Великие поэтессы России. Марина Цветаева 3
В феврале 1928 года, через год с небольшим после смерти Рильке, Марина пишет чешской приятельнице: «Я никого не люблю давно. Рильке у меня из рук вырвали, я должна была ехать к нему весной. О своих не говорю, другая любовь с болью и заботой, заглушенная и искаженная бытом.»
Она устала от быта. Семья, состоящая из 4 человек, ( в 1925 году родился сын Георгий, по- домашнему Мур) отнимала много сил и времени. Самое драгоценное время для писания - утро - Марина вынуждена была проводить в неблагодарных занятиях по дому. «Устала от не своего дела, на которое уходит жизнь»; «Страшно хочется работать. Писать стихи. И вообще. До тоски». К тому же то, что было написано, не печаталось, а если и печаталось, то с такими унижениями и отсрочками, что приводило Цветаеву в бешенство. В семье тоже не всё благополучно. Деятельный Эфрон сблизился с коммунистической организацией. Он обратился в Советское посольство в Париже с просьбой о возвращении на Родину. Но сталинской машине нужны были новые жертвы, и доверчивый Сергей стал агентом НКВД. Тень неблаговидной деятельности мужа легла и на Цветаеву. Она, чуждая всякой политике, оказалась в изоляции. Дома она ещё пыталась сопротивляться, понимая интуитивно, в какую яму затягивает её семью муж, но было слишком поздно.
Подросшая, умная, талантливая дочь Аля заняла сторону отца. Она считала мать безнадёжно отставшей от жизни мечтательницей, поэтессой, пережившей свою эпоху. Поистине, нет пророка в отечестве своём. И даже маленький сын Мур канючил об отъезде в Россию. Марина, отчаявшись убедить свих близких, только бумаге доверяла свои сомнения:
- Не нужен твой стих -
Как бабушкин сон.
- А мы для иных
Сновидим времён.
Насмарку твой стих!
На стройку твой лес
Столетний!
- не верь, сын!
12 июня 1939 года Марина Ивановна Цветаева вместе с сыном приехала в СССР. Её семья наконец воссоединилась; все вместе жили в подмосковном посёлке Болшево. Но это последнее счастье длилось недолго: в августе арестовали дочь, в октябре - мужа Цветаевой. Она с сыном скитались по чужим углам, снимала комнату. Жила в постоянном страхе за судьбу мужа и дочери, не имея от них никаких вестей. Но, тем не менее, старалась не падать духом. Как всегда её спасала работа. Марина Цветаева занималась переводами - с французского, немецкого, английского, грузинского, болгарского, польского и других языков. Она совершала истинно подвижнический труд, работая так, как если бы это были её собственные стихи.
Война застала Цветаеву за переводом Федерико Гарсия Лорки. Работа была прервана; события привели поэтессу в состояние паники и безумной тревоги за сына. Тогда, вероятно, и начала слабеть её воля к жизни...В начале августа Цветаева с Муром отправилась в эвакуацию. Многие писательские семьи эвакуировались в Чистополь, а Цветаева оказалась в Елабуге. Работы не было, накатывала тоска и безысходность. И в последний день уходящего лета 1941 года Марины Цветаевой не стало. Она приняла, единственно правильное, как ей казалось решение - добровольный уход из жизни. У последней черты все чувства Цветаевой достигли предела: тоска полнейшего одиночества и заброшенности, предстоящие впереди мрак и зима в глуши, ощущение собственной ненужности и беспомощности. Уходя, она оставила письмо сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але - если увидишь - что любила их до последней минуты, и объясни, что попала в тупик».
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали.
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Затихнет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с её насущным хлебом,
С забывчивостью дня,
И будет всё, как будто бы под небом
И не было меня.
Изменчивой, как дети, в каждой мине
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
- К вам всем - что мне, ни в чём
не знавшей меры,
Чужие и свои?!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
Да, слишком мало было любви близких и дальних, слишком мало веры и простого человеческого участия в судьбе этой женщины. Марины Цветаевой не стало, но остались её необыкновенные стихи: то неистовые, то грустные и напевные.
Поэзия Цветаевой навсегда обрела читателя, в будущую встречу с которым она так безоглядно и пылко верила
И если где-нибудь ты есть -
Так - в нас...-
С. СМирнофф
