Статья «Смерть Подтелкова» из журнала «Донская волна»
«Средние числа апреля. К Ростову приближались войска германцев, на Новочеркасск двигались восставшие станицы. Нарастала тревога в штабе донских комиссаров - «Палас-Отеле». Президент Донской советской республики Подтелков заявил, что революция еще не проиграна и что для спасения ее он отправится на север Дона - в Хоперский и Усть-Медведицкий округа и здесь мобилизует казачество для борьбы с врагами Донской советской республики. Запасшись десятью миллионами «царских» денег, с хорошим конвоем Подтелков тронулся в путь и в конце апреля приближался к своей родине.
В шесть часов вечера 26 апреля в управление Красно-кутской станицы был доставлен квартирьер отряда Подтелкова казак Константин Мельников, который на допросе заявил, что Подтелков идет объявлять мобилизацию, красную гвардию считает сестрой Дона. Отряд Подтелкова состоит из 119 человек, вооруженных двумястами винтовок, имеет несколько тысяч патронов и один пулемет.
Думает ли Подтелков сражаться, если ему будет оказано сопротивление? - спросили квартирьера.
- До последней капли крови. Но Подтелков не допускает и мысли, чтобы против него, как главы Донской советской республики, кто-либо осмелился поднять оружие.
Квартирьер был арестован, а против Подтелкова, который подошел к поселку Рубашкину, были двинуты два конных разъезда приблизительно,по пятьдесят человек в каждом. Была уже темная ночь, моросил дождь, но двор станичного правления и само станичное правление были переполнены казаками станицы.
Раздавались крики:
- Судить беспощадно казака Мельникова, поймать Подтелкова.
Через полчаса на площади было собрано все мужское население станицы, вооруженное от ружей до вил включительно. Образовались пешая и конная части и немедленно же получили боевые задачи. Были посланы гонцы в соседние станицы, которые сейчас же присоединились к краснокутцам.
Разъезды восставших добрались до поселка Рубашкина и здесь узнали, что Подтелков встревожен вспыхнувшим мгновенно мятежом против советской его власти и решил ночевать не в Рубашкине, а в двадцати пяти верстах от него в слободе Поляковой. Стали редеть и ряды его защитников-конвойцев и только сам Подтелков обещал виселицы восставшим.
Проходя через имение войскового старшины Ушакова и видя качели, Подтелков приказал их беречь:
- Завтра на них повешу бунтовщиков.
Войсковой старшина Ушаков оповестил об обещании Подтелкова станицу Каргинскую, готовую к восстанию уже по извещении краснокутцев. Отряд каргинцев под командой подъесаулов Цыганкова и Каргина пошел в наступление на слободу Полякову. И здесь около слободы - последней резиденции Подтелкова - встретились восставшие станицы. Прапорщик Спиридонов привел хуторян-пономаревцев, краснокутцев, подошли боковцы. Дымилась пылью дорога - то шли еще чернышевцы.
Подтелков был окружен восставшими казаками, сильными только гневом, но не оружием. И он повел переговоры о сдаче. Был полдень 27 апреля, когда командир краснокутцкого разъезда подхорунжий Кумов и прапорщик Спиридонов приняли Подтелкова и прапорщика Криво-шлыкова, которые шли на все уступки, лишь бы им был предоставлен свободный выход в станицу Краснокутскую, которую Подтелков мнил, как верную советской власти.
Подтелков сдал оружие и стал пленником. Арестовавшие его были настроены миролюбиво, но как рассказывал «Донской Край», когда Подтелкова и его свиту доставили на ночлег на хутор Пономарев, выяснилось, что подтел-ковцы сдали далеко не все оружие. У них остались тридцать семь револьверов и две ручные гранаты.
Один из арестованных, очевидно, не сдержавшись, вздумал бежать и выхватил револьвер. Трудно описать, что произошло. Казаками, еще недавно настроенными миролюбиво, овладело бешенство. Слишком ясен был план пленников: в степи воспользоваться малочисленностью конвоя, разбежаться, отстреливаясь.
Казака, у которого нашли револьвер, растерзали на месте. С остальными хотели расправиться так же, но удалось успокоить толпу и организовать некоторое подобие народного суда. Председателем был избран подъесаул Еланской станицы В. М. Попов, обвинителем - И.Ф. Реуцков, секретарем - хорунжий Попов.
Бледный, в смертельном испуге, метался Подтелков. Кривошлыков же все время ругался и грозил:
- Ну, все равно, через неделю и вам то же будет.
- Где Богаевский? - кричали из толпы.
- Право, не знаю, должно быть, расстреляли, - извиняющимся тоном ответил Подтелков.
- Про Богаевского не знаешь, так про тебя то знаем, что нагулялась твоя голова на белом свете.
Увидев в толпе сослуживца из гвардейской батареи, Подтелков обратился к нему
- Помнишь, на Миллеровой станции я тебя от большевиков выручил? Вызволяй теперь меня!
Казак, которого, действительно, когда-то Подтелков избавил от большевистского заключения, ответил:
- Дак ты же тогда большим начальником был, а я что? Я просто казак, ничего не поделаю...
- И я теперь простой казак, - вздохнул Подтелков.
Народный суд свершился быстро. И двух часов не прошло, как приговор был вынесен: Подтелкову и Кривошлыкову - смертная казнь через повешение, 78 чел. его отряда - расстрел.
Кривошлыков все время ругался и угрожал. Подтелков твердил о том, что он шел за трудовой народ.
Утром, 28 апреля, смертный приговор был приведен в исполнение на поле за хут. Пономаревым. У общей могилы расстреляли 78. А затем были повешены Подтелков и Кривошлыков.
- Одно только, к старому не возвращайтесь, - произнес Подтелков - и в это время из-под него выдернули стул.
Кривошлыков же продолжал неистово ругаться. Он бился в руках ведущих на казнь...»
