Реферат: Биография Владимира Владимировича Маяковского
У Маяковского с детства была превосходная память. Он вспоминает: "Отец хвалился моей памятью. Ко всем именинам меня заставляет заучивать стихи“. С семи лет отец стал брать его в верховые объезды лесничества. Там он больше узнаёт о природе, её повадках.
Учение давалось ему с трудом, особенно арифметика, но читать он научился с удовольствием. Вскоре вся семья переехала из Багдад в Кутаис. Там Маяковский сдает экзамен в гимназию, но выдержал его с трудом. На экзамене священник, который принимал экзамен, спросил у молодого Маяковского, что такое "око”.
[sms] Тот ответил: "Три фунта" (на грузинском). Ему объяснили, что “око” — это “глаз” по-церковнославянскому. Из-за этой истории он чуть не провалился на экзамене. Поэтому возненавидел сразу все древнее, все церковное и все славянское. Возможно, что отсюда и пошли его футуризм, атеизм и интернационализм.
Во время обучения во втором подготовительном классе он учится на “пятерки”. В нем стали обнаруживать способности художника. Кроме того, дома увеличилось количество газет и журналов, и Маяковский читает все подряд. В это время возвращается из Москвы сестра. Восторженная, тайком она дала ему длинную бумажку, в которой было написано: “Опомнись, товарищ, опомнись-ка, брат, скорей брать винтовку на землю, а не то путь иной — к немцам с сыном, с женой и с мамашей... “
В 1905 году в Грузии начались демонстрации и митинги, в которых принимает участие и Маяковский. В памяти осталась яркая картина увиденного: “В черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты”. Ему становится не до учения. Пошли двойки. В четвертый класс перешел, по собственному замечанию, только по чистой случайности.
В 1906 году умирает отец. Он уколол палец иголкой, когда сшивал бумаги, произошло заражение крови. С тех пор поэт не мог терпеть булавок и заколок. После похорон отца, не имея никаких средств к существованию (кроме трех рублей в кармане), семья уезжает в Москву, где не было никаких знакомых. В Москве семейство Маяковских снимает квартиру на Бронной. С едой было плохо. Пенсия, выплачиваемая матери составляла 10 рублей в месяц, и ей пришлось сдавать комнаты. Маяковский начинает зарабатывать деньги выжиганием и рисованием. Разрисовывает пасхальные яйца, после чего ненавидит русский стиль и кустарщину. Здесь он был переведен в четвертый класс Пятой гимназии. Учится очень плохо, но любовь к чтению не уменьшается. Увлекается философией марксизма.
Первое полустихотворение Маяковский напечатал в нелегальном журнальчике “Порыв”, издаваемого Третьей гимназией. Получилось невероятно революционное и в такой же степени безобразное произведение.
В 1908 году вступает в партию РСДРП (большевиков). Был пропагандистом в торгово-промышленном подрайоне. На городской конференции его выбрали в Местный Комитет (псевдоним “товарищ Константин”).
29 марта 1908 года нарвался на засаду и был арестован. Просидел не долго — выпустили на поруки. Через год — снова арест. И опять кратковременная сидка (взяли с револьвером). Его спас друг отца Махмудбеков. Третий раз арестовали за освобождение женщин-каторжанок. Сидеть в тюрьме ему не нравилось, он скандалил, и поэтому часто переводили из части в часть: Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д. и, наконец, — Бутырка, где он провел 11 месяцев в одиночке № 103.
В тюрьме Маяковский снова стал писать стихи, но был недоволен написанным. В воспоминаниях он пишет: "Вышло ходульно и ревплаксиво. Что-то вроде:
В золото, в пурпур леса одевались,
Солнце играло на главах церквей.
Ждал я: но в месяцах дни потерялись,
Сотни томительных дней.
Исписал таким целую тетрадку. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б еще напечатал!”
