Владимир Беляев. Застава в огне
Застава в огне
В то самое время, когда гитлеровцы на сопредельной стороне посыпали песком улицы Кристынополя, Грубешова и других пограничных городков, чтобы ночью бесшумно подвести свои танки до самой реки, на заставе, расположенной в пяти крестьянских хатах возле притока Буга, послышалась .
Старшина заставы Иван Григорьев, уроженец Пскова, поманил на воздух заместителя политрука токаря ленинградского завода имени Свердлова Петра Бродова и сказал ему:
- Зачем сидеть в духоте? Погодка установилась как по заказу! Забирай баян - поиграем...
Бродов вышел с баяном в яблоневый сад и присел на скамейку.
Свет полной луны пробивался сквозь листву, освещал дорожку. Бродов, глубоко вдыхая свежий воздух, глядел на деревья, усеянные завязавшимися плодами, и думал о том, что в этом году будет обильный урожай фруктов. Тем временем старшина принес «хромку», и друзья заиграли для начала «Катюшу». Знакомая мелодия долетала до старой мельницы, стоявшей около плотины у освещенного луною озера. Она пробиралась в гущу леса, что сплошной стеной подходил к заставе. Звуки баяна и гармони растекались по лугу, ведущему к реке. Слышали музыку и немцы на той стороне.
Вскоре под яблонями стало людно. Сюда собрались пограничники, свободные от службы. Те, кому не хватило места на скамейке, рассаживались прямо на траве.
«...Броня крепка и танки наши быстры!»-затянул кто-то, и песня под аккомпанемент баяна и гармошки разнеслась вокруг. Потом затеяли пляску, а когда повар Юрий Тимонев стал отбивать «русского», послышались аплодисменты и на другом берегу Западного Буга.
Как раз напротив, метрах в трехстах, была расположена немецкая застава. То ли не смененные вермахтом немецкие пограничники не знали еще сами, что произойдет на исходе этой ночи, а быть может, они хотели ввести в заблуждение гарнизон советской заставы аплодисментами и одобрительным криком «хох»...
Ближе к полуночи Бродов резко сжал мехи любимого баяна и сказал, пега пая:
Ну, ладно. Повеселились - и хватит. Теперь, кому в наряд идти, готовьтесь. Остальные - отдыхать.
Придя в комнату, Бродов поставил на тумбочку баян, приготовил выходное; обмундирование - утром он собирался сходить в соседний городок,- затем проверил автомат, пистолет, гранаты и лишь после этих вошедших в привычку приготовлений лег спать.
Как тысячи других пограничников, Бродов в четыре часа ночи был разбужен орудийным грохотом. Вместе с ним соскочили с постелей другие пограничники. Поспешно натягивали брюки, сапоги. Но одеться успели немногие. Вражеский снаряд угодил в помещение заставы.
Хватая в облаках дыма и пыли оружие, запасные диски, пограничники выскакивали во двор. Многие из них были полураздеты, но с автоматами и винтовками. Некоторые воины так и остались на койках, сраженные осколками первых снарядов, выпущенных с противоположного берега в упор по заставе...
Из самой большой хаты, что стояла в центре двора, пограничник Тихомиров и заступивший часовым по заставе Фролов выкатили «максим». Но в ту же минуту осколок фашистского снаряда попал Тихомирову в горло. Пулеметчик, заливаясь кровью, рухнул на землю, освещенную багровым пламенем пожара. Пограничники бросились к Тихомирову на помощь, но было уже поздно, пока раненого несли к блокгаузу, он скончался.
Гитлеровцы вели непрерывный огонь по заставе и дотам, сооруженным в лесу на дальних тылах пограничного участка. Все хаты заставы, за исключением одной, крытой железом, сгорели сразу. В уцелевшей хате кроме ленинской комнаты, столовой и кухни помещался склад боеприпасов. Старшина заставы Иван Григорьев вместе с поваром Тимоневым, рядовыми Василием Барановым и Фроловым, переползая под огнем врага, перетащили в блокгауз гранаты, патроны и два ручных пулемета. Вылили последнюю воду в кожух «максима». Достать воды больше не удалось, колодец во дворе заставы засыпало землей и кирпичами.
Разобрав патроны и гранаты, пограничники почувствовали себя спойкойнее, хотя все вокруг полыхало. Подсчитали силы. Оказалось, что в блокгаузе 23 человека. Те, кто находился в наряде и был отрезан внезапным нападением, расположились на левом и правом флангах участка границы, остальные погибли в помещениях заставы. Погиб, вероятно, и начальник заставы, ушедший домой после проверки нарядов незадолго до нападения. Его домик, разбитый снарядами, догорал. Политрук заставы Раков находился на сборах. Казалось, лишившаяся основных командиров застава могла быть легко смята врагом. Да не тут-то было! Уцелевшие защитники продолжали оставаться на посту.
В 4 часа 45 минут фашисты прекратили артиллерийскую подготовку.
