Реферат: ”Мифологические элементы” как объект исследования в современной науке о литературе

В связи с тем, что в современном литературоведении отсутствует термин “мифологические элементы”, в начале данной работы целесообразно дать определение этому понятию. Для этого необходимо обратиться к трудам по мифологии, в которых представлены мнения о сущности мифа, его свойствах, функциях. Гораздо проще было бы определить мифологические элементы как составные части того или иного мифа (сюжеты, герои, образы живой и неживой природы и пр.). Вместе с тем, давая такое определение, следует учитывать и подсознательное обращение авторов произведений к архетипическим конструкциям. Как замечает В. Н. Топоров, “некоторые черты в творчестве больших писателей можно было бы понять как порой бессознательное обращение к элементарным семантическим противопоставлениям, хорошо известным в мифологии”. Б. Гройс, в свою очередь, говорит об “архаике, относительно которой можно сказать, что она также находится в начале времен, как и в глубине человеческой психики в качестве ее бессознательного начала”.
[sms]
Итак, чем же является миф? Что можно назвать мифологическими элементами?

Мифология как наука о мифах имеет богатую и продолжительную историю. Первые попытки переосмысления мифологического материала были предприняты еще в античности. Изучением мифов в разные периоды времени занимались: Эвгемер, Вико, Шеллинг, Мюллер, Афанасьев, Потебня, Фрейзер, Леви-Строс, Малиновский, Леви-Брюль, Кассирер, Фрейд, Юнг, Лосев, Топоров, Мелетинский, Фрейденберг, Элиаде и многие другие. Но до настоящего времени так и не оформилось единого общепринятого мнения о мифе. Безусловно, в трудах исследователей существуют и точки соприкосновения, опираясь на которые представляется возможным выделить основные свойства и признаки мифа.

Представители различных научных школ акцентируют внимание на разных сторонах мифа. Так Рэглан (Кембриджская ритуальная школа) определяет мифы как ритуальные тексты, Кассирер (представитель символической теории) говорит об их символичности, Лосев (теория мифопоэтизма) указывает на совпадение в мифе общей идеи и чувственного образа, Афанасьев называет миф древнейшей поэзией, Барт — коммуникативной системой. Существующие теории кратко изложены в книге Мелетинского “Поэтика мифа”.

Различные словари по-разному представляют понятие “миф”. Наиболее четкое определение, на наш взгляд, дает Литературный энциклопедический словарь: “Мифы — создания коллективной общенародной фантазии, обобщенно отражающие действительность в виде чувственно-конкретных персонификаций и одушевленных существ, которые мыслятся реальными”. В этом определении, пожалуй, и присутствуют те общие основные положения, на которых сходятся теории большинства исследователей. Однако без сомнения, это определение не исчерпывает все характеристики мифа.

В статье А. В. Гулыги перечислены так называемые “признаки мифа”:

Слияние реального и идеального (мысли и действия).
Бессознательный уровень мышления (овладевая смыслом мифа, мы разрушаем сам миф).
Синкретизм отражения (сюда входят: неразделенность субъекта и объекта, отсутствие различий между естественным и сверхъестественным).
Фрейденберг отмечает следующие сущностные характеристики мифа, давая ему определение в своей книге “Миф и литература древности”: “Образное представление в форме нескольких метафор, где нет нашей логической, формально-логической каузальности и где вещь, пространство, время поняты нерасчлененно и конкретно, где человек и мир субъектно-объектно едины, — эту особую конструктивную систему образных представлений, когда она выражена словами, мы называем мифом”. Исходя из данного определения, становится понятным, что основные характеристики мифа вытекают из особенностей мифологического мышления.

Следуя трудам А. Ф. Лосева, В. А. Марков утверждает, что в мифологическом мышлении не различаются: объект и субъект, вещь и ее свойства, имя и предмет, слово и действие, социум и космос, человек и вселенная, естественное и сверхъестественное, а универсальным принципом мифологического мышления является принцип партиципации (“все есть все”, логика оборотничества).

Мелетинский уверен, что мифологическое мышление выражается в неотчетливом разделении субъекта и объекта, предмета и знака, вещи и слова, существа и его имени, вещи и ее атрибутов, единичного и множественного, пространственных и временных отношений, происхождения и сущности.