Чтобы писать лучше современников, Маяковскому необходимо было учиться мастерству. И он решает покинуть ряды партии, чтобы находиться на легальном положении. Первым делом берется за живопись, учится у Жуковского. Через год начинает учиться рукоделию у Келина. Затем поступает в училище живописи, ваяния и зодчества: единственное место, куда приняли без свидетельства о благонадежности. Работал хорошо. В училище у него появился друг — Давид Бурлюк. Так появился российский футуризм.
Вскоре Маяковский читает свое стихотворение Бурлюку, прибавляя: "Это один мой знакомый”. Бурлюку оно понравилось, и он сказал: “Да это вы же ж сами написали! Да вы же гениальный поэт!” После этого Маяковский ушел весь в стихи. Вскоре выходит первое профессиональное стихотворение “Багровый и белый”, а за ним и другие.
Бурлюк стал лучшим другом Маяковскому. Он пробудил в нем поэта. Доставал для него книги. Не отпускал ни на шаг. И выдавал ежедневно 50 копеек, чтобы писать, не голодая.
Различные газеты и журналы заполняются футуризмом благодаря разъярённым речам Маяковского и Бурлюка. Тон был не очень вежливый. Директор училища предложил прекратить критику и агитацию, но Маяковский и Бурлюк отказались. После чего совет “художников” изгнал их из училища. У Маяковского издатели не покупали ни одной строчки.
В 1914 году Маяковский задумывает “Облако в штанах”. В начале войны выходит его стихотворение “Война объявлена”. В августе Маяковский идет записываться в армию добровольцем. Но ему не позволили — политически не благонадежен.
Зимой у него совсем пропадает интерес к искусству. В мае он выигрывает 65 рублей и уезжает в Финляндию, город Куоккала. Там он пишет “Облако”. В Финляндии он едет к М. Горькому в город Мустамяки, читает ему части из “Облака”. Горький хвалит его. Вернувшись, он начинает писать в юмористическом журнале “Новый сатирикон”.
В июле 1915 года Маяковский знакомится с Бриками. В это же время его призывают на фронт, но теперь идти на фронт он не хочет: притворился чертёжником. Его спасает Брик, который покупает все его стихи по 50 копеек и печатает. Напечатал “Флейту позвоночника” и “Облако”.
В январе 1917 года поэт переезжает в Петербург. 26 февраля 1917 года Маяковский пишет Поэтохронику “Революции”. В августе 1917 года начинает писать “Мистерию Буфф”, а 25 октября 1918 года заканчивает ее.
С 1919 года он работает в РОСТА (Российское телеграфное агентство). В 1920 году закончил писать “150 миллионов”. С 1921 года печатается в “Известии”.
В 1922 году Маяковский организует издательство МАФ (Московская ассоциация футуристов), в котором вышло несколько его книг. В 1923 году журнал “ЛЕФ” (“Левый фронт искусств”) выходил в свет под редакцией Маяковского (с 1923 по 1925 гг.). В этом же году он пишет “Про это” и начинает обдумывать написание поэмы “Ленин”, которую закончил в 1924 году. В 1925 году написал агитпоэму “Летающий пролетарий” и выпустил сборник стихов “Сам пройдись по небесам”.
В это же время Маяковский отправляется в путешествие вокруг земли. Результатом поездки стали произведения, написанные в прозе, публицистика и поэзия: “Мое открытие Америки” и стихи “Испания”, “Атлантический океан”, “Гавана”, “Мексика” и “Америка”.
В 1926 году он усердно работает, разъезжает по городам, читает стихи, пишет в газеты “Известия”, “Труд”, “Рабочая Москва”, “Заря Востока”, “Бакинский рабочий” и др., а в 1927 году восстанавливает журнал ЛЕФ. Но основная работа у него в газете “Комсомольская правда”. В это время он пишет сценарий детской книги. Думает о книге “Универсальный ответ” (но она так и не была написана).
В 1928 году у него появляется замысел поэмы “Плохо” (но она также не была написана). Начинает писать свою личную биографию “Я сам”. В течение года были написаны стихотворения “Служанка”, “Сплетник”, “Подлиза”, “Помпадур”, “Столп”, “Писатели мы” и другие. С 8 октября по 8 декабря едет за границу по маршруту Берлин – Париж. В ноябре выходит в свет І и ІІ том собрания сочинений.
