Москва. Кремль. 21 июня 1941 года. Рассказ о войне
Рассказ о войне
Нарком иностранных дел в своем кабинете перечитывал вербальную ноту, адресованную германскому правительству, которую советское посольство в Берлине до сих пор не может передать Риббентропу и с содержанием которой надо как можно быстрее познакомить германского посла в Москве графа Шуленбурга. На отдельной странице были выписаны вопросы, которые Молотов намеревался поставить перед Фридрихом Шуленбургом.
Это кажется, был первый случай в практике наркома иностранных дел СССР, когда он с таким напряженным нетерпением дожидался приезда посла чужого государства. Поступили новые сведения, что война не сегодня-завтра... Удастся ли завязать переговоры с германским правительством и в ходе их еще раз попытаться предупредить или хотя бы отсрочить нападение германских армий?.. Надо использовать все возможности.
Графа Фридриха Шуленбурга ни в посольстве, ни на квартире не оказалось: изволят отдыхать где-то на природе... Но сможет ли сделать что-либо германский посол, если Гитлер стянул огромные силы к нашим границам с решительными намерениями и действительно отважился начать войну?..
При воспоминании об Адольфе Гитлере Молотов словно ощутил в своей руке его вялую, потную руку и увидел его самого, зловеще-неприметного и обманчивого, как трясина под мхом. Нездоровая серость лица Гитлера, вздувшиеся веки над горящими от скрытого возбуждения глазами - весь его изменчивый облик: увертливый или тупо-упрямый взгляд, порывистые движения, вспышки азарта или вдруг наплывающая на лицо апатия - будто таил в себе какую-то пустоту, угрожающую тем, что она способна внезапно заполняться самыми неожиданными сумасбродно броскими, на коварных подпорках устремлениями, идеями, мыслями,
Их встреча с Адольфом Гитлером состоялась В ноябре прошлого года и Перлине, в имперской канцелярии. Гитлер, стремительно выйдя на середину своего огромного кабинета, пожимал руку главы Советского правительства Молотова, напряженно всматриваясь в его лицо.
Не всегда легко в государственной политике сопоставлять явления и факты с теоретическими положениями и вскрывать причинно-следственные связи явлений. Но еще более непросто взвешивать целесообразность уже сделанного и намечаемого, когда зримо надвигающиеся события вдруг кричаще противоречат добытому в тщательном анализе опыту и в зеркале глубоко выверенной теории отражаются в совершенно неправдоподобном и нежелательном виде.
Как же во множестве неожиданно нависших фактов и признаков вовремя успеть найти зерна, заключающие в себе истину? Как сейчас, на пороге кромешной неизвестности, успеть постигнуть все, если это не удалось сделать в относительно спокойном течении межгосударственных отношений на протяжении хотя бы года?
Впрочем, о каком спокойствии может идти речь? Советское правительство жило многими тревогами в еще предшествовавшие прошлогодним берлинским переговорам времена. Уже тогда было известно, что вопреки условиям пакта о ненападении Германия без консультаций с Советским правительством начала группировать военные силы близ наших границ, в том числе в Румынии и Финляндии, стала оказывать дипломатическое давление на Болгарию, нарушала договорные сроки поставок оборудования в СССР.
Сталин с особой пристальностью всматривался во все, что происходило не только в Германии, по и в воюющей с пей Англии. Он был убежден, что ключ к разгадке дальнейшего поведения Германии хранится в Лондоне. Этой же точки зрения придерживались все члены Политбюро. Казалось, нетрудно было постигнуть тайные надежды Черчилля. Но действительно ли тревожные призраки приготовлений Германии на нашей западной границе - результат упований Лондона?.. Значит, новый военно-политический курс Гитлера?..
В прошлом году на одном из заседаний Политбюро мучительно искали ответы на эти и многие другие вопросы. Тем более; что никогда не забывали: благоразумная недоверчивость - мать безопасности... Крайне нужна была встреча сторон На самом высоком уровне.
