Рассказ о войне. Носов. Легко вам поля, сынки
Рассказ о войне. Носов
Меж тем дичком глядевшие поначалу мужики, теснившиеся друг к дружке и щемящем чувстве бездомности, особенно остром на первых отходных верстах, мало-помалу начали прибиваться к лейтенанту. Рассаживаясь по извечной деревенской неназойливости в некотором отдалении, большей частью - за его спиной, чтобы не мозолить глаза своим присутствием, и поглядывая, как тот уже по второму разу закурил «беломорину», они и сами лезли за баночками и кисетами, как бы выражая тем свое молчаливое расположение.
В них самих все еще саднило, болело деревней, еще незамутненно виделись оставленные дворы и лица, стояли в ушах родные голоса, стук в последний раз захлопнутых калиток, и, не ведая, чем притушить эту неотвязную явь, невольно тянулись к сидевшему поодаль лейтенанту, послеживали за каждым его движением. Неосознанно нуждаясь в его понимании и сочувствии, они, как это часто бывает в разломную минуту с глубинно русским человеком, сами проникались пониманием и сочувствием к нему - одинокому в чужих полях, среди незнакомого люда, и только ждали, чаяли минуты, чтобы протянуть руку товарищества и братства на начатой вместе дороге. И первым, бродя поблизости, делая вид, что интересуется щавелем, подошел к лейтенанту легкий на все Матюха Лобов.
- Товарищ лейтенант! Давай конька попою. Пристал на жаре конек.
Матюха безбоязненно подшагнул под лошадиную шею и, взяв коня под уздцы, сочувственно погладил горбатое переносье.
- Щас, милай, щас,- заговорил он с лошадью, осыпанный по стриженой голове конской гривой, и лейтенант, задержав взгляд на Матюхиной рассеченной губе, улыбчиво обнажавшей зубы, снял с руки повод и молча бросил его Лобову.- Дак ты и сам помойся,-обрадовался поводу Матюха.-Сними, сними рубаху-то. Чего ж в ремнях сидеть? И ноги ополосни, побудь босый. Глянь, травка-то какая.
- Времени нет полоскаться, - отозвался тот. - Пора выступать.
- Дак ить это ж недолго. Минутное дело. А хоть сюда ведро принесем.- И, не дожидаясь ответа, кивнул мужикам: - Эй, ребята, неси сюда воды. Товарищ лейтенант умываться будет.
Сразу двое подскочили бежать за ведром, но дедушко Сели-ван и сам догадался что к чему, проворно сбежал вниз и зачерп1 нул по самую дужку. Видя, как Давыдко перехватил у старика ведро и уже мчал с ним по пригорку, лейтенант привстал и расстегнул поясной ремень.
- Ладно, давайте,- сказал он.- И в самом деле жарковато. Он обнажил себя до пояса, наклонился перед Давыдкой, и тут
все вдруг увидели на его левой лопатке сизый, напряженно стянутый рубец в добрую четверть. Занесенное было ведро повисло в воздухе, и лейтенант, не понимая, в чем дело, отчего мешкают, нетерпеливо поторопил:
- Лей, кто там...
- Дак можно ли? - оторопело спросил Давыдко.- Это чегой-то у тебя на спине?
- А-а!-засмеялся согнувшийся лейтенант.-Давай валяй. Давыдко осторожно, тонкой струей прицелился в лейтенантову шею, боясь попасть на страшное место.
- Лей, лей!-ободрял тот.- Поливай, не бойся.
- Чем это тебя, товарищ лейтенант?
- Было дело,- гудел сквозь струи лейтенант, радостно отфыркиваясь.- Хасан это... Озеро Хасан...
- Не болит?
- Болело б, так не служил бы. Рана ведь неглубокая, по кости только чиркнуло.
- Вот это дак чиркнуло!-с уважительной опаской таращились на рану мужики.- Эко боднула костлявая! Чуть бы что - и, считай, лабарет.
- Ничего!-крякнул лейтенант.-Зато мы ему тоже всыпали. Долго будет зализывать.
У кого-то в сумке нашлось и полотенце - побежали, принесли долгий самотканый рушник с красными мережками, и, утираясь им, раскрасневшись от каляного суровья, лейтенант просиял белозубо:
- Хороша водица! Спасибо, товарищи. Мужики полыценно оживились.
- Водица тут редкая, это верно. Из мелов бежит. А ты из каких мест? Где родина-то?
- С Урала я. Тагильский.
- Так-так... Мать-отец есть? Живы ли?
- Отца давно уже нет. Белоказаки расстреляли. Чего-то там в депо сделали, их и сцапали, восемь человек. Завели в пустой вагон, там и постреляли. А вагон потом сожгли... А матушка жива. И две сестренки. Уже б должна пойти на пенсию, да вот война, теперь не знаю как...