В январе 1929 года опубликовано стихотворение “Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви” и написано “Письмо Татьяне Яковлевой”.
13 февраля состоялась премьера пьесы “Клоп”. С 14 февраля по 12 мая вновь уезжает за границу (Прага, Берлин, Париж, Ницца, Монте-Карло). В середине сентября закончена “Баня” — “драма в шести действиях с цирком и фейерверком”. В течение всего этого года были написаны стихи: “Парижанка”, “Монте-Карло”, “Красавицы”, “Американцы удивляются”, “Стихи о советском паспорте”.
Последней крупной вещью, над которой работал Маяковский, была поэма о пятилетке. В январе 1930 года он пишет первое вступление к поэме, которую напечатал отдельно под названием “Во весь голос”. 1 февраля в Клубе писателей открылась выставка “20 лет работы”, посвященная юбилею его творческой деятельности”. 6 февраля Маяковский выступил на конференции Московского отделения РАПП с заявлением о вступлении в эту организацию, прочел “Во весь голос”. 16 марта состоялась премьера “Бани” в театре Мейерхольда.
14 апреля в 10 часов 15 минут в своей рабочей комнате в Лубянском проезде выстрелом из револьвера Владимир Владимирович Маяковский покончил жизнь самоубийством, оставив письмо, адресованное “Всем”.
15, 16, 17 апреля через зал Клуба писателей, где был выставлен гроб с телом поэта, прошло сто пятьдесят тысяч человек. 17 апреля состоялся траурный митинг и похороны.
Маяковский и его творчество
Владимир Маяковский был необычной личностью. Уже с детства он многое повидал и многое возненавидел. Он перенёс смерть своего отца, когда ему было 13 лет. Возможно, именно поэтому он стал более эмоциональным и решительным. Большую часть своей жизни он отдал партии и революции. Маяковский искренне считал революционный путь единственным, приводящим к светлому будущему. Но он понимал, что революция — это не тихая и незаметная смена одного правительства другим, а борьба порой жестокая и кровавая. В стихотворении 1918 г. “Ода революции” Маяковский пишет:
О, звериная!
О, детская!
О, копеечная!
О, великая!
Каким названием тебя еще звали?
Как обернешься еще, двуликая?
Стройной постройкой, грудой развалин?
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Тебе обывательское о, будь ты проклята трижды!
и мое, поэтово — о, четырежды славься, благословенная!
Он активно включается в строительство нового общества и для него все, что олицетворяло обновленное государство, было предметом гордости. Так в стихотворении “Стихи о советском паспорте” он пишет:
К одним паспортам — улыбка у рта.
К другим — отношение плевое.
С почтением берут, например, паспорта
с двухспальным английским левою.
Глазами доброго дядю выев,
не переставая кланяться,
берут, как будто берут чаевые,
паспорт американца.
На польский — глядят, как в афишу коза.
На польский — выпячивают глаза
в тугой полицейской слоновости
— откуда, мол, и что это за
географические новости?
И не повернув головы качан
и чувств никаких не изведав,
берут, не моргнув, паспорта датчан
и разных прочих шведов.
И вдруг, как будто ожогом, рот скривило господину.
Это господин чиновник берет мою краснокожую паспортину.
Берет - как бомбу, берет — как ежа,
как бритву обоюдоострую,
берет, как гремучую в 20 жал
змею двухметроворостую.
Этот большой, самобытный поэт слишком был погружен в заботы суетного дня. Речь идет о плакатах, рекламе, агитстихах, стихотворениях, написанных для газеты по сиюминутному поводу. Маяковский много, даже демонстративно этим занимается.
Он пишет о вреде рукопожатий (“Глупая история”), о милиционерах, которые ловят воров (“Стоящим на посту”), о рабочих корреспондентах (“Рабкор”), о снижении цен на товары первой необходимости (“Негритоска Петрова”), о ценах в студенческих столовых (“Дядя Эмэспо”) и т. д. и т. п. Таких стихотворений у Маяковского много. Это не халтура, написаны все эти стихи мастерски, остроумно, привлекают неожиданными рифмами, блеском каламбуров.