- Но Москва не осквернит свою землю тем, чтобы па нее ступил Гитлер и чтобы на Ней ему оказывали какие бы то пи было почести,- сказал Сталин.- Советское правительство также не унизится до того, чтобы просить Гитлера принять нашу делегацию и Верлине.
Надо заставить их, чтобы они сами добивались встречи,- сказал кто-то.
Верно,- согласился Сталин.- Раз Гитлер предложил нам пакт о ненападении, он пойдет на это, если хоть немного понимает, что в политике надо уметь уступать необходимости.
И вскоре германское посольство в Москве ощутило вокруг себя холодок отчужденности, стало испытывать некоторые затруднения в сборе информации о проблемах, интересующих Германию. В то же время зарубежная пресса все чаще начала публиковать такие сообщения своих московских корреспондентов о советско-германских отношениях, которые не могли не насторожить Гитлера, тем более, как потом стало известно, что Германия имела и другие основания опасаться недовольства СССР, ибо тайно готовилась вступить в тройственный союз с Японией и Италией.
За несколько дней до того, как мир должен был узнать о заключении военного пакта между Германией, Италией и Японией, на прием к главе Советского правительства попросился поверенный в делах Германии Вернер фон Типпельскирх, заменявший в Москве во второй половине лета прошлого, тысяча девятьсот сорокового, года германского посла графа Шуленбурга, который уехал на лечение. Советское правительство уже ждало этого запоздалого визита.
Молотов прекрасно понимал, что каждая произнесенная им фраза на этой встрече со всей интонационно-эмоциональной окраской будет подробно передана Гитлеру. С холодной непроницаемостью выслушал он сообщение фон Типпельскирха о том, что Германия вступает в военный тройственный союз с Японией и Италией.
Сквозь словесную вязь временного поверенного в делах Германии явственно проступало желание успокоить Советское правительство тем, что новый военный блок, рождение которого на днях закрепится подписанием соглашений, направлен якобы против США, а не против СССР, и, более того, при желании Советского правительства ось Берлин - Рим - Токио может пройти... через Москву.
Молотов не выразил ни удивления, ни возмущения. Спокойно, с нотками назидания сказал, что этим своим шагом Германия грубо попирает советско-германский пакт, согласно одной из статей которого Берлин обязан заблаговременно знакомить Советское правительство с текстом любых заключаемых Германией международных соглашений.
- Вы правы, господин премьер, - смятенно ответил фон Типпельскирх.- Но мой фюрер, учитывая то, что Германия находится в состоянии войны, не нашел возможным... Поверьте, в таких условиях не всегда удается придерживаться норм протокола.
Молотов глянул в лежавшую па его столе бумагу и назвал финские порты и точное коли чество германских войск, выгрузившихся там.- Нам также неизвестны задачи вашей военной миссии в Румынии.
Типпельскирх беспомощно пожал плечами, вытер платком вдруг вспотевший лоб и ответил, что не готов к разговору о проблеме, затронутой господином премьером.
Избегать ссор легче, нежели прекращать их, - бесстрастно напутствовал уходящего Типпельскирха Молотов.-Поддерживать же добрые отношения между государствами, не устранив взаимного недоверия, вес- равно что строить пирамиду вершиной вниз.
Как и следовало ожидать, вскоре; Гитлер обратился к Сталину с просьбой, чтобы лично он или глава правительства приехал в Берлин.
Делегацию в Берлин было поручено возглавить Председателю Совета Народных Комиссаров СССР Молотову. Уже но одному этому германское правительство могло судить о серьезности, с которой Москва отнеслась к предстоящим переговорам. В Кремле еще не знали, какие «сюрпризы» готовит германская столица посланцам Москвы, но перед делегацией уже стояла четко сформулированная задача: в переговорах с Гитлером и его приближенными разгадать их тайные упования, заглянуть под маску их лицемерия и рассмотреть истинное лицо политики сегодняшней Германии. Короче говоря, надо было приложить максимум усилий, чтобы обеспечить Советскому Союзу хотя бы несколько лет мирной жизни... Трудная это была задача, имея в виду, что Гитлер, сочетающий в политике; насилие с коварством и хитростью, умел прятать истину за отвлечения.
