Капитан К. Голубенков: в честь любимого Сталина - война 1941 - 1945
За много дней до получения приказа о вылете наше подразделение было в полной готовности. Летный состав приготовил карты к полету, технический состав проверил материальную часть. В боевом листке была помещена короткая заметка летчиков Шведова и Голубя. В ней говорилось: "Выполним любой боевой приказ командования, уничтожим данную нам цель!" Эти два летчика уже получили боевое крещение на Халхин-Голе, оба они награждены орденами.
Работа шла более четко, чем в мирное время. Даже обычно медлительные Зимин, Поздня, Семенов проявляли исключительную напористость и энергию.
Только одно нас угнетало: не было летной погоды. "Небесная канцелярия" путала все наши карты.
Мы с жадностью читали первые сводки с фронта и в один голос твердили:
- Эх, погода проклятая! Помочь бы ребяткам килограммчиками, угостить бы белофиннов уральским металлом.
Сумрачные дождливые дни сменились морозом и пургой. Как назло, ни одного дня хорошей погоды. Трудно передать, как доставалось метеорологу за то, что он не предсказывал хотя бы удовлетворительной погоды!
Но вот на синоптической карте показался край циклона, и на 19 декабря была обещана погодка, правда, по оценке нашего командира майора Алексеева, "в полоску", но все же летная.
19 декабря, как и всегда, мы вышли на аэродром в 5 часов 30 минут. В темноте опробовали моторы, проверили пулеметы, дежурный метеоролог грустным голосом прочитал нам сводку погоды и, как положено ему по штату, высказал массу сомнений, "расставил" снег, туман и бурю по всему маршруту, так что радоваться было нечему.
В 12 часов 30 минут в воздух взлетела белая ракета. На аэродроме сразу все ожило. Летный состав надевает парашюты, техники готовят моторы к запуску. [254]
Через пять минут взлетели две белые ракеты, а еще через минуту сто с лишним моторов гудели на разные лады, нарушая тишину маленького городка, примыкающего к аэродрому.
Одна за другой пошли на взлет машины, и летчики, которые были еще на земле, мысленно называли счастливцами своих товарищей, уже поднявшихся в воздух.
На высоте 100 метров флагман исчез в облаках, за ним скрылся и другой самолет. Сердце сжалось от обиды: "Неужели не выпустят?" Очень уж плохо взлетать последним: вечно приходится ждать, а потом догонять.
Руководитель взлета поднял красный флажок, потом показал крест двумя флажками. Сердце сжалось от досады. Машина флагмана села, за ней еще две. Но что такое? Одно Звено построилось в клин и на высоте метров в семьдесят отвернуло от аэродрома и сразу же скрылось из вида.
Куда они? Почему не пускают других? Через 30 минут ведущий улетевшего звена тов. Серегин передал радиограмму: "Иду на цель, высота 600 метров". Но теперь аэродром закрыло туманом. Значит, там погода есть, а здесь мы сидим, как раки на мели.
Мы ждали возвращения ушедшего в бой звена. Погода стала немного улучшаться, видимость по горизонту увеличилась до 2 километров, высота облачности метров сто-сто пятьдесят. Последний срок вылета группы прошел. Был дан отбой, но с аэродрома никто не уходил. Кто успел, тот занял себе место в землянке и занялся шахматами, кто устроился под самолетом, все ждут, всем хочется встретить "первых ласточек".
Вот на горизонте показались самолеты. Притихший аэродром сразу ожил. Когда самолеты сели, все побежали взглянуть на летчиков - героев дня, пожать им руки, даже наш "Кутум" - щенок, которого мы дней десять назад спасли от голодной смерти, вылез из землянки и залился звонким лаем.
Теперь у нас только и разговоров было, что о первом полете. Участники полета делились своими впечатлениями, описывали виденное. Но все это не то, хотелось самому уничтожать врага.
20 декабря, канун дня рождения товарища Сталина, мы провели у самолетов. Вылета опять не было. Лишь к вечеру погода стала улучшаться, и мы впервые за двадцать дней увидели розоватую полоску заката. Каждый радовался улучшению погоды, каждому хотелось отметить день шестидесятилетия великого Сталина боевым вылетом. Метеоролог Мельниченко по-прежнему высказывал сомнения, говорил о "соединении двух облачных фронтов" в районе Луги, о возможных осадках, а между тем стояла тихая морозная ночь, небо было усеяно звездами.
