Заявление немецкого обер-лейтенанта, перешедшего на сторону советских войск
Обер-лейтенант обратился к советским военным властям со следующим заявлением:
«Москва, 11 июля 1943 г.
Родился 13 декабря 1909 г. в Колове у Франкфурта-на-Одере в семье управляющего имением и рос в деревне с двумя братьями. Учился в Фюрстенвальде, на Шпрее, в немецкой средней школе и 19 лет сдал выпускной экзамен. В дальнейшем уделял свое свободное время преимущественно военно-спортивным упражнениям. В течение 5 лет принадлежал к спортивной организации «Вервольф».
В апреле 1932 г. вступил в СА и в национал-социалистскую партию. Как инструктор в 1933 г. я стал групфюрером, особенно по причине моих военно-спортивных достижений, в 1937 г. - стал штурмфюрером
I- го штурма 2-го штандарта в Берлине. В походе в Голландию и Францию участвовал в чине лейтенанта и в должности командира взвода в 11-м стрелковом полку 9-й танковой дивизии и получил Железный крест 2-й степени.
С этим же II- м полком (позже 11-й гренадерский полк) я участвовал в марше через Румынию и Болгарию, в походе в Сербию и Грецию и был награжден Железным крестом 1-й степени. В русском походе я был в августе 1941 года ранен под Запорожьем и получил за особые боевые достижения письменную благодарность генерал-фельдмаршала фон Браухича.
С дивизией я участвовал в занятии Курска и за храбрость, проявленную в оборонительных боях к востоку от Щигры, был произведен в обер-лейтенанты. Мои разносторонние занятия обострили мои способности суждения. Особенно на Востоке научился я многому. Мое прежнее доверие к фюреру было поколеблено его хвастовством и полными самомнения речами от 3 октября и от 9 ноября 1941 г., которые ввели в заблуждение немецкий народ и армию. В действительности был провал октябрьского наступления и тяжелый контрудар зимой.
Для способного руководства должно было бы быть ясно, что прежде всего Россия, так же как и Англия и Америка, располагает колоссальными резервами. Было легкомыслием с опозданием на два года призывать к тотальной мобилизации Европы и всех сил Германии на победу. У меня уже летом 1942 года составилось правильное представление о силе русского сопротивления и о напряженности этой войны. Уже в сентябре я был уверен в неизбежности катастрофы зимой. Тем более потрясли меня оптимистические речи фюрера в начале зимы 1942 года. Вместе с Кавказом, Сталинградом, Доном и Курском мы потеряли много наших старых дивизий.
В марте 1943 года я участвовал в последних тяжелых боях, которые вела дивизия в районе Жиздры, и здесь лично узнал мощь русской армии (артиллерия, «катюши»). Я был сильно озабочен перспективой войны, желая, как немец, конечной победы Германии. Никакой «атлантический вал» не может гарантировать безопасности на Западе, крупные воздушно-десантные операции делают в любое время возможным вторжение, особенно, если учесть, что они встретят активную поддержку большой части французского народа. Италия находилась в подавленном состоянии в связи с печальным концом африканской кампании. Ей, как и Балканскому полуострову, грозила большая опасность. При первом же большом поражении Германии надо было ожидать почти во всех областях оккупированной Европы восстания или саботажа.
В конце апреля мы, офицеры, узнали о намечаемом наступлении на Курск в направлении с севера и с юга. Я представил себе, оценивая соотношение сил, что мы перейдем на Востоке к планомерной, умело организованной обороне. Я не мог себе 1 представить, что мы предпримем наступление; ведь судя по характеру обороны русских, как о нем можно было предположить, было ясно, что подобное наступление приведет к тяжелым потерям, а затем к русскому наступлению и полной катастрофе.
Рано утром 5 июля перед началом наступления командир батальона зачитал обращение Гитлера, в котором говорилось, что германская армия переходит к боевым действиям на Восточном фронте. Этот удар должен иметь решающее значение и послужить поворотным пунктом в ходе войны. В конце этого обращения было указано, что борьба предстоит тяжелая, но это последнее сражение за победу Германии.
Основной удар орловской группировки был направлен на юг с целью соединения с белгородской группировкой, начавшей наступление одновременно. За 4 дня напряженных боев мы смогли продвинуться лишь на несколько километров, понеся при этом огромные потери. 267 В моей роте из 130 солдат осталось всего 30 человек. Танковый
полк 9-й танковой дивизии потерял 70 танков из имевшихся 150. В бою убит командир 2-го батальона 11-го мотополка майор Франке, управление батальоном было потеряно, многие солдаты под сильным огнем «катюш» разбежались. Командование батальоном принял я.
Поражала нервозность и неопределенность решений командования, которое, наткнувшись на непредвиденное ожесточенное сопротивление русских, не сумело организовать взаимодействия частей и бросало людей в бессмысленные атаки. Офицеры-фронтовики понимали положение, но высшие командиры не желали их слушать.
Хотя мое доверие к руководству Гитлера и было сильно подорвано благодаря его многочисленным ошибкам и недостаткам, все-таки я, как офицер, в соответствии с долгом всеми своими силами принял участие в осуществлении этого наступления.
Успех обозначал бы, что фюрер все же был прав. Лишь неудача окончательно доказала мне, что Гитлер совершенно не способен руководить. 7 и 8 июля наш батальон, неся большие потери, выполнил, как, по-видимому, и другие дивизии, свой долг. В 20 часов 30 минут 8 июля был получен приказ о переходе 9-й и 18-и танковых дивизий от наступления к обороне.
Этот приказ ошеломляюще подействовал на офицеров. Им стало ясно, что план наступления провалился, а вся кампания этого года уже проиграна. Теперь я, как это мне ни больно, абсолютно уверен в неизбежном поражении Германии, и для меня существует только вопрос: наступит ли это поражение через два месяца или через полгода и где раньше - на Востоке или на Западе.
Что мне оставалось делать? Погибнуть в ближайшие дни или месяцы, не улучшив ничем судьбу немецкого народа, сознавая, что дальнейшая борьба только увеличит озлобление и ненависть обоих народов и приведет к бессмысленному применению газов и таким образом к еще более ужасным жертвам. Будущее немецкого народа полностью в руках победителей.
Был еще один выход: самому способствовать скорейшей катастрофе, прекращению сопротивления и тем самым помочь избежать дальнейших бессмысленных жертв. По этому пути я и хотел бы пойти. Меня беспокоит при этом судьба моей жены и родных в Германии, однако то, что я сделал, я ведь делал и для них.
Франкенфелъд, обер-лейтенант».
