Всеволод Вишневский. Ленинград в боях
Недели две шли дожди. Почва стала вязкой, в канавах и ручьях бурлила грязная муть. Сквозь дождь стреляли батареи. Нещадно обдавая всех грязью, пронеслись автомашины полевого Дома Красной Армии: к окопникам везли эстраду и выставку трофейного оружия. Военные лекторы ехали читать лекции военного цикла...
На переднем крае тихо, точнее: пока тихо. Наблюдатели молча в мокрых плащ-палатках прилипли к оптическим приборам. «Ориентир два... Группа немцев...» Две мины, и с поля уволакивают трех немцев. Улыбка... Согнувшись, подходят два снайпера. Связисты проводят новую линию. Подтаскивают боезапас. Явные признаки окопного оживления.
В землянках читают свежие письма. «Шли мы, где немцы, 800 километров, пешком, жили милостыней и счастливы, что ушли...», «Бабку немцы расстреляли и дядю тоже...» Негромкие разговоры, с нутряной болью, которая бередит душу каждого из нас.
С сентября прошлого года немцы, остановленные под Ленинградом, зарылись в окопы, поставили густые проволочные заграждения и минные поля. Мины разных образцов. Встречаются «прыгающие» : они дают сначала предварительный взрыв, выбрасывают затем на высоту человеческого роста основной заряд, серо-зеленый стакан, который рвется с большой силой и выбрасывает 306 шрапнельных пуль...
На участке атаки стоял сплошной тяжелый гул. Были введены в действие все калибры: от дальнобойных морских до малых полковых. Зенитчики дали орудиям угол снижения и также били по наземным целям. Вскоре показалась наша авиация, и передний край немцев кусками стал взлетать на воздух. Некоторые пикировщики и балтийские штурмовики ныряли в этот дымно-огненный хаос, опускались до 50 метров над землей и в упор разили все, что еще могло уцелеть в немецком узле сопротивления, прикрывавшем стык шоссейных и железных дорог.
Бросок нашей пехоты был внезапным. Он был сделан в прекрасном стиле и темпе, по-ленинградски. Командиры и комиссары вели людей в продуманную и подготовленную операцию. Тяжелые танки, заглушая клич пехоты, рванулись в подготовленные и очищенные от мин проходы, додавливали на ходу проволоку, колья. Затрещали первые бревенчатые немецкие дзоты.
Местность дымилась и вздрагивала. Уже вели первых пленных. Без шапок, небритые, лохматые...
- Воздух!
Шли немецкие бомбардировщики, вызванные воздушным разведчиком. Хоботы зенитных орудий поднялись вверх. Пленные совершенно затихли. «Юнкерсы» стали пикировать на глубине и бомбить... свои же войска.
Пронеслась новая группа балтийских штурмовиков и истребителей. И впереди грохнули новые разрывы: летчики прокладывали путь пехоте и танкам. По шоссе шли возбужденные легкораненые... «Ну, дали!..» Видимо, тут и родилась лозунговая точность: «Бей сатану! Ударишь на Неве - отдастся на Дону».
На всем участке шло движение вперед. Радиосвязь действовала хорошо: рации выдвигались всюду. Связисты тянули провода. Спешили саперы. «Немедля закрепляться. Поворачивать немецкие дзоты. Закрепляться в каждой канаве!»
Пленных повели... У, какими взглядами обменивались они и ленинградские бойцы, спешившие со вторым эшелоном!.. Среди пленных - смешанная публика: немцы, несколько латышских аисаргов-полицеиских, один судетец, прикидывающийся чехом, один немец, прикидывающийся поляком. Есть кадровые национал-социалисты... Один суетился: «Мне шесть раз удавалось избегать мобилизации, но в сорок втором году взяли».