовладельцем, что крепостнические отношения вносят разлад в русскую жизнь.

Славянофильство как конкретное теоретико-политическое течение российской действительности середины 19 века достигает своего расцвета в 50-60-е годы, постепенно утрачивая ряд позиций в обществе. Этому способствовало движение России в направлении к европейской цивилизации, выход страны после 1861 года на путь свободного предпринимательства, означавшего прекращение споров об особости и избранности исторического пути России.

С 1861 года начался новый этап в истории славянофильства – позднее славянофильство, оказавшее влияние на эволюцию российского либерализма и народничества. Н.И. Цимбаев, например, полагает, что “славянофильство изжило себя к середине 1870-х годов, когда, в основном, завершился переход к капитализму и новые общественные отношения стали играть определенную роль в развитии России”. (Цимбаев Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли 19 века. 76 стр.).

Дух славянофильства значительно пережил отведенное для него историей время, не утратив своего значения и в конце 9 и вначале 20 века, уступив на время натиску большевистской наднациональной внерусской идеологии и возродившись на руинах большевизма и многочисленных идейно политических течений 80 – первой половины 90-х годов 20 века.


2. Западничество.

Западничество, как и славянофильство, возникло на рубеже 30-40-х годов XIX в. Оно было представлено "обеими столицами" - Москвой и Петербургом. Московский кружок западников оформился (в спорах со славянофилами) в 1841-1842 гг., в Петербурге же находились немногие представители западничества, и какого-либо сложившегося кружка его единомышленников не существовало.
Современники трактовали западничество очень широко, относя к ним вообще всех, кто противостоял в идейных спорах славянофилам. В западники наряду с лицами, придерживавшимися весьма умеренных взглядов, такими, как П. А. Анненков, В. П. Боткин, Н. X. Кетчер, В. Ф. Корш, зачислялись также и те, кто придерживался радикальных воззрений, - В. Г. Белинский, А. И. Герцен и Н. П. Огарев. Впрочем, Белинский и Герцен в своих спорах со славянофилами сами называли себя "западниками".
По своему социальному происхождению и положению большинство западников, как и славянофилов, относились к дворянской интеллигенции. Западниками были известные профессора Московского университета: историки Т. Н. Грановский и С. М. Соловьев, правоведы М. Н. Катков и К. Д. Кавелин, филолог Ф. И. Буслаев, а также видные писатели - И. И. Панаев, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, позднее - Н. А. Некрасов.
Константин Дмитриевич Кавелин (1818-1885) - один из основателей (совместно с С. М. Соловьевым и Б. Н. Чичериным) так называемой государственнической школы в истолковании истории России. Согласно его представлениям, основу и движущую силу исторического процесса образует борьба личности за свободу и "постепенное изменение" общественных форм - от родовых отношений к семейным, которые, в свою очередь, уступили высшей форме общественных отношений - государству. Россия шла тем же историческим путем, что и Западная Европа, но отстала от нее и потому должна прибегать к заимствованиям достижений цивилизации.
В этом смысле реформы Петра I двинули Россию по пути европейского развития в сторону свободы и управления с помощью "современных актов и законов". Оправдание эпохи петровских реформ - в ее целях, поскольку средства дала, навязала ей сама старая Русь. В отличие от славянофилов Кавелин считал, что наряду с общинным индивидуальное начало все-таки присутствовало и до Петра и привело к постепенному созданию у нас общественности и юридической гражданственности, хотя и в неразвитой форме "умственной, нравственной и гражданской культуры".
С более радикальных философско-исторических позиций критиковал славянофилов Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855), для которого историческое развитие всегда сопровождается борьбой разнородных сил и каждую эпоху отделяет от другой "резкое различие", в том числе войны и революции (например, завоевания древних германцев, Французская революция XVIII в.). Историческое развитие бесконечно, поскольку вечно новы противоположности и никогда они не возвращаются к прежним пунктам, "из борьбы их исходят вечно новые результаты".
Об интересе знаменитого профессора всеобщей истории в Московском университете к отечественной истории свидетельствует его публичная полемика с литературными распространителями доктрины "официальной народности" (Погодиным, Шевыревым) и славянофилами, а также его критика некоторых упрощенных западнических воззрений на прошлое России.
Так, в речи Грановского перед студентами 1845 г. в связи с началом курса по истории средневековья содержится прямое указание на основных идейных оппонентов: "И вам, и мне предстоит благородное и, надеюсь, долгое служение России - России, идущей вперед и с равным презрением внимающей клеветам иноземцев, которые видят в нас только легкомысленных подражателей западным формам, без всякого собственного содержания, и старческим жалобам людей, без всякого собственного содержания, которые любят не живую Русь, а ветхий призрак".
Западники, в отличие от славянофилов, по-иному судили о путях развития России. В противоположность славянофилам они доказывали, что Россия хотя и "запоздала", но идет по тому же пути исторического развития, что и все западноевропейские страны, ратовали за ее европеизацию.
В отличие от славянофилов они отрицали самодержавную власть монархию и выступали за конституционно-монархическую форму правления западноевропейского образца, с ограничением власти монарха, с гарантиями свободы слова, печати, неприкосновенности личности, с введением гласного суда. В этом плане их привлекал парламентарный строй Англии и Франции, вплоть до идеализации его некоторыми западниками.
Как и славянофилы, западники выступали за отмену крепостного права сверху, отрицательно относились к самодержавно-бюрократической системе николаевского царствования, противоположность славянофилам, западники решающее значение отводили разуму. Они выступали за самоценность человеческой личности как носителя разума, противопоставляли свою идею свободной личности славянофильской идее корпоративности (или "соборности"), западники возвеличивали Петра I, который, как они говорили, Россию.
Деятельность Петра I они рассматривали как первую фазу обновления страны; вторая, по их мнению, должна начаться с проведения реформ, которые явятся альтернативой пути революционных потрясений. Профессора истории и права (например, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин) большое значение придавали роли государственной власти и стали основоположниками так называемой "государственной школы" в русской историографии. Здесь они основывались на схеме Гегеля, считавшего государство творцом развития человеческого общества.
Свои идеи западники пропагандировали с университетских кафедр, в статьях, печатавшихся в "Московском наблюдателе", "Московских ведомостях", "Отечественных записках", позже в "Русском вестнике" и "Атенее". Большой общественный резонанс имели читаемые Т. Н. Грановским в 1843-1851 гг. циклы публичных лекций по западноевропейской истории, в которых он доказывал общность закономерностей исторического процесса России и западноевропейских стран. По словам Герцена, Грановский "историей делал пропаганду". Западники широко использовали московские салоны (Елагиных, Свербеевых, Чаадаева и др.), где они "сражались" со славянофилами и куда съезжалась просвещенная элита московского общества, "чтоб посмотреть, кто из матадоров кого отделает и как отделают его самого". Разгорались жаркие споры. Особенно изощрялся в полемическом задоре и остроумии Герцен. Выступления заранее готовились, писались статьи и трактаты. Это была отдушина в мертвящей обстановке николаевской России. III отделение было хорошо осведомлено о содержании этих споров через своих агентов, аккуратно посещавших салоны.