В своих трудах разные исследователи отмечают следующие характеристики мифа:

сакрализация мифического “времени первотворения”, в котором кроется причина установившегося миропорядка (Элиаде);
нерасчлененность образа и значения (Потебня);
всеобщее одушевление и персонализация (Лосев);
тесная связь с ритуалом;
циклическая модель времени;
метафорическая природа;
символическое значение (Мелетинский).
В статье “Об интерпретации мифа в литературе русского символизма” Г. Шелогурова пытается сделать предварительные выводы относительно того, что понимается под мифом в современной филологической науке:

Миф единогласно признается продуктом коллективного художественного творчества.
Миф определяется неразличением плана выражения и плана содержания.
Миф рассматривается как универсальная модель для построения символов.
Мифы являются важнейшим источником сюжетов и образов во все времена развития искусства.
Мифом может стать созданная автором “по законам художественной правды” новая реальность, которая моделируется в соответствии с предполагаемыми законами древнего сознания.
Нам кажется, сделанные автором статьи выводы касаются не всех существенных сторон мифа.

Во-первых, миф оперирует фантастическими образами, воспринимаемыми как реальность, либо реальными образами, которые наделяются особым мифологическим значением.

Во-вторых, необходимо отметить особенности мифического времени и пространства: в мифе “время мыслится не линейным, а замкнуто повторяющимся, любой из эпизодов цикла воспринимается как многократно повторяющийся в прошлом и имеющий быть бесконечно повторяться в будущем” (Лотман). В статье “О мифологическом коде сюжетных текстов” Лотман также отмечает: “Циклическая структура мифического времени и многослойный изоморфизм пространства приводят к тому, что любая точка мифологического пространства и находящийся в ней действователь обладают тождественными им проявлениями в изоморфных им участках других уровней ... мифологическое пространство обнаруживает топологические свойства: подобное оказывается тем же самым”. В связи с таким циклическим построением понятия начала и конца оказываются не присущими мифу; смерть не означает первого, а рождение второго. Мелетинский добавляет, что мифическое время — это правремя до начала исторического отсчета времени, время первотворения, откровения во снах.

Фрейденберг говорит также об особенностях мифологического образа: “Для мифологического образа характерна бескачественность представлений, так называемый полисемантизм, т. е. смысловое тождество образов”.

Наконец, в-третьих, миф выполняет особые функции, основными из которых (по мнению большинства ученых) являются: утверждение природной и социальной солидарности, познавательная и объяснительная функции (построение логической модели для разрешения некоего противоречия).

Что же исходя из этого можно назвать мифологическими элементами?

Как отмечено в Литературном энциклопедическом словаре, изучение мифологии в литературе затрудняется тем, что общеобразовательное определение границ мифологии не установилось. Мифологические элементы не ограничиваются мифологическими персонажами. Именно структура мифа отличает его от всех других продуктов человеческой фантазии. Следовательно, именно структура определяет принадлежность некоторых элементов произведения к мифологическим.

Таким образом, мифологическим элементом может быть и нечто реальное, интерпретированное особым образом (битва, болезнь, вода, земля, предки, числа и пр.). Как выразился Р. Барт: “Мифом может быть все”. Работы, связанные с мифами современного мира — тому подтверждение.

В круге мифологических элементов необходимо также упомянуть мотивы, связанные с архетипами мифотворческого мышления. В статье Маркова “Литература и миф: проблема архетипов” дается их определение как “первичных, исторически уловимых или неосознаваемых идей, понятий, образов, символов, прототипов, конструкций, матриц и т. п., которые составляют своеобразный “нулевой цикл” и одновременно “арматуру” всего универсума человеческой культуры”.

Марков выделяет три модальности архетипов:

Архетипы парадигмальные, т. е. образцы для подражания, программы поведения, с помощью которых человеческое сознание освобождается от “ужаса истории”.
Юнговские архетипы как структуры коллективного бессознательного, в которых контролируются основные мыслительные интенции человека. Статус архетипов имеют мифические персонажи, первобытные “стихии”, астральные знаки, геометрические фигуры, образцы поведения, ритуалы и ритмы, архаические сюжеты и др.
Архетипы “физикалистские”. Они отражают единство структур космических и ментально-психических, понятийных и художественно-образных.
Е. М. Мелетинский включает в круг мифологических элементов очеловечивание природы и всего неживого, приписывание мифическим предкам свойств животных, т. е. представления, порожденные особенностями мифопоэтического мышления.

