Стихотворение "Народное ополчение". Евгений Долматовский
Закончено срочное обученье,
По мокрым колосьям несжатой ржи
Выходит народное ополченье
На подмосковные рубежи.
Дождь шелестит по осенним рощам,
Суглинок чавкает под ногой.
Есть высшая правда в порыве общем,
И штатские люди идут в огонь.
В очках, неуклюжи, сутуловаты,
Обмотки вкривь, и пилотки вкось.
Но всею душою они солдаты,
Коль в руки оружие взять пришлось.
Пустынны, печальны деревни, дачи
И пионерские лагеря. Вперед!
Не умеем мы жить иначе,
- Советские годы прошли не зря.
Идут ополченцы по доброй воле.
И каждому сердцу близки до слез
В столбах электрических линий поле,
Да церковь старинная, да совхоз.
С двумя орденами на гимнастерке
Шагает с ротою политрук.
Он виден сейчас вон на том пригорке.
Да это ж Кайтанов, мой старый друг!
На марше он принял подразделенье.
С бойцами еще не знаком почти.
На карте осталось одно селенье,
А дальше защитникам нет пути,
А дальше зигзагом ползут окопы,
Отрытые школьницами Москвы,
И орды, пришедшие из Европы,
Таятся в клочках неживой травы.
Из романа в стихах «Добровольцы»
Гам Гуго до ночи расставил мины,
15 суглинке сыром с головы до ног,
Село за бугром превратил в руины,
Чтоб русский покоя найти не мог.
Сегодня море ему по колено,
Стоящему по колено в грязи.
На фронте Гуго сто дней бессменно,
И чешется тело в этой связи.
Скорей бы в Москву, отдохнуть, отмыться!
Устал он, давненько не видел снов.
Но вышла навстречу врагу столица
Тяжелым шагом своих сынов,
Может, История и осудит
То, что на гибель обречены
Выли тогда пожилые люди,
Такие, что каждому нет цены.
Но остается в веках незыблем
Подвиг советской большой души...
Смело сражались и честно гибли,
Не пожелав переждать в тиши.
Идут ополченцы в осеннем мраке,
Неся круги минометных плит,
А где-то накапливается к атаке
Сибирских дивизий живой гранит.
Идут ополченцы.
Глядит Кайтанов
В небритые лица своих бойцов.
Среди краснопресненских ветеранов,
Ученых мужей и худых юнцов
Он видит глаза, что не смотрят прямо.
Ужели Оглотков? Ну да, он самый!
Что привело его в ополченье?
Выл я, быть может, не прав, когда
Растил к нему ненависть и презренье..
Давние разворошив года?
Ночь. Ополченцы в окопах дремлют.
Вновь по спине озноб пробежал.
Первый снежок покрывает землю
Возле последнего рубежа.
Где ж отступления край и мера?
Как удержаться у стен Москвы?
Что же осталось нам?
Только вера
В то, что рубеж не река, не рвы,
А мы с тобой, непреклонность наша
Крепкая, как Советская власть,
До края народных страданий чаша.
Решенье одно- победить иль пасть,
Хмурое утро. Деревьев шелест,
Первые заморозки в октябре.
Русской природы седан нрслссть
Писана чернью на серебре.
Глянь, политрук ополченской роты,
Хлынуло зарево за бугром,
Враз пулеметы и минометы
Перемешали огонь и ером.
И началось.
По окопам хлещет,
Глину меся, разрывной металл,
Смерть упражняется в чет и нечет.
Вдруг человек над окопом встал
И побежал. Не на бруствер вражий,
Петлями заячьими назад.
Единым махом через овражек,
Выронив диски и автомат.
Кто это? Что ж он подставил спину
Пулям немецким, летящим вслед?
Вот кувыркнулся и рухнул в глину,
Черным увидев весь белый свет.
Может быть, ранен? Убит, пожалуй!
Трус погибает - таков закон.
Земля окрасилась кровью,- алой,
Но не годящейся для знамен.
Начал опять пулемет татакать.
Но ополченцы стеной стоят.
Снова захлебывается атака,
Немцы откатываются назад.
Падают воины Красной Пресни,
Пулей последней разя врага.
Коля, не дрогни, держись, ровесник!
Жизнь впереди еще так долга,
Будет еще не одна канонада,
Будет еще не одна тишина.
Нам еще столько построить надо
В послевоенные времена!