Бек. Военный рассказ. Четырнадцатый день битвы. Ночевка у моста
Из второй роты я вернулся в шалаш, на командный пункт. Там на пустом патронном ящике сидел Рахимов.
- Не спишь?
- Вполглаза дремлю, товарищ комбат, вполуха слушаю. Будто из-под земли, в шалаше появился Синченко. Видимо, мой верный коновод тоже спал в полуха, поджидая меня.
- Вот, товарищ комбат, я постелил вам потник... Вот ваша шинелька. Сапоги, товарищ комбат, будете снимать?
- Нет. Ложись. Не приставай.
Улегшись, я подложил под голову полевую сумку. Вспомнил белые перчатки Заева, улыбнулся. Эх, Заев, Заев, чудачина! Минуту-другую еще слышал, как неподалеку жуют лошади: «хруп-хруп...» Унесся мыслями в детство, в степь... Там, в кибитке или в юрте, я нередко засыпал под это лошадиное домашнее «хруп-хруп...». И вскоре окунулся в приятную, влекущую дремоту.
Очнулся от чьего-то прикосновения. В шалаше уже горел костерик, потрескивал в огне хворост. Дым стлался под сводом, уходя сквозь ветви и в шалашный лаз. Меня разбудил Рахимов. Невысокое пламя озаряло двух незнакомых мне людей. Я разглядел пожилого полнотелого капитана с несколько бабьим расплывчатым лицом и молодого лейтенанта.
- Товарищ комбат, к вам,- доложил Рахимов.- Из штаба подполковника Хрымова.
Я приподнялся, сел на своей кошме.
- Вы командир батальона? - не здороваясь, спросил капитан.
- Я.
- Почему допустили такое безобразие? У вас все спят.
- Хорошо, что спят. Я приказал спать.
- Это недопустимо... Это нарушение устава! Это преступление!
И давай меня честить. Позже я близко узнал этого капитана. Он был добродушным, честным, хотя и недалеким офицером, но той ночью наше первое знакомство оказалось далеко не добрым.
Я слушал, слушал и сказал:
- Рахимов, я прилягу. Когда капитан закончит поучения, разбуди.
Капитан обиделся:
- Почему вы так дерзко отвечаете?
- Не люблю, когда попусту болтают. Мне ваши нотации надоели. И кто вы, собственно, такой?
- Капитан Синицын. Начальник химической службы полка.
- То-то вы так благоухаете... Зачем им ко мне приехали?
- Меня послал командир полка, чтобы подтвердить задачу, данную вам.
- И больше ничего? А сведения об обстановке, о соседях?
- Я вам уже сказал: обстановка прежняя, задача прежняя. Тут я по-настоящему разозлился.
- То, что вы привезли, не стоит пота той лошади, на которой вы сюда приехали. Передайте это вашему командиру.
Капитан оскорбленно поджал губы. А я уже не старался сдерживаться. Ругал недостойную, дрянную привычку иных командиров, которые с легким сердцем ославляют без патронов и хлеба чужих - то есть не своей роты, но своего полка - солдат.
- Вашему командиру наплевать па судьбу чужого батальона,- кричал я,- наплевать, что мои люди голодны! Хоть бы прислал патронов! Если завтра нас тут перебьют, как кур, ваш командир даже не почешется!
Синицын все темнел с лица, все хмурился. Наконец попытался меня оборвать:
- Вы не имеете нрава так говорить о старших... Я отрезал:
- Убирайтесь из расположения батальона. Передайте вашему командиру, что я задачу выполню. Сложим на этом поле головы, но выполним. Больше с вами разговаривать не желаю. Рахимов, проводи гостей!
Не прощаясь, я улегся, накинул шинель, повернулся к стенке шалаша.
Разумеется, моя резкость была недопустима. Следовало вести себя по-иному. Но несдержанность - мой недостаток. В оправдание мне нечего сказать. Или скажу, пожалуй, вот что: если вы ищете человека без слабостей, ошибок, недостатков, человека без острых краев и углов, то со мной тратите время даром.
...Нервы были еще взвинчены, когда топот коней возвестил, что посланцы подполковника Хрымова уехали. Постепенно раздражение притупилось, усталость взяла свое, я снова заснул.
Под утро из полка Хрымова к нам прибыла повозка. Штаб полка прислал несколько ящиков патронов и два ведра вареного мяса. Я обрадовался патронам, но сокрушенно смотрел на куски мяса. Два ведра! Это на батальон-то, на пятьсот голодных ртов!
- Синченко, - приказал я,- расстилай плащ-палатку. Рахимов, у тебя глаз верный. Дели.
Рахимов достал перочинный нож, оглядел разложенное на плат, палатке мясо и без единого слова принялся делить. Я послал связных за командирами рот.
Раньше других пришли Заев и Бозжанов. Нынче, как я знал, Бозжанов провел у Заева почти полночи, взялся быть его подчаском, дал ему поспать.
Пришедшие недоуменно уставились на несколько порций мяса.
- Заев, - сказал я, - это на всю твою роту.
- На роту? Я один все съем. Я прикрикнул:
- Хватить дурить! Раздай бойцам и объясни, что у комбата пет больше ничего. Расскажешь, как Рахимов на плащ-палатке делил мясо. Ступай, буди людей! Дело к свету! Пора! Начинай окапываться, зарывайся глубже. И присылай за патронами. Денек будет горячим.
- Есть, товарищ комбат. Денек будет горячим,- просипел Заев.
Я покачал головой: снова он чудит. Кто мог предвидеть, каким страшным, роковым окажется этот день для него, лейтенанта Заева?