Говоря о мифологических элементах, необходимо обратить внимание и на исторические элементы в некоторых произведениях. В частности у Брюсова исторические личности и события предстают в художественном тексте, наделенные чертами мифических персонажей, а элементы истории несут те же функции, что и мифологические элементы. Наше мнение подтверждается словами М. Элиаде. Мирча Элиаде отмечает “одну из важнейших характеристик мифа, которая заключается в создании типичных моделей для всего общества”, признавая “общую человеческую тенденцию выставлять в качестве примера историю одной человеческой жизни и превращать исторический персонаж в архетип”.

Элиаде приводит в пример образ Дон Жуана, который возникает в творчестве многих писателей (в том числе и у Брюсова) в разных трактовках: как политический или военный герой, незадачливый любовник, циник, нигилист, меланхолический поэт и т. д. Элиаде утверждает, что все эти модели продолжают нести мифологические традиции, которые их топические формы раскрывают в мифическом поведении. “Копирование этих архетипов выдает определенную неудовлетворенность своей собственной личной историей. Смутную попытку снова очутиться в том или ином Великом Времени” (это является одной из причин обращения писателей к мифологическим элементам в своих произведениях).

Сведения о процессе мифологизации истории закреплены даже в Литературном словаре, где наряду с этим утверждается возможность и обратного процесса — историзации мифа. Не удивительно, что еще во времена античности возникла так называемая эвгемерическая трактовка мифа, объясняющая появление мифических героев обожествлением исторических персонажей.

Барт также считает, что “мифология обязательно зиждется на историческом основании”. Показательно в этом отношении и высказывание А. Л. Григорьева о том, что мифы у Брюсова “историчны и подразумевают сознание поэтом своей связи с историей человечества”.

Опираясь на вышесказанное, нам кажется возможным не выделять исторические реалии из круга мифологических элементов, а, причислив к кругу мифологизированных исторических элементов, исследовать вместе с ними.

Миф, использованный писателем в произведении, приобретает новые черты и значения. Авторское мышление накладывается на мышление мифопоэтическое, рождая, по сути, новый миф, несколько отличный от своего прототипа. Именно в “разнице” между первичным и вторичным (“авторским мифом”) кроется, по нашему мнению, заложенный писателем смысл, подтекст, ради выражения которого автор воспользовался формой мифа. Чтобы “вычислить” глубинные смыслы и значения, заложенные авторским мышлением или его подсознанием, необходимо знать, каким образом может отражаться в произведении мифологический элемент.

В статье “Мифы” в Литературном энциклопедическом словаре названо 6 типов художественного мифологизма:

Создание своей оригинальной системы мифологем.
Воссоздание глубинных мифо-синкретических структур мышления (нарушение причинно-следственных связей, причудливое совмещение разных имен и пространств, двойничество, оборотничество персонажей), которые должны обнаружить до- или сверхлогическую основу бытия.
Реконструкция древних мифологических сюжетов, интерпретированных с долей вольного осовременивания.
Введение отдельных мифологических мотивов и персонажей в ткань реалистического повествования, обогащение конкретно-исторических образов универсальными смыслами и аналогиями.
Воспроизведение таких фольклорных и этнических пластов национального бытия и сознания, где еще живы элементы мифологического миросозерцания.
Притчеобразность, лирико-философская медитация, ориентированная на архетипические константы человеческого и природного бытия: дом, хлеб, дорога, вода, очаг, гора, детство, старость, любовь, болезнь, смерть и т. п.
В книге “Поэтика мифа” Мелетинский говорит о двух типах отношения литературы XVII – XX вв. к мифологии:

Сознательный отказ от традиционного сюжета и “топики” ради окончательного перехода от средневекового “символизма” к “подражанию природе”, к отражению действительности в адекватных жизненных формах.
Попытки сознательного, совершенно неформального, нетрадиционного использования мифа (не формы, а его духа), порой приобретающие характер самостоятельного поэтического мифотворчества.
Третий вариант классификации представляет Шелогурова. В рамках русского символизма она выделяет два основных подхода к использованию мифов:

Использование писателем традиционных мифологических сюжетов и образов, стремление достичь сходства ситуаций литературного произведения с известными мифологическими.
Попытка моделирования действительности по законам мифологического мышления.
Изложенные выше точки зрения помогут нам в процессе выявления мифологических элементов в конкретных текстах.

Однако не следует забывать, что мы изучаем миф в связи с его использованием в произведениях символических. Е. М. Мелетинский справедливо утверждает, что “мифологизм — характерное явление литературы XX века и как художественный прием, и как стоящее за ним мироощущение”.

