Рассказ. А.Авдеенко: флаг над Киевом
Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительно проведенной наступательной операции и обходного маневра разгромили противостоящие немецкие войска и на рассвете 6 ноября штурмом овладели столицей Советской Украины городом Киев.
Из сообщения Совинформбюро 6 ноября 1943
В первые минуты освобождения Киева в городе произошло памятное на тысячи лет событие. Миновало несколько дней, прежде чем я разыскал всех участников этого знаменательного эпизода автоматчиков роты старшего лейтенанта Константина Косова... Теперь слушайте.
Поздним вечером 5 ноября к западной окраине Киева на хутор Депери, по садам и огородам, по разрушенным, еще дымящимся огневым позициям немцев, по трупам в пепельных шинелях, по снарядам и гильзам, между минными полями, по той таинственной дороге войны, которая покорно стелется под ноги только победителям, подскочили четыре машины. Маленькие вездеходы, полные автоматчиков, остановились около белой хаты под номером 24, окруженной черным вишенником.
Автоматчики Погорелое, Никсасов, Кирюхин, Пресняков, Кирьянов, Толочен-ко, Поздняков и капитан Андреев соскочили на землю. Капитан Андреев, штабной офицер, постучал в дверь. Никто не открывал. Андреев нажал дверь плечом, вошел в хату, освещенную коптилкой.
— Есть тут люди или нету? — спросил капитан.
Из темных недр русской печки выползла женщина. Смеясь и плача, бросилась она обнимать офицера и бойцов.
— Наши товарищи... Воже ты мой. Братик, братик!
— Немцы па хуторе остались?
— Убежали, все убежали, проклятые...
— Материя красная у тебя есть, сестрица?
Женщина печально оглянула свою пустую разоренную хату.
— Нету, братик. Постой, есть!
Она выбежала из хаты. Вернулась с охапкой одежды и красным кисейным шарфом, украшенным кружевной мережкой.
— Вот девичья моя хустина. То правда, шо над Киевом будет наш флаг?
— Правда, сестренка, правда. Сегодня ночью Киев будет ознаменован...
- Дай вам бог счастья, товарищи
Киев хорошо знаешь? Можешь нас проводить к Дворцу советов?
— Идите до сусида, до Миколы Дегтяренко, вин добре Киев знае.
Как твоя фамилия, сестрица? Кривенко. Галина Кривенко. Отчество? Катьку вашего як звали? Степаном. Галина Степановна Кривенко. Капитан Андреев обнял худую, с темным лицом, преждевременно состарившуюся украинку, поцеловал.
Сквозь туман дождя виднелся Киев. Огневое кольцо штурмующих полков неумолимо сжималось вокруг города. Надо было торопиться: драгоценна каждая минута.
Капитан Андреев, перебежав сад, вскочил в хату иод номером 26. Высокий, крепкий парубок лет двадцати, богатырь с тихим, по-детски кротким лицом, бросился было обнимать и целовать освободителей. Капитан торопился. Он осмотрел парубка, спросил:
— Ваша фамилия Дегтяренко?
-- Точно. Дегтяренко Николай Тихонович, испуганно ответил нарубок.
— Киев добре знаешь?
— Так точно, знаю.
— Так веди нас, браток, в Киев, выведи к самому высокому зданию — красное наше знамя поднимать будем.
— Так в Киеве еще немцы, чуете?
— Знаю. Сквозь немцев пройдем.
Время приближалось к полночи. Лил дождь. По небу передвигались черные, нескончаемые, как горные хребты, облачные массивы, и нельзя было понять, где тучи небесные и где тучи войны. Между небом и землей стояли гигантские костры пожаров. Окраины Киева были ярко освещены пожарами и орудийными вспышками. Стреляли и в городе, и в парках, и в огородах. Огонь, всюду был огонь.
Автоматчики проходили сквозь линию фронта. В дымном мраке мелькнули темные фигуры, одетые в нерусского покроя шинели. Стой, кто идет? — окликнул сержант Пиксасов. Ваши братья: солдаты полковника Свободы, — ответил из дыма веселый, с чешским выговором голос бойца.
