Симонов. Впереди была война. Рассказ о ВОВ
Симонов. Впереди была война
Едва машина тронулась снова, как в небе показались шедшие к Бобруйску еще три ТБ-3. На этот раз их сопровождал наш истребитель. Он высоко взмывал в небо и снова проносился над ними, соразмеряя с их медленным движением свою двойную скорость.
Хоть эту тройку сопровождают,- сказал Синцову летчик со сбитого бомбардировщика; в его голосе было отрешенное от собственной беды чувство облегчения. Но не успел Синцов ответви., как- из облаков вынырнуло два «мессершмитта». Они понеслись к бомбардировщикам, наш истребитель развернулся им па встречу, на встречных курсах свечкой пошел вверх, перевернулся через крыло и, пронесшись мимо одного из «мессершмиттов», зажег его.
- Горит, горит! - закричал летчик.-Смотрите, горит! Мстительная радость овладела людьми, сидевшими в машине. Даже шофер, оставив на баранке одну руку, вылез всем телом из кабины. «Мессершмитт» падал, горя; из него вывалился летчик, высоко в небе раскрыв купол парашюта.
- Сейчас и второго собьют,- крикнул летчик, - вот увидишь! - Сам не замечая этого, он все время тряс Синцова за реку.
«Ястребок» круто набирал высоту, но второй немец вдруг почему-то оказался уже над ним; снова раздался стук пулеметов, «мессершмитт» вынесся вверх, а наш истребитель, дымя, пошел вниз. От него оторвался черный комочек и с почти неуловимой для глаз быстротой стал падать все ниже и ниже, и лишь над самыми верхушками сосен, когда казалось, уже все пропало, наконец раскрылся парашют. «Мессершмитт» сделал в небе широкий спокойный разворот и пошел к Бобруйску вслед за бомбардировщиками.
Летчик, вскочив на ноги в кузове машины, ругался страшными словами и махал руками: слезы текли по его лицу. Синцов видел все это уже пять раз и сейчас отвернулся, чтобы больше не видеть. Он только слышал, как снова издали донесся стук пулеметов, как летчик, скрипнув зубами, в отчаянии сказал «готов» и, закрыв руками лицо, бросился на доски кузова.
Синцов приказал остановить машину. Немецкий парашют еще болтался высоко над головами, наш летчик уже опустился, и на глаз казалось: недалеко, километра за два в сторону Бобруйска.
- Пойдите в лес, поймайте этого фашиста! - сказал Синцов Люсину.-Возьмите с собой бойцов.
- Живым взять? - деловито спросил Люсин.
- Как выйдет.
Синцову было все равно: живым или неживым возьмут немца, хотелось только одного,- чтобы, когда сюда придут другие фашисты, он не встретился с ними!
Обоих раненых - штурмана и сидевшего в кабине красноармейца - выгрузили из машины и положили под деревом: охранять их оставили того красноармейца с гранатами, которого Синцов снял с поста. «Что бы ни случилось, он не бросит раненых»,-подумал Синцов.
Люсин, сержант и остальные красноармейцы пошли в лес ловить немца, а Синцов, взяв с собой летчика и двух милиционеров, погнал машину назад.
Они снова ехали к Бобруйску, напряженно глядя по сторонам, надеясь заметить парашют прямо с машины; им казалось, что он опустился совсем рядом с дорогой.
В это время летчик, которого они искали, действительно лежал в ста шагах от дороги, на маленькой лесной полянке. Не желая, чтобы немцы расстреляли ого в воздухе, он хладнокровно затянул прыжок, но не рассчитал до конца и выдернул кольцо парашюта на секунду позднее, чем следовало. Парашют раскрылся почти у самой земли, и летчик сломал обе ноги и ударился о пень позвоночником.
Теперь он лежал возле этого пня, зная, что все кончено; тело ниже пояса было чужое, парализованное, он не мог даже ползти по земле. Он лежал на боку и, харкая кровью, смотрел и небо. Сбивший его «мессершмитт» погнался за беззащитными теперь бомбардировщиками; в небе уже был виден один дымный хвост.
На земле лежал человек, никогда особенно не боявшийся смерти. За свою недолгую жизнь он по раз бестрепетно думал о том, что когда-нибудь его могут сбить или сжечь точно так же, как он сам много раз сбивал и слипал других. Однако, несмотря на его вызывавшее зависть товарищей природное бесстрашие, сейчас ему было страшно до отчаяния.
Он полетел сопровождать бомбардировщики, но на его глазах загорелся один из них, а два других ушли к горизонту, и он уже ничем не мог им помочь. Он считал, что лежит на территории, занятой немцами, и со злобой думал о том, как фашисты будут стоять над ним и радоваться, что он мертвый валяется у их ног, он, человек, О котором, начиная с тридцать седьмого года, с Испании, десятки раз писали газеты! До сих пор он гордился, а порой и тщеславился этим.
Но сейчас был бы рад, если бы о нем никогда и ничего не писали, если б фашисты, придя сюда, нашли тело того никому но известного старшого лейтенанта, который четыре года назад сбил свой первый «фоккер» над Мадридом, а не тело генерал-лейтенанта Козырева. Он со злобой и отчаянием думал о том, что не может стащить с себя гимнастерку с генеральскими петлицами и Звездой Героя и что даже если у него достанет сил порвать документы, все равно немцы узнают ого и будут расписывать, как они задешево сбили его, Козырева, одного из первых советских асов.
