Александр Кривицкий: Курское лето
Стоит свернуть вправо или влево, проехать несколько метров, как перед радиатором машины, словно из-под земли, и действительно из-под земли, вырастает фигура часового.
Мы едем из штаба армии в одну из дивизий и видим глубину армейской обороны как бы в поперечном разрезе.
Прикрытые сеткой зелени, стоят в капонирах тяжелые гаубицы, длинные хоботы пушек увиты ромашками, в земляных «каютах», обложенных дерном, недвижно застыли танки. Одна за другой тянутся тщательно замаскированные огневые позиции артиллерии, широко раскинулись невидимые противотанковые районы. Две расположенные параллельно высоты и большая ложбина между ними - это мощный оборонительный узел, готовый извергнуть во все стороны море огня.
Мы часто останавливаемся, проезжая сквозь этот гигантский слоеный пирог с начинкой из железа и стали, и видим эшелонированную на большую глубину, многоярусную оборону армии. Огромное пространство покрыто инженерными сооружениями. Земля здесь возделана тяжким трудом земледельцев войны - саперов. Вот противотанковый ров, напоминающий широкий среднеазиатский канал.
Справа расстилается невинный луг - тут могут проскочить танки, но в центре его находятся ямы-ловушки, искусно замаскированные кустарником. Там, где мы сейчас проходим или проезжаем беспрепятственно, останавливаемые лишь окликом часовых, в нужную минуту встанет раскаленный стальной вал, ломающий зубы дракона.
В перелесках и ложбинках перед оборонительными рубежами полков и батальонов идет боевая учеба. Люди, построившие мощную оборону, учатся наступать. Они штурмуют собственный дзот, готовый встретить врага, отрабатывают боевые порядки атаки, режут колючую проволоку заграждения. В глубине обороны не прекращается деятельная подготовка ко всем видам боя, в том числе и к наступательному.
Минуя командный пункт дивизии, мы проехали дальше, в маленькую деревеньку, прилепившуюся к склону оврага. Отсюда начинается расположение стрелкового полка, одного полка 6-й гвардейской армии. Вместе с заместителем командира полка гвардии майором Василием Ереминым едем к переднему краю обороны.
Ну-ка, дайте газ, - приказывает майор водителю, когда машина взбирается на каменистую высотку.
«Эмка» мчится вперед и спустя минуту ныряет в ложбину. Майор замечает:
- Проскочили. Дальше пойдем пешком. Вон там начинается ход сообщения. Подъехали почти к парадному крыльцу.
Мы опускаемся в подземное царство третьего батальона, которым командует капитан Шапошников. Идем к первой линии траншей. Ходы сообщения полного профиля. На стенках этих коридоров можно прочесть главу о геологических напластованиях: вровень с плечами тянется полоса мирного чернозема, она переходит в бурую глину, а под ногами хрустит желтоватый песок.
- Семнадцать часов. Сейчас они начнут,- говорит майор Еремин.
И действительно, не проходит и минуты, как воздух начинает сотрясаться от грохота артиллерийской и минометной канонады. Немцы ведут огонь по деревне. Они обрушиваются на нее с такой яростью, словно там сосредоточена вся Красная Армия. В чем дело? Очень просто. Противник на этом участке в один раз выпускает всю положенную ему дневную норму снарядов. Ожесточенный огневой налет продолжается несколько минут и затем стихает. Но уже давно загремел тяжелый гром наших орудий. Осторожно выглянув из стрелковой ячейки, мы видим впереди на горизонте черный столб дыма.
- Перемирие не состоялось! - восклицает майор Еремин.- Который раз уже отклоняем! Интересно, что там разбили наши у него? Дым велик. А дыма без огня не бывает.
Ходы сообщения кажутся бесконечными. Они уводят в стороны - к дзотам, к взводным землянкам, к стрелковым ячейкам. Наконец мы в траншее первого взвода девятой роты. Командует им младший лейтенант Григорий Куликов. Над окопчиком возвышаются рога стереотрубы. Они замаскированы рыжими ветками. Окопчик - выступ. Па переднем крае нашей обороны это место ближе других к немцам. От него до противника рукой подать. Магическая оптика вплотную придвигает к нам враже-82 ское расположение. Мы видим полуобгоревшие строения.
Они так близко, что кажется, нужно сделать только один шаг, чтобы очутиться там. Впереди этих черных скелетов поднимаются из земли проволочные заграждения. Можно даже различить их колючки. Дальше чернеет гряда немецких окопов. Картины, возникающие в стереотрубе, подрагивают, словно проекция кинематографической пленки на экране: чувствительные стекла отражают легкое дрожание воздуха.
В соседней ячейке возле ручного пулемета стоит сержант Павел Лисогор. У него могучий торс крестьянина, круглое лицо и хитровато прищуренные глаза. Ему, видно, хочется сказать что-то смешное, но рядом сам заместитель командира роты лейтенант Юшпаев и другое начальство. Лисогор переминается с ноги на ногу и молчит. Скрытый от противника бруствером, утыканным гроздьями черемухи, он смотрит вдаль. Впереди зеленеет пустынное поле, но в сознании Лисогора оно до предела насыщено хорошо ему понятными приметами.
И все они сливаются с делениями прицела его пулемета. Прицел три - озимь и черный бугорок земли. Здесь Лисогор будет стрелять по подползающим немцам. Прицел четыре - темный куст у тропинки между минными полями. Здесь пулемет Лисогора обдаст свинцовой струей все живое, что появится перед ним. Лисогор охотно объясняет, как он думает управиться с противником, а потом, усмехаясь, говорит:
- Не идет он до нас! Может, мы до него дойдем, а?
Майор Еремин, прильнувший к стереотрубе, внезапно сделал знак пулеметчику. Среди темной гряды немецкой траншеи в разных местах что-то посверкивало. Мы явственно различили блеск касок двух вражеских наблюдателей. Над ухом затрещала короткая пулеметная очередь. На мгновение в немецкой траншее мелькнула в судороге рука наблюдателя - и все исчезло. Майор Еремин пожал пулеметчику руку:
- Молодец! Верный глаз.