- Что бы вы сказали, сравнивая уровень подготовки пилотов наших и немецких?
- У немцев, конечно, опыта было больше, а подготовка лучше. Особенно это чувствовалось в начале войны. Когда нас пощипали, мы уже стали собраннее и начали давать сдачи, и тут немцы стали очень осторожны. Нападали на нас, только когда видели, что находятся в более выгодном положении.
К концу войны немецких асов повыбивали и стали попадаться, как говорят, «лопухи». У них и маневр не тот, и стрельба не та. Вот тут мы их здорово начали бить, у нас самолетами пополняли быстро, и летчики стали приходить более подготовленные.
- Как засчитывались победы?
- Это очень сложный вопрос. Я вам говорил, что, сколько я ни сбивал, практически никогда не было возможности до конца досмотреть, упал враг или нет. Надо было смотреть за теми, кто в воздухе остался, чтобы тебя не сбили, или за теми, кого ты прикрываешь. Я просто докладывал, что я стрелял. А сбил или нет - это уже ведомые говорят, им было виднее. С их слов говоришь, куда именно враг упал. Туда посылают человека. И если кто-то там из пехотинцев дает подтверждение, то самолет тебе засчитывают.
- Как вы полагаете, приписки были?
- Черт его знает. В нашем полку не было. Почему? Потому что у нас была дружеская спайка. Если кто задумал щегольнуть или прихвастнуть, сразу сажали его на место. У летчиков я такого не видел, чтобы командир кричал: я тебе приказываю! У нас была какая-то внутренняя взаимосвязь. Все знали и все понимали, что действовать надо единой командой. Каждый понимал, что не должно быть возражений, если старший по должности выбирает, кто полетит выполнять задачу или еще что-то. В воздухе - там вообще безоговорочное подчинение командам ведущего. Взаимоотношения у нас были хорошие.