Где ползком, где по канавам, где по садам, по огородам пробирались автоматчики в Киев. Микола Дегтяренко в коротком пиджаке и большой бараньей шапке шел впереди. Сержант Александр Пиксасов, старший группы, следовал шаг в шаг за проводником. Никто из них никогда раньше не был в Киеве. Константин Погорелов родился и всю жизнь прожил под Владикавказом. Евгений Пресняков — волжанин. Николай Кирюхин — кубанский
казак. Василий Толоченко — молдаванин. Александр Пиксасов — волжанин. Степан Поздняков никогда не выезжал из Макеевки. Никогда они не были в Киеве. Но уверенно, смело, будто по родному, проходили они по пылающему городу. Любовь к Киеву вела освободителей по улицам, кишащим смертью. Кто знает, кто сосчитает, сколько бойцов в эту ночь пробивалось к сердцу Киева, чтобы водрузить на его горных высотах святое знамя свободы.
В городе было жарко и чадно от пожаров. На мостовой, в луже крови, разбросав руки и ноги, лежала светловолосая девушка. В свете пламени и дыма, в грохоте падающих зданий отступали немцы. Вот машины, повозки, доверху нагруженные домашним скарбом киевлян. На тротуаре лежит груда добра, предназначенного к вывозу: самовары, кастрюли, дверные ручки, диваны, подушки, ковры, швейные машины, тюфяки, зеркала.
Молча, стиснув зубы, автоматчики смотрели из темной засады на убегающих грабителей и убийц. Стрелять нельзя — выдашь себя. Пропустив обоз, они выбрались из развалин разрушенного дома, направились дальше. Темный переулок вывел на просторную площадь. Всадник на черном коне с гетманской булавой в руке скакал но красному от пожаров булыжнику. Паруса пламени гудели над гетманом.
— Богдан Хмельницкий! — шепнул Микола Дегтяренко.
Как ни торопились автоматчики, все же они остановились и молча посмотрели на бессмертного украинца. Микола Дегтяренко вывел автоматчиков к полукруглому многоэтажному дому с огромными квадратными колоннами. Это было здание Центрального Комитета КП(б)У. Светлый гранит и мрамор отсвечивали в пламени пожаров. Поздняков, Толоченко, Пиксасов, Пресняков остались на страже вокруг дома, а Погорелов, Кирюхин и Микола Дегтяренко подошли к подъезду.
Кирюхин надвинул на лоб шапку и, чуть сутулясь, перешагнул порог. Что ждет двадцатилетнего юношу в этом железобетонном скелете — бессмертная слава бойца, водрузившего красное знамя над Киевом, или смерть на минах? Товарищи затаили дыхание. Стекло хрустело под ногами Кирюхина. Полуночный днепровский ветер гудел в ребрах умерщвленного дома. Кирюхин, высокий, с лицом, освещенным пламенем, уже стоял на нижней ступеньке лестницы.
- Давай, братцы, давай!
Автоматчики бросились к товарищу. Лестница вывела их на верхний этаж. Дальше хода нет. Рискуя на каждом шагу провалиться в проломы пола или наскочить на мину, бродили они по верхнему этажу, искали путь на крышу.
— Лестница! — вскрикнул Микола Дегтяренко.
По винтовой лестнице выбрались люди на крышу, крохотную какую-то площадку. Отсюда очень близко до гранитной колоннады с государственным гербом Украинской республики. Как туда добраться, да еще в потемках? Три бушующие стены огня прошли, весь Киев прошли. Неужели здесь перед пропастью остановиться? Кирюхин повесил автомат на шею, сел верхом на бетонную балку и осторожно пополз вниз.
Спустился до поперечной балки, мокрой, скользкой и тоже узкой, перескочил на фасадный карниз и, не чувствуя страха перед пропастью, резко отпечатываясь своей могучей фигурой на багровых облаках полуночного неба, словно лунатик, двинулся к заветному месту. Пройдя но карнизу фасада к центру колоннады, он вскарабкался по скользким, крутым, почти вертикальным ребрам устоев, поддерживающих железобетонный пояс главного фронтона с государственным гербом.
Моросил кровавый в свете пожаров дождь. Вслед за Кирюхиным к флагштоку добрались Погорелов и Микола Дегтяренко. Работая в восемь рук, они прикрепили телефонным проводом червону хустку Галины Кривенко к древку. Свежий днепровский ветер подхватил красный флаг.
Ну, братцы, Киев ознаменован! стирая пот с лица, улыбаясь, проговорил Николай Кирюхин. Автоматчик стоял на гранитном каркасе дворца. На западной окраине гремели наши танки. Войска Красной Армии вступили в Киев. Кирюхин посмотрел на часы. Было двадцать две минуты первого 6 ноября 1943 года. Автоматчики обняли друг друга и поцеловались.
...Червона хустка Галины Кривенко, напитанная кровью сердца украинского народа, его великой любовью и неугасимой надеждой, развевалась над гранитным дворцом, над столицей Украины.