Иные взгляды на историю, современность и будущность России имели западники, среди которых выделялись Т. Н. Грановский, В. П. Боткин, А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. В. Станкевич и др. Западничество формируется на почве российской действительности как осознанное идейно-политическое течение в полемике со славянофильством. Под западничеством в истории русской общественно-политической мысли понимается направление, содержание которого составляла идея об усвоении Россией европейской цивилизации: науки, техники, политического строя, других ценностей, ориентированных на западню Европу, выросших из нее. Западники считали, что Россия должна учиться у Запада и пройти тот же исторический путь, что и Запад. Сама по себе такая постановка проблемы не противоречила делу прогресса России, успеху ее общественного, в первую очередь экономического развития. Так же, как и славянофильство, западничество не являлось раз и навсегда данным, однопорядковым течением, многие его представители в тот или иной период отказывались от своих прежних взглядов, меняя их под влиянием обстоятельств, что вполне естественно для цивилизованного общества.

Западники, как и славянофилы, осуждали культ денег, дух наживы, личной выгоды, которые утвердились в европейских странах с развитием капитализма. “Оконченная, замкнутая личность западного человека… - не без горечи писал Герцен, - удивляет односторонностью. Он всегда доволен собой…Он никогда не забывает личных видов…”

Но при всем том и его единомышленники, что именно западноевропейский путь развития – наиболее естественный и разумный для России. Этот путь должен привести к равенству всех людей перед законом, установлению личных свобод, включая свободу слова, - иначе говоря к победе либерализма.

