Петр Сажин. Открыть огонь!
Сажин. Открыть огонь!
Зачем же Германии понадобилось нападать на Севастополь раньше, чем ее главные силы, в авангарде которых стояла 4-я армия фельдмаршала фон Клюге, начнут переправу через Буг?
Ведь нападение на нашу страну по плану «Барбаросса» было назначено на 3 часа 30 минут. В документах это время было обозначено условным кодом - «Час «Ч».
И вот до наступления «Часа «Ч» с аэродромов Германии поднялись эскадрильи тяжелых самолетов и взяли курс на Виндаву, Либаву и Севастополь.
С какой целью?
Я не знаю, какое положение было в Виндаве и Либаве, а налет на Севастополь легко объяснить - эскадра Черноморского флота только что вернулась с моря после длительных и тяжелых, приближенных к военным условиям учений.
Моряки очень устали, давно были без берега; мысли у всех одни - скорее бы проходила суббота, и на берег.
Офицеры мечтали в воскресенье выехать с семьями за город, попляжиться либо посидеть с удочками. У кого не было семей - по-холостяцки развлечься.
В городе висели афиши гастролеров - моряков ожидали концерты, спектакли.
Словом, расчет у немцев был не столько тактический, сколько психологический: эскадра придет с моря умученная, большинство краснофлотцев и офицеров уволится на берег, а некоторые вообще уедут в отпуск, бдительность будет ослаблена. Лучшей ситуации для скрытого налета на Главную базу Черноморского флота не могло быть: никто ничего не подозревает, экипажи кораблей гуляют на берегу, командиры либо сидят в ресторанах, либо в концертах, или в кругу семьи.
Вино, смех, беспечность!
Тут-то и надо появиться над базой - ударить по кораблям и забросать бухты и рейд минами. Запереть флот! Задумано не так уж глупо. И все шло так, как рассчитывали немцы.
В субботу двадцать первого июня на кораблях шла большая приборка. Поход даже по такому небольшому морю, как Черное, оставил спои следы: борта у судов побелели от соли, трубы обгорели, кое-где слезла краска, разболтались некоторые механизмы. Да что там говорить, после больших учений с интенсивными стрельбами и сложными маневрами все требует отлаживай ин и приведения в порядок.
К вечеру корабельные специалисты и отлично выученные краснофлотцы все успели и даже сумели постираться тут же на пристанях, помыться в банях, отгладить форменки и навести стрелы на брюках, надраить ботинки до такого блеска, чтобы можно было с ходу ослепить комендантский патруль.
Наступил вечер. Началось увольнение. К Графской пристани то и дело подскакивали катера и баркасы.
Загорелые, стройные, в сверкающих необычайной флотской белизной форменках, наутюженных брюках и начищенных ботинках, краснофлотцы быстро растекались по городу.
Вскоре на Краснофлотском и Приморском бульварах, куда сошлись, кажется, все девушки Севастополя, зазвучал смех, говор.
Потом грянула , и закрутились морячки в танце. Музыка неслась и из Дома флота - там шел концерт. Вахтенные с кораблей не без зависти поглядывали на берег.
Да. Хорошо на берегу. А тут темень жгучая - командование не отменило оперативной готовности, на кораблях сохранено затемнение,- только синие огоньки горят на гюйс- и флагштоках; позовет дежурный командир, пока бежишь к нему - все бока об задрайки обобьешь!
Приближалась полночь. В городе продолжались гулянья.
А в это время, как некогда писалось в титрах немого кино, враг не дремал: на аэродромах фашистской Германии уже было залито горючее в баки самолетов, подвешены бомбы, проверены пушки и пулеметы...
...Экипажи немецких самолетов выкуривали последние перед взлетом сигареты, когда телефонный звонок из Москвы в самом начале полуночи поднял с места дежурного по штабу Черноморского флота капитана II ранга Рыбалко.
Звонил нарком Военно-Морского Флота Николай Герасимович Кузнецов.