Мандельштам писал о “газетных” стихах Маяковского: ”Великий реформатор газеты, он оставил глубокий след в поэтическом языке, до нельзя упростив синтаксис и указав существительному почётное и первенствующее место в предложении. Сила и меткость языка сближают Маяковского с традиционным балаганным раешником” (“Буря и натиск”). И всё же в этих остросовременных “газетных” стихах, занимающих немалое место в творческом наследии поэта, Маяковскому не удаётся рассказать потомкам “о времени и о себе”, в них нет общечеловеческого смысла, они утратили живую силу.
Взяв на себя эту неблагодарную, чуждую поэту обязанность, Маяковский в течение нескольких лет постоянно пишет для “Комсомольской правды”, “Известий” стихи на злобу дня, выполняет роль пропагандиста и агитатора. Вычищая во имя светлого будущего “шершавым языком плаката” грязь, Маяковский высмеивает образ “чистого” поэта, воспевающего “розы и грёзы”. Полемически заостряя свою мысль, он пишет в стихотворении “Домой”:
Не хочу, чтоб меня, как цветок с полян,
рвали после служебных тягот.
Я хочу, чтоб в дебатах потел Госплан,
мне давая задания на год.
Я хочу, чтоб над мыслью времен комиссар
с приказаниями нависал…
Я хочу, чтоб в конце работы завком
запирал мои губы замком.
В контексте стихотворения, тем более в контексте всего творчества поэта ничего предусмотрительного в этом образе нет, он не бросает тени на Маяковского. Но с годами, с движением истории образ этот приобрёл страшный смысл. Образ поэта с замком на губах оказался не только символическим, но и пророческим, высветившим трагические судьбы советских поэтов в последующие десятилетия, в эпоху лагерного насилия, цензурных запретов, замкнутых ртов. Через десять лет после того, как было написано это стихотворение, многие оказались за колючей проволокой ГУЛАГа за стихи, за свободное слово. Таковы трагические судьбы О. Мандельштама, Б. Корнилова, Н. Клюева, П. Васильева, Я. Смелякова, Н. Заболоцкого, Н. Олейникова, Д. Хармса. А в более поздние времена такая судьба ожидала Н. Коржавина, И. Бродского и многих других поэтов.
Символический образ поэта с замкнутым ртом у Маяковского трагичен и многозначен. Власть, превращая литературу в идеологическое оружие, в средство воздействия на массовое сознание, одурманивая его, не только пускала в ход запреты и страх, но и эксплуатировала веру, убеждения, готовность беззаветно служить революции, которые выразил Маяковский в своём стихотворении. Он имел в виду высший долг совести, года “голосует сердце”, и поэт пишет “по мандату долга”. Но эпоха повернулась так, что стихотворение стало звучать как гимн несвободе, оправдание отказа от “творческой воли, тайной свободы” (А. Блок), его можно истолковать как недобровольное требование цензуры, идеологического контроля.
Блок в последнем своем стихотворении говорит, что только пушкинская идея “тайной свободы” может спасти поэзию, оказавшуюся поле революции в новой и тяжелой ситуации:
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Маяковский, утверждая новую роль нового поэта в новом обществе, считает необходимым для пользы дела революции отказаться от этой свободы. Но Маяковский, истинный, большой поэт, не мог существовать без творческой свободы, он не смог бы и не когда не стал бы выполнять заданий идеологического Госплана. Он издевался над такого рода руководством литературы:
Лицом к деревне заданье дано, за гусли, поэты-други!
Поймите ж лицо у меня одно оно лицо, а не флюгер.
От поэта-приспособленца, поэта-флюгера ничего, кроме халтуры, нельзя ждать. Маяковский с уничтожающей иронией писал, что “управление” литературой приведёт, в конечном счете, к ликвидации, упразднению поэзии:
В садах коммуны вспомнят о барде,
Какие птицы зальются им?