Одним из первых представителей западничества был П. Я. Чаадаев, известный философ и общественный деятель, автор знаменитого “Философического письма” (1829-1831 гг.). В первом из писем Чаадаев восхваляет Западную Европу, где существует порядок, а справедливость и долг торжествуют и составляют основу уклада жизни. Место России Чаадаев определяет следующим образом: “…Мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого”. Он весьма скептически оценивает возможности России: “Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих…”

Первое философское письмо было опубликовано в журнале “Телескоп” в 1836 году, после чего автор подвергся политическим гонениям, был объявлен сумасшедшим. Только в 1935 году были опубликованы второе, третье, четвертое, пятое и восьмое письма в журнале “Литературное наследство”. Шестое и седьмое письма в то время не были напечатаны, т. к. в них Чаадаев говорил о благотворном влиянии церкви, что в 30-е годы не могло оцениваться позитивно.

Западничество как организационно оформленное идейное течение было связано с деятельностью кружка Н. В. Станкевича, образование которого относится к 1831 году. В кружок Станкевича входили В. Белинский, К. Аксаков, М. Лермонтов, М. Бакунин, В. Боткин, Т. Грановский и др. известные русские литераторы, общественные деятели.

Среди наиболее авторитетов западничества были Т. Грановский и А. Герцен. Т.Н. Грановский (1813-1855) считал крепостничество и абсолютизм в России пережитками феодализма, в то время как западная Европа вступила в фазу свободного развития. Грановский идеализировал Европу с точки зрения демократических свобод, равенства, видя в противоречиях западного общества “случайные”, временные отклонения общественного организма, едва достигшего зрелости и совершенства.

А.И. Герцен (1812-1870) не идеализировал Запад так, как Грановский (очевидно, сказалось, что Герцен жил исключительно в Европе и после 1848 года не возвращался в Россию). Он показывал две России – помещичью и крестьянскую. В крестьянской общине он видел зачатки социализма, который скорее будет реализован в России, чем в любой стране Запада.

Западничество, как и славянофильство, проходит сложный путь концептуального развития и постепенно сходит на нет в пореформенной России, в связи со вступлением страны на путь капитализма, сближения на этой основе с европейской цивилизацией. Как и славянофильство, западничество в духовно – политическом отношении сохранило свои традиции в российском обществе, проявляясь в более поздние периоды в различных формах и сферах. Тенденция западничества во многом определяет нынешний социально – экономический процесс в России путем стремления к вхождению в общеевропейский торгово-экономический дом.

Сами западники и славянофилы избегали употреблять эти названия по отношению к себе, считали их обидными. По крайней мере, поначалу.

Казалось бы, что обидного в слове “славянофил”? Буквально оно означает “любящий славян”. Писатель и критик Петр Андреевич Вяземский по этому поводу даже задался вопросом: “Судя о славянофильстве по его словопроизводству, мудрено заключить, что может быть вредного в любви к славянам, нашим предкам и одноплеменным братьям…”

Но дело в том, что у этого слова была своя история. Одним из первых, если не первым, его употребил К. Н. Батюшков в сатире “Видение на берегах Леты” (1809 г.). Герой этого стихотворения, некий поэт, глупый, напыщенный, приверженный устаревшим литературным нормам, говорит о себе “высоким штилем” (церковно-славянским языком): “Аз есмь зело славенофил” (“Я сугубый славянофил”).

Слово “славянофил” и вправду было неточным. На самом деле те, кого так называли, принимали отнюдь не все славянское. Многое у себя на родине они порицали и высмеивали.

Поэтому сами славянофилы предлагали называть себя иначе. Например, публицист и общественный деятель Александр Иванович Кошелев (1806-1883 гг.) считал, что гораздо уместнее такие слова, как “туземники”, “самобытники”, подчеркивающие интерес к самобытным началам русской жизни и истории. Но эти понятия не привились, поскольку тоже были недостаточно точны, да и звучали несколько комично.

Славянофилы называли представленное ими направление “московским” в отличие от противоположного – “петербургского”. Древняя столица России, по мнению славянофилов, олицетворяло исконное начало русской жизни, которого лишена столица новая, возникшая по воле Петра 1, “прорубившего окно в Европу”.

Кроме того, называя представленное ими направление “московским”, славянофилы подразумевали, что они в большинстве своем жили в Москве, а западники – в Петербурге. Но западники были категорически против таких “географических” разделений. В. Г. Белинский писал, что подобная мысль “может прийти в голову только квартирмейстерам”. Действительно, в Москве в 40-х гг. 19 века жили такие видные западники, как А. И. Герцен, Т. Н. Грановский.

“Западники” тоже не очень точное название: они вовсе не обольщались всем западным.