Обращение символистов к мифу отнюдь не является случайностью. Каковы же причины столь широкого использования мифологии представителями данной литературной школы? Это обусловлено, в первую очередь, тесной диалектической взаимосвязью мифа и символа. На нее указывают многие исследователи.

В начале рассмотрим, что понимают символисты под термином “символ”. Определению понятия “символ” много внимания уделил Андрей Белый. В книге Белого “Символизм как миропонимание” встречаем высказывание о трех характерных чертах символа:

Символ отражает действительность.
Символ — это образ, видоизмененный переживанием.
Форма художественного образа неотделима от содержания.
Белый представляет символ как триаду “авс”, где “а” — неделимое творческое единство, в котором сочетаются “в” (образ природы, воплощенный в звуке, краске, слове) и “с” (переживание, свободно располагающее материалом звуков, красок, слов, чтобы этот материал всецело выразил переживание).

Брюсов отмечает, что символ выражает то, что нельзя просто “изречь”. “Символ — намек, отправляясь от которого сознание читателя должно самостоятельно прийти к тем же “неизреченным” идеям, от которых отправлялся автор”.

Итак, основные свойства символа:


Символ — особая структура: нераздельное единство образа и значения (т. е. формы и содержания).

Символ выражает нечто смутное, многозначное, “неизобразимое”, относящееся к области чувствования, к области вечного и истинного, некое идеальное содержание.
Такие выводы подтверждаются трудами исследователей. В частности Ермилова дает такое определение символу в понимании символистов: “Символ — образ, который должен выразить одновременно и всю полноту конкретного, материального смысла явлений, и уходящий далеко по “вертикали” — вверх и вглубь — идеальный смысл тех же явлений”.

В главе “К понятию “символ” вышеназванной монографии справедливо отмечено, что символ является неразложимым единством двух планов бытия (реального и идеального), лишенным оттенка переносного смысла. Кроме того, символ — признание за образом невыраженного содержания. В монографии приводятся слова Е. И. Кириченко, сказанные о символе: “Предмет, мотив есть то, что он есть, и одновременно знак иного содержания, всеобщего и вечного. Внешнее и внутреннее, видимое и незримое неразрывны”.

Сарычев подчеркивает, что символ — соединение разнородного в одно целое. “Символ — соединение двух порядков последовательностей: последовательности образов и последовательности переживаний, вызывающих образ”. Сарычев также считает, что символ всегда отражает действительность. В Литературном энциклопедическом словаре встречаем высказывание о том, что категория символа указывает на выход образа за собственные пределы, на присутствие смысла, нераздельно слитого с образом, но ему не тождественного. В Философской энциклопедии дается определение символа как неразвернутого знака.

Теперь мы легко можем установить взаимосвязь между символом и мифом. Во-первых, структурную. Именно строение в первую очередь сближает символ и миф. Сами символисты акцентировали на этом внимание. Брюсов в статье “Смысл современной поэзии” утверждает, что большая часть мифов построена по принципу символа, мало того, иные символисты даже любили называть свою поэзию “мифотворчеством”, созданием новых мифов.

Говоря о мифе, мы отмечали нераздельность в нем формы и содержания, то же наблюдается и в символе: образ и значение, форма и содержание неразрывны. В Литературном энциклопедическом словаре находим тому подтверждение: “Мифический образ — содержательная форма, находящаяся в органическом единстве со своим содержанием, — символ”.

Лосев также подчеркивает, что миф не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана бытия неразличимы, и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное тождество идеи и вещи.

Известно высказывание Барта о том, что миф разрабатывает вторичную семиологическую систему, не желая ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он его натурализует. Символ у символистов, с его “верностью земле”, также натурализует понятие, в котором, однако, смысл не исчерпывается самой “вещественностью”.

Леви-Строс считает, что именно своей неизменной структурой миф выполняет свою символическую функцию. Известно также множество высказываний, сближающих понятия “символ” и “миф”, указывающих на символическое значение мифа. Подобное встречаем у Кассирера, трактующего миф как замкнутую символическую систему (миф — символическая форма, посредством которой человек упорядочивает окружающий его хаос). Вообще символическая школа трактовала мифы как символы, в которых древние жрецы запрятали свою мудрость.

Барт в своих работах по мифологии утверждает, что миф имеет символическое значение; Мелетинский, говоря о литературе двадцатого века, замечает, что мифология в ней воспринимается как прелогическая символическая система, отмечая тем самым, что мифология исконно символична.