Пока утирался, а потом надевал гимнастерку и застегивал ремни, был он в эти минуты прост и доступен свежим, умытым лицом с прилипшими ко лбу мокрыми волосами, и мужики радовались этой обыденности, до той поры таившейся под строгостью армейской фуражки.
- Товарищ лейтенант, на-ка покури нашего домашнего, - Матюха Лобов протянул свернутую газетную книжечку. Он уже сводил командирского коня к ручью, и теперь тот пасся неподалеку на нехоженом склоне.
- Да погоди ты с махоркой,- перебил дедушко Селиван,- Человеку, может, перекусить охота. А ну, несите-ка, чего у вас там.
- А и верно!-вскинулись мужики.- Чего ж это мы...
- Нет, нет,- запротестовал лейтенант и достал свои часы-луковку.-Время выступать. Предписано сегодня же прибыть на сборный.
- Поешь, поешь, сынок,-настаивал дедушко Селиван.- Тебя как звать-то?
- Александр... Саша.
- Ну дак, вишь, и зван по-нашему. А по-нашему такое правило: хоть ты генерал будь, а от хлеба-соли не отказывайся. А по-солдатски и того гожей устав: ешь без уклону, пей без поклону. Я солдатом тоже бывал, дак у нас так: где кисель, там служивый и сел, а где пирог, там и лег. За спасибо чина не прибавляют.
- Ну, отец, от тебя, видать, и ротой не отбиться! - засмеялся лейтенант.
- Была б причина со мной войну затопать, - тоже рассмеялся дедушко Селиван.- Неси самобрань, робяты! Какое время за хлебом потеряно, то вдвое в дороге нагонится. И конь, говорится, не ногами бежит, а овсом...
Тем временем Леха Махотип принос свою дорожную торбу, развязал ей хобот и принялся выкладывать припасы на разостланном рушнике - разломил смугло обжаренную курицу, высыпал пригоршню пирожков, достал свежих огурчиков, редиски. Мотнулся к своему припасу и Матюха Лобов и под одобрительный перегляд мужиков бережно, чтоб не расплескать, выставил на рушник голубенькую кружицу с белым на боку цветочком, чем и вовсе привел лейтенанта в смущение.
- Давай, товарищ лейтенант,- сказал он, почтительно отступая в сторону.- На здоровьице.
- Ну это уж вы зря...-смутился лейтенант.-Честное слово...
- Да чего там! - загомонили новобранцы. - Экое дело выпить перед едой. Выпей да закуси.
- Ну ладно, раз так.- Лейтенант поднял кружку.- За что выпью, так это за нашу победу.
- Вот это верно!-дружно одобрили мужики.
- Давай, товарищ лейтенант. Чтоб ему, Гитлеру, пусто было.
- Ни дна ему, ни покрышки.
И всем почему-то сделалось радостно оттого, что их командир выпил чарку, а теперь, присев на корточки, крепко хрустел ихним, усвятским, огурцом, тыча им в ворошок соли на листе медвежьего уха.
- Ужли не победим? - ухватился за слово Никола Зяблов, подбивая лейтенанта на больной разговор.
- Побьем, ребята, побьем, - спокойно сказал тот.
- Дак и я говорю, - подхватил дедушко Селиван. - Не все серому мясоед. Будет час, заставим и его мордой хрен ковырять.
- Правильно, отец! - захохотал лейтенант.-Это точно!
- Сколько уже замахивались на Россию, - ободренно про должал Селиван,- а она и доси стоит. Уже тыщу годов. Эвои какое дерево вымахало за тыщу лет: шапка валится на верхуш ку глядеть.
- Насчет дерева это ты, отец, хорошо сказал,- кивнул лей тенант. -Нам бы еще немного заматереть, каких пяток лет, тогда ни один топор не был бы страшен.
- Это б хорошо,- поскреб под картузом Никола.- Да сучья, слышно, уже летят...
- Ничего!-сказал лейтенант.- О сучья ведь тоже топор тупится. Покамест до главного ствола дело дойдет, и рубить будет нечем. Нам, товарищи, главный ствол уберечь, а сучья потом снова отрастут. А за те, что порублены, он еще поплатится. Мы из них ему крестов наделаем.
- Что и говорить, к главному-то стволу его никак не след допускать,- сказал Никола.-Уж коли само дерево падет - конец и всем его веткам.
- За тем и идем,- баснул Афоня-кузнец, лежавший особняком под кустом конского щавеля.
- Выбьем, выбьем у него топор, товарищ лейтенант,- покряхтывая, подал голос Матюха. Кривясь от цигарки, дымившей иод рассеченной губой, он взялся перематывать ослабленные на онуче завязки.-Не все-то одним нам в ус да в рыло, будет ему и мимо. Брехня! Ежли скопом навалимся, все одно передушим. Мам бы только техникой помочь, а мы сдюжим. Я их, падлу, не Пулей, дак зубами буду грызть. Я им покажу деколон.
