Василий Соколов. Рассказ о войне "Перелом"

Рассказ о войне "Перелом"

Гигантская, до предела растянутая пружина войны в самый критический момент - в битве под Москвой - лопнула. По закону физики всякое действие вызывает равное и противоположно направленное противодействие - и возвратная сила этой пружины ударила по немцам.

Германский фронт затрещал.

В военной истории нередки явления, когда нападающая сторона чем ближе стоит к победе, тем дальше оказывается от победы, и, наоборот, противоборствующая сторона, которая терпела неудачу за неудачей, поражение за поражением, становится как бы обновленной, в переломный кризисный момент копит силы для ответного удара и наносит его с такой ярой мощью, что ранее слывший непобедимым противник вынужден бежать очертя голову.

Неожиданное советское контрнаступление, начатое 5 и 6 декабря, захлестнуло весь немецкий фронт; оно вершило грандиозный военный план, созданный Ставкой для разгрома неприятеля на Московском стратегическом направлении.

Главные удары наносились на обоих крыльях: на севере - против 3-й и 4-й немецких танковых групп, зацепившихся в районе Клина, Волоколамска, Истринского водохранилища, и на юге - против 2-й танковой армии генерала Гудериана, который ни с кем не хотел разделить славу и зарился первым со стороны Тулы ворваться в Москву.

Эти немецкие группировки, нависшие на флангах Западного фронта, охватили с севера и юга Москву гигантской подковой. Теперь стояла задача нанести поражение фланговым группировкам немцев, проще говоря - разогнуть эту подкову и, стремительно продвигаясь вперед, охватить неприятельские армии своей, русской могучей подковой.

Контрнаступление готовилось в жестокую бурю, в грозные и критические дни ноября, когда противник находился на расстоянии двадцати пяти километров от Москвы и подтянул дальнобойные орудия, чтобы бить по Красной площади. В эти напряженные часы Верховный главнокомандующий Сталин и Ставка проявили огромную выдержку и стратегическую дальновидность, придерживая крупные резервы (преимущественно за флангами Западного фронта).

Собираясь в решающий поход на Москву, немецко-фашистское командование развернуло свои войска в линию, создав этим широкий фронт наступления и силу первых ударов. Много раз объявляя советские войска разбитыми и похороненными, немцы сами оказались на грани поражения; сила их первого удара ослабла, резервов под боком не нашлось, войска выдыхались...

К моменту кризиса борьбы советская Ставка ввела в дело резервы.

Ядром Западного фронта, в конечном счете решившим судьбу битвы у стен Москвы, явились новые запасные формирования. На северное крыло фронта выдвинулись 1-я ударная армия и заново сколоченная 20-я армия, на южном крыле вступила в сражение 10-я армия.

Шумно и тесно было на дорогах, ведущих к позициям. Фронт продвигался вперед, оставляя за собой груды военной техники врага, превращенной в железный лом. По дорогам, по тропам, по целине, несмотря на глубокие снега, тянулись полковые обозы; ездовые, чтобы согреться, по старому русскому обычаю разминали ноги - шли рядом, плечом подпирая сани на взгорьях или сдерживая на крутых съездах; вихрем проносились и тотчас исчезали в метели лыжные батальоны в белых халатах; гарцевали

конники, держа наготове клинки; мчались батареи и дивизионы гвардейских минометов; хрипели танки, тягачи, тракторы, грузовики - вся громада наступающей армии устремилась на запад.

Лютовали декабрьские морозы. Курил поземкой ветер, загривками опоясывая дороги. И сам воздух, казалось, стал тверже от стужи - его вдыхали маленькими глотками, как глотают лед. Трудно было говорить, но разве можно удержаться, не перемолвиться с товарищем, когда лежат у дороги, уткнувшись стволами в канавы, меченные свастикой танки и орудия, а рядом, в снегу, трупы немецких солдат, скрюченные, посиневшие, все еще как будто страдающие от холода.

- Лежат... Усмирились...-подмигнул Бусыгин, обращаясь к шедшему рядом лейтенанту Кострову.

- Ничего, Степа, будем молотить и дальше. Мы их, поганых б... в самом Берлине доконаем!

Штабисты не успевали накалывать карты булавками с красными флажками. В начале контрнаступления красные флажки вспыхивали над селениями Крюково, Ново-Завидовский, Красная Поляна, Теряева Слобода, Высокиничи... Потом этих флажков стало так много, что они закрыли целые районы. Пришлось переходить на крупномасштабные карты и отмечать только большие селения и города.

Фронт контрнаступления развернулся на сотни километров. Не выдерживали удара, ломались железные суставы вражеских танковых колонн. Севернее Москвы - в районе Клина, южное волжских озер, на Истринском водохранилище потерпели поражение   и   отступали   остатки   северной   ударной группировки (3-я и 4-я танковые группы, потерявшие почти все свои танки).

Стремительно наступая на правом крыле, 30-я армия генерала Лелюшенко уже 11 декабря освободила Рогачево и начала взламывать опорный узел в Клину. Соседняя 1-я ударная армия генерала В. И. Кузнецова заняла Яхрому и, преследуя по пятам отступающие дивизии противника, вышла юго-западнее Клина. 20-я армия освободила город Солнечногорск. Войска 16-й армии Рокоссовского ворвались в Истру.

Трещала по всем швам и южная группировка неприятеля. Потрепанная в прежних боях 2-я танковая армия откатывалась назад. Танки с личной эмблемой Гудериана безмолвно стояли в снегу, как укрощенные роботы. Войска 10-й армии, управляемые генералом Голиковым, на плечах бегущих в панике немцев ворвались в города Михайлов и Епифань. Тем временем 50-я армия Болдина и 1-й кавалерийский корпус генерала Белова разгромили три фашистские танковые дивизии, одну моторизованную, одну пехотную дивизии и эсэсовский полк «Великая Германия».