Что, будет с веток товарищ Вардин
рассвистывать свои резолюции?
Трагическая суть противоречий Маяковского в том, что он признал классовые, революционные, а потом советские интересы за высшие, общечеловеческие, за “веление божие”. Вот что подталкивало руку поэта, когда “лира его издавала неверный звук”. Зловещий символ — поэт с замком на губах — и выразил то глубинное противоречие в душе и творчестве Маяковского, которое привело его к гибели. Во вступлении в поэму “Во весь голос”, где Маяковский с гордым вызовом заявил:
Я, ассенизатор и водовоз,
революцией мобилизованный и призванный,
прозвучали трагические строки:
И мне агитпроп в зубах навяз,
и мне бы строчить романсы на вас
доходней оно и прелестней.
Но я себя смирял,
становясь на горло собственной песне.
Марина Цветаева написала об этом так: “Никакой державный цензор так не расправлялся с Пушкиным, как Владимир Маяковский с самим собой... Маяковский кончил сильнее, чем лирическим стихотворением, — выстрелом. Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый — поэт встал и человека убил”. Система отторгала от себя всё то, что ей противоречило, ей были чужды и враждебны яркие индивидуальности, независимость, бунтарство, нелицеприятная правда. Этот конфликт с системой порой воспринимался как разрыв с эпохой. Есенину казалось, что он отстаёт от времени:
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Маяковскому тоже стало казаться, что он идет не в ногу со временем. Стихотворение “Домой” заканчивалось горькими строками:
Я хочу быть понят моей страной, а не буду понят — что ж?!
По родной стране пройду стороной, как проходит косой дождь.
В одном из стихотворений, написанных Мариной Цветаевой после смерти Маяковского, в стихотворении с горьким рефреном “Негоже Сережа! Негоже Володя!”, она объединяет Маяковского с Есениным — для нее одинаков не только их уход из жизни, во многом общими считает она и причины такого ухода.
Маяковский по природе своей был трагическим поэтом, о смерти, о самоубийстве он писал, начиная с юности. “Мотив самоубийства, совершенно чуждый футуристической и лефовской тематике, постоянно возвращается в творчестве Маяковского, — заметил Р. Якобсон в статье “О поколении, растратившем своих поэтов”. — Он примеривает к себе варианты самоубийства... В душе поэта взращена небывалая боль нынешнего времени”.
Вертеровский мотив смерти, самоубийства звучит у Маяковского как вечный, общечеловеческий. Здесь он — свободный поэт, нет у него никакой агитационной, дидактической, рациональной цели, он не связан ни групповыми обязательствами, ни полемикой. Стихи его глубоко лиричны, раскованны, в них он по-настоящему рассказывает “о времени и о себе”.
Внутренняя свобода, истинное вдохновение одушевляют стихи Маяковского о любви, о революции, о родине, о будущем, о поэзии. В этих стихах он — большой поэт, “великолепный маяк”, как сказал о нем Е. Замятин, в его творчестве слышен ”грозный и оглушительный” гул мощного исторического потока, который “всегда — о великом”.
Ю. Тынянов писал, что ”Маяковский сродни Державину. Геологические сдвиги 18 века ближе к нам, чем спокойная эволюция 19 века”. “Его митинговый, криковой стих” рассчитан ”на площадной резонанс (как стих Державина был построен с расчетом на резонанс дворцовых зал)”. У Маяковского был такой мощный поэтический голос, потому что он с первых шагов в литературе ощущал себя выразителем чувств и дум многих: улицы, толпы, а после революции — массы.
В поэме “Облако в штанах” он обращался ко всем страдающим людям, к человечеству:
Вам я душу вытащу, растопчу, чтоб большая!
и окровавленную дам, как знамя.
“Первый в мире поэт масс”, — сказала о Маяковском Марина Цветаева. И предрекла его поэзии долгую жизнь: “Эта вакансия: первого в мире поэта масс — так скоро не заполнится. И оборачиваться на Маяковского нам, а может быть, и нашим внукам, придется не назад, а вперёд”.
