Борис Горбатов. Считайте меня коммунистом
Считайте меня коммунистом
Мирной и тихой жизнью жил Максим Афанасьев в родном селе. Работал на тракторе. Ухаживал за девушкой, Откладывал деньги на новый костюм. Потом женился. Было маленькое, тихое счастье.
И вот пришла война. Куда-то вдаль отодвинулись маленькие семейные заботы. Над большой семьей над Родиной нависла беда. Мир пылает. Решается судьба миллионом Афанасьевых. Быть или не быть власти Советов. Быть или не быть нашему счастью.
И когда в первых боях тяжело ранили Максима Афанасьева и товарищи бережно несли его на руках а медпункт, не о молодой жизни жалел Афанасьев) Ив о доме, не о милой Ма-русе.
- Эх,- горько шептал он товарищам.- Эх, так и не успел стать я коммунистом.
Мы нашли Афанасьева на медпункте. Увидев нас, он попросил подойти ближе.
- Товарищи, прохрипел он, - у людей спросите: я честно выполнял долг. Все скажут. Если придется умереть, убедительно вас прошу: считайте меня коммунистом.
«Считайте меня коммунистом. Живого или мертвого». Тысячи просьб об этом. Это самое замечательное, самое великолепное, что есть в нашей великой и святой борьбе.
Никогда не приходилось так много работать секретарю партийной комиссии, батальонному комиссару тов. Устименко, как в эти дни.
- Народ требует принимать в партию до боя, в бою. Люди хотят идти в бой коммунистами.
И Устименко, его комиссия работают прямо в бою.
Каждый день рано утром отправляются они на передовые. Чаще всего пешком. Иногда ползком. Под артиллерийским и минометным огнем.
Где-нибудь в рощице, подле огневой позиции, у стога сена, или прямо в поле, или за линией окопов открывает свое заседание партийная комиссия. Тут же под рукой - фотограф Люблинский, молодой человек, вздрагивающий при свисте снарядов. Он
фотографирует принятого в партию. Нужно срочно изготовить карточку.
Часто бывает, что Люблинский только что установит свой аппарат на треноге, скомандует «спокойно», а вражеский снаряд шлепнется неподалеку и «сорвет съемку», засыплет землей фотографа и его объект. Тогда партийная комиссия быстро меняет «огневую позицию». Сейчас Люблинскому стало легче работать. К снарядам он привык, и вместо старого аппарата на треноге у него «ФЭД».
Принимаемые в партию приходят на заседание комиссии прямо с передовой. На их лицах дым боя. Они садятся на траву. Волнуются. Один нервно покусывает травинку, другой ждет в стороне, курит. Свершается великий момент в их жизни. Они становятся коммунистами. Отсюда они уйдут обратно в бой. Но уйдут людьми иного качества - большевиками.
И хотя вокруг гремит боя, заседание партийной комиссии проходит строго и сурово, как принято. Коротко излагается биография вступающего, взвешивается, прощупывается его жизнь. Достоин ли он высокого звания коммуниста? Придирчиво и внимательно смотрят на него члены партийной комиссии.
И главный, решающий вопрос задают каждому:
- Как дерешься? Как защищаешь Родину?
Семь километров нес на плечах Василий Коначевский парторга Гурковского. Вокруг были враги. Они наседали. Но не бросил Коначевский раненого парторга, положил к себе на левое плечо и нес. А к правому плечу Копачевский то и дело прикладывал винтовку и отстреливался. Так и нес товарища семь километров до ближайшего села. Но и в селе уже были гитлеровцы. Как нашел здесь повозку Копачевский? Как ушел от фашистов и увез Гурковского? Чудом! Но вот они оба здесь, среди своих - и боец и парторг. Только сейчас заметил Копачевский, что и сам он легко ранен.
Вот и принимают в партию Василия Копачевского, разведчика с бронемашины.
- Как дерешься? Как защищаешь Родину? - спрашивают и его.
Он смущается. Ему кажется, еще ничего геройского не сделал он.
- Буду драться лучше.
- Кто рекомендует?
Парторг Гурковский, которого семь километров сквозь вражье кольцо нес Копачевский, может дать ему лучшую рекомендацию: она скреплена кровью.
Вот стоит перед партийной комиссией сапер Павел Вербич. Двадцать лет ему от роду. Украинец. Молодой боец. Он минировал участок под огнем противника. С редким хладнокровием делал свое дело. Враг бил по нему, по его смертоносным ми-
мим он продолжал работать. И, только заложив последнюю мину, ушел.
Говорят, па ваших минах подорвались четыре вражеские машины и один танк?
Не знаю,- смущается Вербич,- люди говорят так, а сам н не видел.
Сапер редко видит результаты своего героического труда.
Принимается в партию связист Николай Боев. Только вчера он представлен к награде, сегодня вступает в партию. Боев - морзист. Но эта работа не по нутру ему. Он рвется в огонь, на линию. И часто в горячем бою добровольно идет с катушкой на-нодить линию. Он знает: только геройский, только смелый боец может стать коммунистом. Он честно заработал право на высокое звание.
И Копачевский, и Вербич, и Боев приняты в ряды Коммунистической партии. Они поднимаются с травы радостные, возбужденные.
- Ну,- обращается к каждому из них Устименко,- оправдаете доверие партии?
- Оправдаем.
- Жизнь за Родину не пожалеете?
- Нет, не пожалеем.
И это звучит, как клятва. Они уходят отсюда в бой. Нет, не пожалеют они жизни за Родину.
Двадцать девятого августа был принят в ряды партии комсомолец Русинов. Четвертого сентября он пал смертью героя. Такой смертью, о которой песни петь будут.
- Комсомольцы, ко мне!-- кричал он.
И с двадцатью комсомольцами бросился в лихую и последнюю атаку. Это было в бою иод Каховкой. К старой песне о Каховке поэты прибавят новые строки о коммунисте Русинове, павшем в бою.
В грозные военные дни огромной волной идут в партию бойцы и командиры. Еще крепче связывают они свою судьбу с Коммунистической партией. Они знают: быть коммунистом сейчас-грудное, ответственное дело. Они рады этой ответственности. Они знают: быть коммунистом сейчас - значит драться впереди всех, смелее всех, бесстрашнее всех. Они готовы к этому. Они не боятся смерти и презирают ее. Они верят в победу и готовы за нее отдать жизнь.
Такой парод невозможно победить. Такую партию победить нельзя.
«Правда», 26 сентября 1941
