Имена. Любовь Пушкина
Любовь Пушкина
На нашем наблюдении стоит задержаться. Хочется подтвердить его обратным примером. Очень часто слово, став именем собственным, столь бесповоротно расстается со своим былым нарицательным значением, что вскоре затем может внезапно приобрести значение новое, порой совершенно иное, очень далекое от прежнего, и начать опять играть роль «слова», только имеющего уже совсем другой смысл.
Однажды в городке Луге я увидел издали на заборе афишу. На ней резко выделялись только очень крупно набранные слова: Любовь Пушкина.
Это заинтересовало меня. «Интересно, - подумал я. - Видимо, кто-то будет читать лекцию. Но кто же подразумевается под „любовью" великого поэта - Наталья Гончарова, Мария Раевская или, может быть, таинственная Эн-Эн?»
Я перешел улицу и рассмеялся от неожиданности, Вблизи афиша выглядела вот как:
Выступала певица, носившая ту же фамилию, что и «певец Людмилы и Руслана», а имя ее было Любовь. Все очень просто. Почему же издали я понял текст совсем по-другому?
Недоразумение? Нет, дело тут явно сложнее. Причина в том, что для нас фамилия Пушкин звучит совсем не так, как все остальные, созвучные с нею: слишком особенную историю пережила она.
Все другие сходные фамилии кажутся нам не слишком благозвучными, не очень красивыми: Мышкин, Кошкин, Душкин... В них живо чувствуется их происхождение от слов с уменьшительным и даже «уничижительным» значением, вроде «душка» (рядом с «душа»), «чашка» (рядом с «чаша») и так далее. Актер, носящий фамилию Кошкин, наверняка заменит ее более благородным театральным псевдонимом, прежде чем выступать (как актер Неелов заменил свою псевдонимом Дальский). Тот же, кто носит фамилию Пушкин, не нуждается в этом: она и так звучит достойно. Почему?
Да потому, разумеется, что на наш слух и понимание слово «Пушкин» приобрело уже давно совершенно новое значение. Оно перестало быть только фамилией. Оно значит теперь для нас: «гениальный поэт», «великий художник». Услышав его, мы прежде всего думаем, что речь идет об Александре Сергеевиче Пушкине, и только потом нам приходит в голову, что могут ведь быть и другие Пушкины: Кузьма Васильевич или Петр Никифорович (я взял эти данные из телефонного справочника). Когда поэт в своей «Родословной» гордо писал:
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин... -
он как бы предвидел в будущем это удивительное изменение значения собственной фамилии. В Большой Советской Энциклопедии указаны два Пушкина, в словаре Брокгауза даже три: Александр, Андрей и Василий. Но из них только один «Пушкин просто» - тот, которого знает каждый.
Очевидно, я был прав, когда утверждал, что судьба человека может преобразить для нас и звук, и смысл его имени. А поразмыслив, заметишь и другое: каждое слово не только состоит из звуковой формы и внутреннего значения; его окрашивает наше живое, часто очень сложное, отношение к нему.
Это можно подтвердить целым рядом сходных примеров. Мы с вами, произнося или слыша фамилию: Толстой , совершенно не задумываемся над ее значением: для нас слово «Толстой» тоже как бы является синонимом слов «великий писатель». Кто-то сказал «Толстой», и вы прежде всего подумали: «Лев Толстой, автор „Войны и мира", могучий ум, один из самых замечательных людей XIX века».
Конечно, в следующий миг вы можете согласиться, что речь идет о каком-нибудь другом Толстом: о поэте, скульпторе, советском писателе. Но все они не «просто Толстые»: мы зовем их кого «Алексей Константинович», кого «Алексей Николаевич», кого «Федор Петрович». В энциклопедии Брокгауза упомянуты двенадцать носителей этой фамилии, и все же для нас только один из них является «просто Толстым». Но это - только для нас. Иностранцы, недавно научившиеся русскому языку, иначе воспринимают это имя. Один норвежец в своих записках о путешествии по России не без некоторого удивления замечает: «Имя Толстой означает „толстый"!».
Теперь нам надо сделать некоторое усилие, чтобы представить себе, что фамилия Глинка происходит от слова глина ; а ведь в свое время известные стихи:
Пой в восторге, русский хор,
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! наш Глинка -
Уж не глинка, а фарфор! -
показывали с полной ясностью, что связь этих двух слов между собою была куда прочнее, чем связь слова «глинка» с представлением о замечательном композиторе. Видимо, пока слово окончательно станет именем собственным, должен пройти известный срок; до поры до времени в нем продолжает чувствоваться его прежнее «нарицательное значение», и нередко оно мешает пользоваться этим словом как удобным общепризнанным именем. Вот одна из причин, которая затрудняет употребление в качестве имен «любых слов».