Такой мощности голос у Маяковского, что, не напрягая его, он обращается к вселенной, мирозданию:
Ты посмотри, какая в мире тишь!
Ночь обложила небо звёздной данью.
В такие вот часы встаёшь и говоришь векам, истории и мирозданию...
И этот поэт, говорящий от имени миллионов и обращающийся к миллионам, был органическим, естественным лириком. Даже поэмы его насквозь лиричны, по существу, это развёрнутые лирические стихотворения. “Лирическая личность Маяковского грандиозна, и грандиозность становится господствующей чертой его стиля, — пишет Л. Гинзбург. — Гиперболы, контрасты, развёрнутые метафоры — естественное выражение огромной лирической личности”.
Фантастический, фантасмагорический образ Маяковского выражает реальное, но напряженное до предела чувство. “Чувства Маяковского не гипербола, — утверждает Цветаева. — Маяковский в области чувствований, конечно, Гулливер среди лилипутов, совершенно таких же, только очень маленьких”.
Самые проникновенные строки Маяковского, трагический нерв его поэзии — в великой, опьяняющей мечте о будущем счастливом человечестве, которое искупит все сегодняшние грехи и преступления, о будущем, где бед и страданий не будет. В поэме “Про это” он обращается к учёному, который в далёком будущем сможет воскресить людей, подарить им новую, чистую, исполненную счастья жизнь:
Ваш тридцатый век обгонит стаи сердца раздиравших мелочей.
Нынче недолюбленное наверстаем звёздностью бесчисленных ночей.
Воскреси хотя б за то, что я поэтом ждал тебя, откинув будничную чушь!
Воскреси меня хотя б за это!
Воскреси своё дожить хочу!
Энергия и сила упругой, мощной строки Маяковского питается этой верой. Последние написанные им строки — о силе свободного слова, которое дойдёт до потомков через головы правительств:
Я знаю силу слов, я слов набат,
Они не те, которым рукоплещут ложи.
От слов таких срываются гроба
Шагать четвёркою своих дубовых ножек.
Бывает, выбросят, не напечатав, не издав.
Но слово мчится, подтянув подпруги, звонят века, и подползают поезда лизать поэзии мозолистые руки.
Поистине, это “стих, летящий на сильных крыльях провиденциальному собеседнику”. В 1933 году Цветаева предрекла: “Своими быстрыми ногами Маяковский ушагал далеко за нашу современность и где-то, за каким-то поворотом, долго ещё нас будет ждать”.
Смерть Маяковского, судьба Маяковского была трагической, как Есенин и Цветаева, он покончил жизнь самоубийством. Трагической оказалась и судьба его стихов. Их не понимали. После 1917 года, когда в его творчестве наступил перелом, Маяковскому не давали печататься. Это было, по сути, второй его смертью. На самоубийство его подтолкнуло ещё и то, что когда решался любовный вопрос, и ему надо было ехать в Париж к Т. Яковлевой, ему не выписывают визы (1929 год).
В 1930-х годах поэт был загнанным, подавленным и растерянным. Это сказалось на его отношениях с Вероникой Полонской (последней любовью поэта). Затем приходит весть, что Т. Яковлева выходит замуж (Маяковский не терял надежды на возобновление отношений с ней, и это сообщение отрицательно сказалось на его здоровье).
13 апреля 1930 г. Маяковский потребовал, чтобы Вероника Полонская с той же минуты оставалась с ним, бросила театр. Полонская ответила, что любит его, будет с ним, но не может так скоро бросить театр и мужа. 14 апреля Маяковский покончил жизнь самоубийством, оставив письмо адресованное “Всем”: “В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник это ужасно не любил.
Мама, сестры и товарищи, это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет.
Лиля — люби меня.
Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская.
Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо.
Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.
Как говорят “инцидент исчерпан”, любовная лодка разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид.
Счастливо оставаться.
Владимир Маяковский.
12 ІV 30 г.” [/sms]