Связь мифа и символа усматривается нами и в самих функциях мифа и символа: миф и символ передают чувства, то, что нельзя “изречь”. Подтверждение тому находим у Барта: “В мифическом понятии заключается лишь смутное знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций”. То же справедливо можно отнести и к символу: “Обыкновенно миф предпочитает работать с помощью скудных образов, где смысл уже достаточно обезжирен и препарирован для значения, — таковы, например, карикатуры, пародии, символы и т. д.”.

Если рассматривать миф и символ с точки зрения соотношения в них общего и единичного, тоже можно найти сходство. По мнению Шеллинга, мифология создает в особенном всю божественность общего, символ же — это синтез с полной неразличимостью общего и особенного в особенном.

Последний пункт сходства объясняет все предыдущие: миф и символ связаны не только структурно, семантически, функционально, но и генетически. Многие исследователи обращали на это свое внимание. Например, Потебня говорит о метафорической (символической) природе мифа. Сарычев утверждает: “Символ неизбежно приводит к мифу, миф вырастает из символа. Символическое искусство обязательно искусство мифотворческое”. Ильев также соглашается с тем, что символизм мифологии изначален: “Миф прорастает из символа. Символ — ядро мифа. Эмблематический ряд не только ведет читателя к символу, но и творит миф, опираясь на подсознание читателя”.

Этого же мнения придерживаются сами символисты: “В круге искусства символического символ естественно раскрывается как потенция и зародыш мифа. Органический ход развития превращает символизм в мифотворчество” (В. Иванов).

Природа символа и мифа одна — это субъективное переживание реальной действительности. Такая тесная природная взаимосвязь не может не привести к функциональной зависимости символа и мифа: только в процессе развертывания символического ряда реализуется миф, но символ может осуществиться только в русле мифа. Из этого следует, что “в искусстве символизма категория символа и мифа — две универсальные категории, без которых немыслимы конкретные произведения”.

Глубинное сходство мифа и символа привело даже к утверждению (см. Литературный энциклопедический словарь), что существует опасность полного размывания границ между мифом и символом.

Тем не менее, границы между мифом и символом пока существуют. Мифический образ не означает нечто, он есть это “нечто”, символ же несет в себе знаковость, следовательно, нечто означает. Именно условный характер символа отличает его от мифа. Идейно-образная сторона символа связана с изображаемой предметностью только в отношении смысла, а не субстанционально. Миф вещественно отождествляет отображение и отображаемую в нем действительность. Этой точки зрения придерживается такой авторитетный ученый как Лосев: “Все феноменально и условно трактованное в аллегории, метафоре, символе, становится в мифе действительностью в буквальном смысле слова”.

Вторая причина, по которой символисты используют миф, своими корнями уходит глубоко в философию символизма как миропонимания. Одной из ведущих идей символистов является идея всеединства (почерпнутая в философии В. Соловьева).

Под “всеединством” у символистов подразумевалось “братское общение, непрерывный духовно-прибыльный обмен, осуществление “истинной жизни” в “другом как в себе”. Посредником такого братского общения между символистами и народом являлся миф. Символисты хорошо осознавали оторванность культурного слоя от народа и пытались преодолеть ее. Их мечтой было создание народной символической поэзии. Наверное, поэтому символ заговорил о “неличном”, в том числе о начале “соборном”, о приобщении к народной душе, а миф, диалектически связанный с символом и близкий народу, стал орудием этого приобщения.

Попытки учиться у народа истинам иррационального познания (мы уже говорили о том, что миф способен выражать заложенные в коллективном подсознании “идеи”) тоже существовали. Например, Вячеслав Иванов в свое время выдвинул практическую программу мифотворчества и возрождения “органического” народного мироощущения с помощью мистериального творчества. Таким образом, ясно, что миф становится как бы связующим звеном: во-первых, между поэтом и народом (ведь “важнейшая функция мифа и ритуала состоит в приобщении индивида к социуму, во включение его в общий круговорот жизни”); во-вторых, между народом и поэзией (“народ именно через миф становится создателем искусства”). В этом как раз и заключается тот духовно-прибыльный обмен, о котором мечтают символисты, в этом должна была отчасти проявиться идея “всеединства” Вл. Соловьева.

Использование мифа также обусловлено стремлением символистов выйти за социально-исторические и пространственно-временные рамки ради выявления общечеловеческого содержания. Переосмысливая события недавнего прошлого, Брюсов в статье “Вчера, сегодня и завтра русской поэзии” пишет о том, что стремление символистов к идеям “общечеловеческим в период расцвета углубляло и усложняло эту поэзию”. Символисты пользуются мифом как способом выражения своих идей, подобно тому, как мифы были способом выражения идей в эпоху “детства человечества” (миф как своего рода иероглифический язык).