Московское контрнаступление успешно поддерживали соседние фронты - Калининский и Юго-Западный.

Коротки были зимние дни, не хватало светлого времени для боя. До позднего утра окрестности обычно кутали туманы или мела поземка. Из-за низких облаков пробивалось солнце, и только к 11 часам дня можно было кое что видеть, если стихала метель.

Советские войска спешили опередить бегущих немцев и уходили в глубокие рейды. На Истринско-Волоколамском направлении ушел в рейд 2-й гвардейский кавалерийский корпус, ведомый бесстрашным и неукротимым Доватором. После искусного маневра, корпус забрался глубоко в тыл, перехватил пути отступления вражеских войск.

Кавалеристы были неистощимы на смекалку. Нередко эскадроны сопровождались пехотой, следовавшей на санях. Сани привязывались постромками к седлам. И когда в лунную ночь передвигались колонны всадников, за которыми ехали на санях стрелки, автоматчики, пулеметчики,- немцы разбегались суматошно, боясь удара этой мчащейся лавины.

Германский фронт разваливался.

На дорогах бегства немецкие солдаты гибли, от русских пуль, коченели на морозах. В это же время в штабах летели погоны с некогда хваленых победителей.  Занемог сам командующий

группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок. Раньше он страдал болезнью желудка. Когда же его войска понесли поражение под Москвой, физическое состояние фон Бока резко ухудшилось. И он, хватаясь за живот и корчась скорее от душевных, нежели от физических болей, не чаял часа, чтобы передать командование другому.

На его место был назначен генерал-фельдмаршал фон Клюге. Мнительный, он внушил себе, что если поедет на фронт, то сложит голову либо от своих, либо от русских. И он неотлучно просиживал в штабе, который находился в лесу западнее Смоленска, диктуя оттуда грозные приказы по телефону и радио. Кончилось тем, что разгневанный фюрер отстранил от командования и фон Клюге.

Мрачные тени войны коснулись и главной штаб-квартиры Гитлера. В узком кругу генералов ходили слухи, что главнокомандующий сухопутными силами фельдмаршал фон Браухич давно в немилости у фюрера. Поражение немецких войск под Москвой не мог перенести Браухич его свалил сердечный приступ. А потом, когда Браухич пришел в себя, его вызвал фюрер.

Со скандалом Браухич был смещен.

- Мы напобеждались до поражения, сказал он на прощание генералу Гальдсру, который еще оставался начальником генерального штаба сухопутных войск, хотя никаких прав уже не имел.

Гитлер назначил сам себя главнокомандующим сухопутными силами. Он тешил себя надеждами, что один может избавить свою армию от поражения. Вернувшись с фронта, Гитлер обосновался в подземелье штаб-квартиры в Восточной Пруссии и посылал оттуда истеричные приказы. Но эти приказы уже не могли приостановить развала армии. Особенно бурно трещал немецкий фронт на южном крыле. Дышала на ладан 2-я танковая армия Гудериана. Сам командующий сознавал, что полная катастрофа неизбежна, но внешне, как мог, крепился, скорее потому, что по пятам его ходил доносчик  Гиммлера - гестаповский полковник.

В укромном, заснеженном городе Ливны, куда Гудериан отступил со своим штабом, проделав за день километров тридцать, он позволил себе, к удивлению адъютанта, раздеться и лечь спать в нижнем белье.

За полночь громовые раскаты потрясли избу, в которой он остановился.

- Русские прорвались! Мы окружены! - кричал, толкая спящего генерала, перепуганный адъютант.

Гудериан вскочил, кое-как натянул брюки, в бекеше нараспашку выбежал на улицу. Город уже обкладывали огнем танки прорыва. Генерал сел в бронированную машину - осколки близких взрывов стучали о броню - и под огнем еле выбрался из пекла.

Станция выглядела уныло. Все пути были занесены снегом. Медленно, пыхтя, пробивался сквозь сугробы маневровый паровоз. Остальные же стояли. Вереницы вагонов, покрытых снегом и льдом, были загнаны в тупики. Вся товарная станция как бы обледенела.

С трудом Гудериан подъехал к багажному бюро.

Конторский служащий, видимо, из русских, долго держал генерала у окошка, разыскивая какие-то бумаги. Потом чертыхнулся, вздернул на лоб очки с одним лопнувшим стеклышком и позвал из соседней комнаты своего шефа - немца.

Гудериан пытался его отчитать, но тот, не извиняясь, поднял пустой рукав кителя и обнажил красную култышку. Уважающий доблесть и страдания своих солдат, Гудериан умолк.

- Еще вчера в адрес вашей армии прибыл эшелон. Кажется, из Франции, хотя пункт отправления значится Берлин,- ответил шеф багажного бюро.

- Где он? - чуть не подпрыгнул от радости генерал.

- На первом пути. Мы готовились отправить его, звонили вам, да связь не годится. Никак не дают Ливны...

- Хорошо! - перебил Гудериан.- Очень хорошо! Я сам заберу эшелон.

Шеф обратился к служащему в очках, и тот повел генерала к вагонам.

Гудериан шел молча, с трудом вытаскивая ноги из снега и поминутно оглядываясь.

В вагонах вместо боеприпасов, без которых его армия гибла, были ящики с вином. В дороге вино замерзло, бутылки полопались, и на ящиках висели куски красного льда.

Гудериану вдруг померещилось, что это замерзшая кровь солдат, и он, скрипя зубами и впервые проклиная берлинских правителей, пошел прочь от эшелона.