К. Телегин: парад на Красной площади
Приближалась 24-я годовщина Великого Октября. Тревожное время, тревожные и думы. Москвичи уже не спрашивали, будут ли традиционные торжества, парад. Понимали - враг близко, не до ЭТОГО. Л на востоке страны, в ее тылах все советские люди жадно вслушивались в сводки Совинформбюро, знали: пока «говорит Москва» - значит, Москва стоит. 7 ноября ожидали с каким-то особым волнением и нетерпением. Если будет торжественное заседание и парад - значит, Москва стоит крепко, спадет с сердца тяжелый камень тревог. Да, так было. Об этом говорили и письма, и товарищи, прибывавшие из тыловых районов страны.
Примерно в последних числах октября командующий П. А. Артемьев был вызван в Ставку. Возвратившись в штаб, Павел Артемьевич рассказывал:
- Не знаю, как и сказать тебе. Самому трудно в это поверить... Мне поручено подготовить части гарнизона к параду на Красной площади... Был чрезвычайно удивлен этим поручением, пытался доложить, что в гарнизоне мало войск, они выполняют ответственную задачу по поддержанию порядка и спокойствия, боевые части, вся артиллерия занимают рубежи. Для парада надо хотя бы несколько батальонов танков, но в распоряжении командования округом их нет.
- И что вам ответили на это? - спросил я.
- Сталин сказал, что я недооцениваю значимости этого мероприятия и что парад должен состояться, необходимые войска следует найти. Артиллерией поможет в ГАУ Яковлев, о танках - подумаем. Командовать парадом приказано мне. О подготовке докладывать Буденному, который будет принимать парад. До ночи шестого ноября о подготовке к параду должен знать строго ограниченный круг лиц.
Рассказывая это, Павел Артемьевич заметно волновался. Я прекрасно понимал его, ибо каждый в подобном положении испытал бы, вероятно, то же самое.
Действительно, решение о проведении парада было столь необычным и неожиданным, что не могло не взволновать. Вся страна жила глубокой тревогой за судьбу Москвы. Нам, военным, лучше, чем кому-либо, была известна вся тяжесть сложившейся обстановки, и членам Политбюро ЦК надо было обладать большим мужеством и прозорливостью, чтобы в еще незначительных переменах на фронте, в задержке продвижения врага, в силах, которые еще где-то на колесах, увидеть возможность на весь мир заявить, что Москва стоит твердо, уверенно. Она проводит свой традиционный парад на Красной площади. Это было поистине историческое решение...
Предутренние часы. Густые хлопья снега закрыли белесой пеленой улицы. С 5 часов утра к Красной площади потянулись колонны участников парада, и с этого же часа от Московского комитета партии, от райкомов на автомашинах с особыми пропусками во все концы полетели гонцы с пригласительными билетами на парад. Каково же было удивление, радость, счастье внезапно разбуженных или стоявших у станка москвичей, когда им вручался столь драгоценный документ - они станут свидетелями волнующего события, дорогого сердцу каждого советского человека!
В те суровые дни так уже было заведено: приемники и репродукторы радиотрансляционной сети на ночь не выключались. По всей стране и в тылу врага с нетерпением ждали 6 часов утра, чтобы услышать голос Москвы и прослушать первый утренний выпуск «Последних известий». Не изменили себе советские люди и в этот раз, хотя передача по радио торжественного собрания внесла значительное успокоение во взволнованные умы народа, и, пожалуй, первую ночь люди спали несколько спокойнее. И вот, за несколько минут до 8.00 на весь мир в эфире прозвучал знакомый голос Левитана: «Говорят все радиостанции Советского Союза... Центральная радиостанция Москвы начинает передачу с Красной площади парада частей Красной Армии, посвященного XXIV годовщине Великой Октябрьской социалистической революции...»
Парад окрылил советских людей. Все поняли, что если под дулами вражеских орудий, под ударами воздушных армад, под угрозой бронированных полчищ Москва традиционно отмечает день рождения Советской власти - значит, Москвы врагу не видать. Парад на Красной площади произвел и на врага ошеломляющее впечатление. В то время как на весь мир было растрезвонено об уничтожении Красной Армии, о неизбежном падении Москвы, о бегстве Советского правительства за Урал, и вдруг - парад на Красной площади! Это был колоссальной силы удар по престижу гитлеровской верхушки.
В стане врага смятение и растерянность. Они даже не смогли поднять в воздух десяток своих прославленных асов и бросить на Москву, чтобы сорвать церемониальное шествие по Красной площади. И не погода, не снег были этому причиной. Их бесило, что разведка вовремя не раскрыла подготовки торжеств. Они были ошеломлены дерзостью советского командования, организовавшего в дни 6 и 7 ноября ряд сильных ударов на Волоколамском, Можайском и Мало-ярославецком направлениях, которые в ряде случаев привели к вклинению в оборону противника на значительную глубину и не на шутку встревожили немецкое командование.
Карты врага были спутаны, силы связаны, и всякая попытка помешать торжествам парализована. Среди участников парада родилась меткая солдатская острота о том, что они участвовали не в параде, а в «психической атаке» на врага. Да, это действительно была «психическая атака», в немалой степени повлиявшая на состояние умов сподручных Гитлера.
Тыл отвечал на торжества высочайшим трудовым подъемом. По решению МК и МГК дни праздников объявлялись днями фронта и укрепления обороны Москвы. Десятки тысяч москвичей вышли на воскресник, остались на бессменных вахтах у стан-КОВ. Уже к 15 ноября в Фонд обороны москвичи внесли от своего добровольного труда 95 миллионов рублей. Со всех предприятий, строительных участков на рубежах, отовсюду шли донесения о беспримерном трудовом подвиге москвичей, как отзвуке на октябрьские торжества в Москве. Страницы центральных газет были заполнены радостными сообщениями, говорившими о высокой политической и трудовой активности всего советского народа, о горячей вере в победу, для которой они трудятся с вдохновением, не щадя сил.