От зданий советской заставы остались лишь печки да черные дымоходы. Весь двор был засыпан кирпичной пылью, перемешанной с сажей.
Убежденные в том, что ничто уже не помешает им продвигаться в глубь советской территории, гитлеровцы стали волнами переходить границу. Обстреливать их издалека не было смысла, да и лес, острым клином подходящий к самой реке, мешал вести точный огонь.
Пограничники решили подпустить поближе к себе врагов и ударить но ним с ближней дистанции - ведь так или иначе единственный путь фашистов пролегал мимо развалин заставы: передвигаться густым болотистым лесом они не могли...
...Пахнет гарью и взрывчаткой. Взволнованные, полураздетые, с лицами, грязными от пыли и пота, пограничники притаились у бойниц и в полутьме блокгауза. Все слышнее гортанные звуки чужих команд, лязг оружия. Нарастающий шум вторжения врага не может заглушить передвинувшаяся южнее орудийная канонада.
Так начинался рассвет, разделивший жизнь на мир и войну.
...Они идут в полный рост, безусловно, уверенные в себе, развязные, наглые, уже привыкшие покорять целые народы, чужие солдаты, ведомые не менее наглыми офицерами - лейтенантами, капитанами, майорами в мундирах, украшенных Железными крестами, полученными за Польшу, за Крит, за Францию, за действия на Балканах.
Они мечтают о новых наградах и богатых трофеях и самодовольно поглядывают на подчиненных, шагающих по пыльной дороге в легких гимнастерках с рукавами, засученными выше локтей. Все идет как нельзя лучше. Артиллеристы сделали свое дело, оставив черное пепелище на месте заставы, в которой еще вчера сидели «совиет гренцшутцен». Столько легенд распускали об их ловкости и стойкости гитлеровские разведчики из «абвера», пытавшиеся неоднократно прорваться через границу, проникнуть в тыл советской территории, а тут этих «зеленоголовых» как не бывало. Всех смело уничтожающим шквалом орудийного огня.
Выскакивая из леса, новые и новые фашисты на ходу строятся в шеренги на дороге. В их походной колонне, что движется сейчас по открытому месту неподалеку от заставы, добрая тысяча человек, если не больше, да в лесу дожидается своей очереди выйти на дорогу еще немало головорезов.
Повар Юрий Тимонев жмется к прикладу ручного пулемета и шепчет побелевшими от волнения губами:
Нy, паразиты, и проучу же я сейчас нас. Будете знать, как залезать В чужую страну!
И палец Тимопева легко прикасается к спусковой скобе. Но быстрым рывком заместитель политрука останавливает его. Повремени малость. Пусть минуют холм.
Слова Иродова удерживают нетерпеливых.
Никто без команды огня не открывает. Л колонна противника, идущего без уставного охранения, без головного и боковых дозоров, подтягивается к мельнице.
Сейчас хорошо видны из щелей блокгауза серебряные жгуты на погончиках офицеров, поблескивают монокли.
С каждой новой секундой дрожь нетерпения охватывает пограничников, притаившихся в прохладной, сырой полутьме; блокгауза. Нескончаемая нелепа зеленоватых мундиров проходит сквозь прорези прицелов и, не задерживаясь на мушке, ускользает к востоку. Но Бродов поступает правильно, давая возможность противнику вывести свои силы из леса на открытое место, как можно ближе к развалинам заставы. И когда голова колонны вместе с офицерами приблизилась к блокгаузу метров на пятьдесят - семьдесят, приглушенный возглас Бродова: «За Родину- огонь!»-оборвал напряженное ожидание.
Тимонев, сержант Чернов и старшина Григорьев открыли точный огонь из ручных пулеметов по колонне противника. Остальные пограничники почти в упор расстреляли из автоматов и винтовок нарушителей. Поодаль, из самой крайней левой бойницы, выставил тупое рыльце «максим» Петра Бродова. Пулемет вздрагивает в его сильных руках...
...Кустарник хорошо закрывал блокгауз со стороны дороги, и пришедшие в ужас гитлеровцы сперва никак не могли понять, откуда настигает их шквал губительного огня... Они падали, скрючившись, в пыль, валились десятками в канаву, обливаясь кровью, ползли к озеру, рассчитывая хоть за камышами укрыться от метких пуль, настигавших их как раз у того места, перепаханного снарядами, обожженного пламенем пожара, которое казалось им совершенно лишенным всяких признаков жизни. Оставшиеся в живых фашисты бросились обратно к границе, другие начали прятаться за дымоходами и развалинами сгоревших хат, но и здесь их доставал огонь.
...Так пограничники 16-й заставы в первое же утро развеяли мечты гитлеровцев первого эшелона о легком походе на Москву. Так уже в первые часы войны 23 чекиста-пограничника одной только заставы под командованием ленинградского токаря Бродова сбили спесь с наглого, коварного врага.