И все же оба понятия (и западники, и славянофилы) удержались в истории. Что ж, очень многие общественные явления имеют порой достаточно условные наименования.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Не смотря на различия в воззрениях, славянофилы и западники выросли из одного корня. Почти все они принадлежали к наиболее образованной части дворянской интеллигенции, являлись крупными писателями, учеными, публицистами.
Большинство их - воспитанники Московского университета. Теоретической основой взглядов и тех и других была немецкая классическая философия. И так же как и других волновали судьбы России, пути ее развития, хотя они понимали их по-разному.
Герцен писал впоследствии об известной условности деления на славянофилов и западников по той простой причине, что все они были патриотами своего народа и отечества - "Мы, как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, но сердце у нас билось одно".
Их объединяло, по крайней мере в начальный период, решительное осуждение крепостного рабства и административно-судебного произвола, а также боязнь того, что если перемены не придут сверху, то переворот явится снизу. В этом отношении они близки в отдельных пунктах своих политических программ и декабристам и народникам.
Так, существовавшая в 1845-1847 гг. в Киеве тайная религиозно-политическая организация (Кирилло-Мефодиевское общество) унаследовала от декабристов идею республиканизма и сближалась со славянофилами в провозглашении христианского учения исходным началом и основанием для "правления, законодательства, права собственности и просвещения".
После реформ 60-х гг. острота разногласий между славянофилами и западниками утратила свое былое значение.
Славянофильство эволюционировало в сторону почвенничества и сблизилось во многом с консервативными противниками реформ, однако значительная часть их ожиданий и надежд в отношении русской общины была воспринята идеологами "русского социализма" (Герцен, Чернышевский и др.).
Для славянофильства 70-80-х гг. характерны известная инертность и идейный догматизм. В этот период они становятся критической мишенью для русских марксистов и наиболее дальновидных консерваторов. Константин Леонтьев, один из наиболее талантливых выразителей трагизма социальной и политической ситуации в пореформенной России, склонный в какой-то момент даже к "монархическому социализму", заметил однажды в отчаянии: "Аксаков во время пожара читает благородную лекцию о будущей пользе взаимного страхования любви". В XX в. вопрос о самобытности русской истории вновь актуализировался в связи с социалистическим экспериментом и таким образом вопрос Хомякова и Киреевского о том, "что такое Россия, в чем ее сущность, призвание и место в мире" (Н. А. Бердяев), получил новые истолкования и новые оценки.
К началу 60-х годов 19 века большинство наиболее крупных славянофилов и западников ушли из жизни – Иван и Петр Киреевские, Хомяков, Константин Аксаков. Не стало Белинского. Пришло время более спокойных, трезвых размышлений и оценок. Как бы подводя черту под целой эпохой русской общественной мысли, Герцен в статье на смерть К. Аксакова писал: “Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая. У них и у нас запало с ранних лет одно сильное, безотчетное, физиологическое, страстное чувство… чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время, как сердце билось одно”.

По-разному отозвалось западничество и славянофильство в последующей истории России и ее литературе. Если у А. Хомякова или И. Киреевского признание высокого предназначения русского народа сочеталось с неприязнью к его недостаткам, с острой критикой правительства, то более поздние славянофилы (например, М. Н. Катков с начала 60-х гг., Н. Я. Данилевский) нередко восхваляли Россию такой, какой она была. Зачастую они проповедовали непримиримую вражду к евреям, полякам и другим “инородцам”. Ф. М. Достоевский признавал:”Западничество было все-таки реальнее славянофильства, и, несмотря на все свои ошибки, оно все-таки дальше ушло, все-таки движение осталось на его стороне, тогда как славянофильство постоянно не двигалось с места и даже вменяло себе это в большую честь…”

Дискуссия западников и славянофилов осталась яркой страницей в истории русской общественной мысли. Спор “о старом и новом” нередко вспыхивает среди литераторов, философов и политиков и в наше время. И обращение к истокам разногласий оказывается весьма поучительно.


СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.


Бердяев Н. А. Судьба России. – М., 1990.—348 с.

Данилевский Н. Я. Россия и Европа. – М., 1991. – 574 с.

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 1. – М., 1989. – 640 с.

Ключевский В. О. Курс русской истории: Часть 1. – М., 1987. – 432 с.

Лосский Н. О. История русской философии. – М., 1991. – 559 с.

Цимбаев Н. И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли 19 в. – М., 1986. – 269 с. [/sms]