Позиция Брюсова касательно данного вопроса совпадает с позицией символистов в целом. Следует отметить, что Брюсов в ранние периоды творчества видел назначение поэзии в “исследовании тайн человеческого духа”, а позднее заявлял, что она должна “сознательно стать выразителем переживаний коллективных”. С этой точки зрения миф используется как инструмент, с помощью которого поэт проникает в историю человеческого духа, он же (миф) является выражением коллективных переживаний. Миф близок Брюсову и как своеобразная модель мира. Говоря о задачах искусства в статье “Об искусстве”, Брюсов провозглашает: “Пусть как к цели художник стремится к тому, чтобы воссоздать весь мир в своем истолковании”.

У символистов миф тесно связан с современностью. Мир архаики и мир цивилизации объясняют друг друга. Брюсов отмечает умение символистов “художественно воплощать вопросы современности в фигурах истории и в образах народных сказаний (мифы)” (заметим, что здесь Брюсов не видит функционального отличия между мифологическими и историческими элементами; это еще раз подтверждает наше мнение о возможности рассматривать элементы истории, не вычленяя их из элементов мифологии). Воплощая вопросы современности в фигурах истории и мифологии, символисты преследуют несколько целей.

Одна из них — найти образец утерянной гармонии (согласно Элиаде, одна из функций мифа — установить пример, достойный подражания).

Миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности. Барт утверждает: “Мифология способствует преобразованию мира”. По всей видимости, символисты придерживаются той же точки зрения. Посредством воссоздания мифа в своем сознании современный человек, представитель “бестрепетных” времен, может убедиться, какая здоровая, полная жизни, первозданная почва скрывается под густым слоем его “цивилизации”. В прообразах прошлого символисты видели будущее человечества. Представление о терапевтической силе памяти характерно для мифологического мышления. Элиаде говорит о том, что “исцеление”, следовательно, и решение проблемы бытия, становится возможным через память об изначальном действии, о том, что “произошло в начале”. Ермилова говорит о восприятии символистами культуры как “живого наследия, способствующего переживанию событий прошлого как насущных проблем сегодняшнего дня, чреватых событиями будущего”.

Символисты обращаются к мифологизированию в поисках жизнестроительных мифов современности. Мелетинский отмечает, что мифотворчество XX века используется как “средство обновления культуры и человека”. Говоря об этом, мы приближаемся к третьей причине использования мифа. Миф помогает современному человеку выйти из рамок личного, встать над условным и частным и принять абсолютные и универсальные ценности.

Стоит заметить, что “вспоминательная” тенденция была характерной чертой культуры XX века в целом. Она заключалась в “открытиях” старого, в утверждении культуры как суммы достигнутых человечеством в разной мере и в разных формах воплощенных истин. В связи с этим вполне закономерным выглядит предположение, что существовали истины в форме мифологии. “Искусство должно видеть Вечное”, — говорит Белый. “В искусстве есть неизменность и бессмертие”, — присоединяется Брюсов. И если в мифе сохраняется это “неизменное” и “бессмертное”, то просто необходимо привнести его в поэзию, иначе она рискует встать на путь служения преходящим ценностям.

Использование мифа — это также и поиск “нового” в “старом”, его переосмысление: “В этом порыве создать новое отношение к действительности путем пересмотра серии забытых миросозерцаний — вся будущность нового искусства” (А. Белый).

Мелетинский отмечает “сознательное обращение к мифологии писателей XX века обычно как к инструменту художественной организации материала и средству выражения неких “вечных” психологических начал или хотя бы стойких национальных культурных моделей”.

В произведениях символистов миф как вечно живое начало способствует утверждению личности в вечности.

Топоров определяет мифологизацию как “создание наиболее семантически богатых, энергетичных и имеющих силу примера образов действительности”.

Теперь нам кажется возможным определить функции мифа в символических произведениях:

С помощью мифа становится возможным выражение некоторых дополнительных идей в произведении.
Миф используется символистами в качестве средства для создания символов.
В некоторых случаях символисты прибегают к мифу как к художественному приему.
Миф выполняет роль наглядного, богатого значениями примера.
Миф является средством обобщения литературного материала.
Миф не может не выполнять структурирующей функции. [/sms]