И вот дымное, моросливое утро 12 ноября 1940 года. Дипломатический поезд прибыл на Апгальтский вокзал Берлина. Дол говязый Иоахим фон Риббентроп, имперский министр иностранных дел, обратился к советской делегации с напыщенными словами приветствия. А Молотову при всей серьезности и ответственности его миссии было если не смешно, то, во всяком случае, его будоражило забавное воспоминание, всплывшее при виде Риббентропа. Никто не мог бы догадаться, чем была вызвана на Ангальтском вокзале чуть заметная под рыжеватыми усами улыбка советского посланца.
Вслушиваясь в чеканные слова Риббентропа и глядя в его рыхловатое лицо, он на какое-то мгновение мысленно увидел свой кабинет в Кремле, где они втроем - Сталин, Молотов и Риббентроп - вели одну из бесед после подписании пакта о ненападении. Беседа в общем-то была уже беспредметной, ибо Риббентроп нес откровенную ересь, говоря о том, что налог безопасности Советского Союза не в крепости Коминтерна, а в дружбе с нацистской Германией, что подписание германо-советского пакта - только начало великих свершений перед которыми склонят головы государства всего мира.
Сталин и Молотов, слушая болтовню Риббентропа, только выразительно переглядывались и снисходительно посмеивались, понимая, что никакая дискуссия сейчас неуместна.
Котом Риббентроп спросил, позволительно ли ему будет прямо из кабинета Молотова поговорить по телефону с рейхсканцлером. Через несколько минут Берлин был на проводе. И тут же Риббентроп дал им повод развеселиться всерьез: имперский министр восторженно начал объяснять Гитлеру, что находится в Кремле в личном кабинете главы Советского правительства, говорит по его личному телефону и сидит за его личным столом в обществе Иосифа Сталина и что беседа проходит при полном взаимопонимании и открывает перспективы на будущее.
Когда Риббентроп закончил разговор с Гитлером и, замешкавшись в кресле, посмотрел на Сталина счастливыми от избытка чувств глазами, тот с откровенной иронией сказал ему:
- Господин министр, мы обеспокоены вашими словами, которые услышал Берлин, что вы сидите в кресле главы Советского правительства и за его столом... Вдруг Западная Европа зашумит завтра на весь мир, что вы захватили власть в Кремле?.. Такого удара Коминтерн не перенесет.
Риббентроп, не уловив иронии, вскочил с кресла, выбежал из-за стола и начал горячо уверять, что, если в Берлин пожалует господин Сталин или господин Молотов, он обязательно сделает так, что они поговорят по телефону с Москвой, сидя в наивысочайшем кресле Германии - кресле самого рейхсканцлера Адольфа Гитлера, в кабинете его имперской канцелярии.
- Ну, если так, тогда другое дело.- Сталин сдержанно засмеялся и бросил на Молотова уже не веселый, а недоуменный взгляд, который как бы вопрошал: «Неужели такой уровень мышления, такая мелкость духа у главного гитлеровского дипломата?»
Как ни странно, но этот эпизод утвердил в Молотове непреходящее ироническое отношение к Риббентропу, который был главной персоной среди высших чинов нацистского рейха, встречавших советскую делегацию.
Впрочем, впереди встреча с Гитлером. Что сулит она?.. Удастся ли угадать истинные планы этого откровенного авантюриста, взявшего на себя смелость распоряжаться судьбами народов Западной и Юго-Восточной Европы, питая к ним недоверие, презрение, а то и лютую ненависть? Удастся ли обуздать его хоть на какое-то время?..
