А. Воинов: комендантский час

Из документальной повести «Комендантский час
В решающий момент
...К вечеру двадцать девятого марта подготовка порта к взрыву была полностью закончена. В тот же вечер Лена собрала всю группу. Отсутствовала только Катя. Вооружившись карандашом, Ткачевич подсчитал, сколько примерно тонн взрывчатки заложено в порту.
— Не меньше, чем сто семьдесят — сто восемьдесят тысяч килограммов... Вы понимаете, что это значит?

В комнате наступило молчание. Словно все одновременно услышали оглушительный взрыв! Они и раньше понимали, что от порта ничего не останется, но не представляли, какая страшная катастрофа нависла над всей Одессой. Ткачевич густо подчеркнул цифру карандашом.

— Если Петри удастся сразу взорвать всю систему, то к черту полетит не только весь порт. От сотрясения почвы будет разрушен прилегающий к порту район, все здания на Приморском бульваре и даже театр...
— Что можно сделать? — спросила Лена.
— Надо нарушить систему!

Лена, не отрываясь, смотрела на зловещую цифру. Она понимала, как неимоверно сложно осуществить то, что предлагал Ткачевич. Ведь она своими глазами видела закопанные бункера и траншеи.
— Как же это сделать? — спросила она.

Ткачевичу, однако, эта проблема не казалась безвыходной. В той истинно немецкой тщательности, с которой вся система была замаскирована, таились большие возможности. Крейнц зарыл провода, считая, что этим самым он сможет уберечь их от возможных диверсий. Нельзя отрицать, что в этом расчете есть здравый смысл. Однако вряд ли можно заметить обрывы проводов, если, несмотря на бдительную охрану, кому-то удастся повредить их. Определить же, где пролегают траншеи, даже ночью, при слабом свете фонарика, не так уж сложно — они покрыты свежей землей...

...Вечером первого апреля Надя радировала: город и порт в эвакуационной горячке. А в одиннадцать утра на другой день передала о том, что из города усиленно отходят все германские войска, что объявлена эвакуация населения в возрасте от 14 до 50 лет, что в Румынию ушел пароход «Мадонна» водоизмещением в три с половиной тысячи тонн — на его борту продовольствие и медикаменты, что отплыли девять быстроходных десантных барж с тремя тысячами немецких солдат и до двух тысяч раненых.

Вечером четвертого апреля напряжение эвакуации по всем признакам стало спадать. Из окна здания управления Миша и Ткачевич долго смотрели на груду ящиков в порту, на пакгаузы и склады. Над ними постепенно сгущался вечерний сумрак. Солнце склонялось к западу, и темнеющая синева моря, казалось, уходила в бесконечность...

— Миша, нельзя больше ждать! — нарушил Ткачевич затянувшееся молчание.— Давай сделаем все сегодня ночью...
— Вы думаете, они взорвут порт еще до своего отхода?
— Нет, по у нас не останется времени...

Миша согласился. Риск остается риском. И с каждым днем он будет усиливаться.
— У меня есть на двадцатом причале знакомый румынский солдат — Сергей Федоров,— сказал Миша.
— Румын с фамилией Федоров? — удивился Ткачевич.
— Нет, он молдаванин... Я давно с ним знаком, к нему присматривался, а сегодня утром поговорил начистоту... Он обещал помочь...
— Ну, если ты уверен, привлеки его,—сказал Ткачевич,— но действуй решительно...

...Миша томился в одиночестве часа два. На порт спустилась прохладная апрельская ночь. Редкие огни мелькали у причалов, то загорались, то мгновенно исчезали, словно их задувал ветер. На причалах грузчиков оставалось мало. Многие уже пронюхали, какая им грозит опасность, и попрятались. Оставшимся в порту помогали моряки и солдаты. Гулко начинали лаять сторожевые собаки и под строгим окриком тут же замолкали.

А что, если для начала пойти в разведку? Миша постоял перед окном, набрался мужества, вышел из дома и медленно двинулся к двадцатому причалу. Он не сделал и десяти шагов, как вдруг услышал приближающиеся к нему шаги патруля и едва успел прыгнуть за ящик. Нет, по дороге идти опасно! Ведь особых дел у него на двадцатом причале сейчас нет, и его могут задержать.

Самое верное — пробираться напрямик по грудам железа и всякого хлама, который скопился в порту. Этот путь связан с риском сорваться и разбить себе голову о какую-нибудь железную чушку. Но это все же менее опасно, чем непрерывно бегать от патрулей. Если они его заметят, то несомненно установят наблюдение, и тогда задача не только во много раз осложнится, но вообще может оказаться невыполнимой.

Когда Миша вернулся в управление, Ткачевич уже был в своем кабинете.
— Где ты пропадал? — спросил он.

Миша рассказал ему о результатах своей разведки. Ткачевич подумал немного.
— Вот что! Иди к своему румыну на двадцатый причал, а у меня есть дела на четвертом и девятом... Чем будешь резать?

У Федорова есть большой немецкий саперный нож!
— Советую потом от ножа сразу же избавиться! Вдруг станут обыскивать...— Он взглянул на часы.— Скоро смена... Часовые устали, но те, кто их сменил, начнут обход с новыми силами.

Они вместе спустились вниз и остановились у крыльца. Ночь плотно обступила их. Сейчас, когда они не знали, увидятся ли снова, Ткачевича покинула обычная сдержанность.
— Ну, Миша! — проговорил он.— Будь осторожен! Я хочу выпить на твоей свадьбе!.

Он быстро шагнул влево и исчез во тьме. Миша подождал, пока стихнут его шаги, глубоко вдохнул свежий морской воздух, как пловец перед прыжком с вышки, и, перейдя дорогу, перелез через груду старых железных труб.

Какое счастье, что он так хорошо изучил порт! Несколько раз Миша оказывался в двух шагах от патрулей, его спасали невидимые тропки между почти непроходимыми завалами разбитых ящиков и проржавевших, брошенных станков. Федорова Миша разыскал в дежурке на краю причала. Зимой в этой будке отогревались часовые, а поближе к лету в нее обычно сбрасывали всякий хлам. Деревянный стол, стоявший возле разбитого окошка, никогда не просыхал от пролитого на него вина.

Еще накануне Миша договорился с Федоровым о том, что тот будет каждый вечер ожидать его прихода. После вечерней поверки обычно в казарме никто солдат не проверяет, а в последние дни уже и о вечерних поверках забыли. Но, честно говоря, Миша не очень-то верил, что у этого худощавого парня с черными, быстрыми глазами хватит выдержки и желания выполнить их уговор.

Миша тихо подошел к будке и осторожно заглянул в окно. Ему показалось, что там никого нет. Но притаившийся во тьме человек услышал его шаги и шевельнулся. Миша уловил это тихое движение внутри будки. Кто же там: друг или враг? Теперь выигрывает тот, у кого больше выдержки. У Миши, конечно, есть возможность уйти, но где гарантия, что ему не выстрелят в спину? И тут произошло то, чего он меньше всего мог ожидать. Оглушительное чиханье потрясло тонкие стены будки.