Рыбалко попросил к телефону находившегося в комнате дежурной службы начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева.
Выслушав наркома, контр-адмирал сказал, слегка бледнея: - Слушаюсь! Будет исполнено!
Медленно, словно бы раздумывая, не ослышался ли он, - настолько неожиданно (хотя этого ждали давно) было приказание наркома, - контр-адмирал положил трубку на рычаг телефонного
аппарата ВЧ и, слегка прикусывая нижнюю губу, посмотрел отсутствующим взглядом на капитана II ранга.
Рыбалко подмывало спросить, что за приказание отдал пар ком, по он сдержался.
Елисеев перевел дух. - Звоните командующему!.. Объявляется готовность номер один!
...Шел второй час ночи, на бульварах горели огни и гуляла публика.
Полно было и в залах Дома флота, и в ресторанах, когда на стол контр-адмирала Елисеева легла телеграмма: «СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДРФ. Оперативная готовность № 1. Немедленно. Кузнецов».
Тотчас же в Главной базе, на Павловском мыске был зажжен световой сигнал вертикальных огней- «Большой сбор».
Заревели сирены, дали залпы сигнальные пушки, был вырублен свет - Севастополь погрузился во тьму... Около двух часов пополуночи, когда гитлеровские эскадрильи тяжелых самолетов уже находились в воздухе, весь сложный и огромный механизм, каким являлся Черноморский флот с его эскадрой и многими службами флота и береговой обороны (корабли, дивизионы, отряды, бригады, команды, отделы, штабы, госпитали, военно-морские училища, управления и т. д. и т. п.),- все было переведено на оперативную готовность № 1.
...Около трех часов ночи посты службы наблюдения доложили в штаб флота о том, что они отчетливо слышат на подступах к Севастополю нарастающий шум множества авиационных моторов.
В 3 часа 07 минут над севастопольскими бухтами появились неизвестные самолеты.
Никто: ни летчики, сидевшие за штурвалами этих самолетов, ни зенитчики береговых и корабельных батарей, ни командование ПВО, да что там - никто, кроме трех человек в штабе Черноморского флота, не знал, какой почти трагический характер носил разговор в штабе между дежурным по штабу капитаном II ранга Рыбалко и командующим Черноморским флотом адмиралом Октябрьским в связи с появлением неизвестных самолетов у Севастополя.
Разговор шел по телефону.
Капитан II ранга Рыбалко спрашивал командующего, открывать ли огонь по неизвестным самолетам.
Адмирал Октябрьский, не давая прямого и точного ответа, спросил Рыбалко, есть ли наши самолеты в воздухе.
Рыбалко ответил, что наших самолетов нет в воздухе.
Несколько секунд молчания.
Литом Рыбалко услышал голос командующего, обычный, чуть глуховатый, по с подчеркнуто металлическим оттенком.
Имейте в виду, - сказал он,-если в воздухе есть хоть одни наш самолет, вы завтра будете расстреляны!
На вопрос Рыбалко, как же быть с открытием огня, адмирал ответил неприязненно:
Действуйте по инструкции.
Рыбалко услышал легкий щелчок положенной трубки, положил свою и, глядя на контр-адмирала Елисеева, развел руками.
Пока он говорил с командующим, его у другого телефона ждал начальник ПВО полковник Жилин.
- Что же ответить полковнику Жилину? - спросил Рыбалко контр-адмирала Елисеева.
- Передайте приказание открыть огонь, - сказал Елисеев.
- Открыть огонь! - вместо ответа скомандовал Рыбалко. По-видимому, невероятность войны для всех так была велика,
что полковнику Жилину этот ответ-команда показался сомнительным, и он сгоряча по-артиллерийски бабахнул:
- Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий.
Рыбалко устал - такого дежурства у него еще не было, может быть, поэтому он и излишне громко крикнул в трубку:
- Записывайте куда хотите, но открывайте огонь!
Огонь был открыт, и прожекторы тотчас же начали ощупывать небо.
