Александр Бек. Четырнадцатый день битвы. Побеседуем втроем
Четырнадцатый день битвы
Достав портсигар и закурив, Баурджан Момыш-Улы сказал:
- Эти дни после падения Волоколамска, когда мы, отрезанные немцами, пробирались к своим, казались мне трагическими. Особенно остро я пережил один случай.
Однако генерал Панфилов, которому по долгу службы я докладывал о нем, неожиданно, в самый драматический момент
моего рассказа, начал хохотать. Смеясь, он даже утер слезу. И нее повторял:
- Так и сказали: «высшее медицинское образование»?
- Хочется,- продолжал Момыш-Улы,- не упустить ни одной подробности из моих встреч с Иваном Васильевичем Панфиловым.
Я пришел к нему пять дней спустя после того, как он послал меня, свой единственный резервный батальон, навстречу немцам, прорвавшимся севернее Волоколамска.
Оставшись далеко в стороне от Волоколамского шоссе, мы четверо суток скитались, немало претерпели. Выведя батальон к нашим частям, вновь окопавшимся, заградившим Москву, я был обязан явиться к генералу, доложить о действиях батальона.
Минули сутки, как мы вышли к своим. Выдался солнечный, погожий день. Чуть подмораживало. На фронте, казалось, водворилось затишье. Лишь изредка то поблизости, то вдалеке постреливали орудия.
Штаб дивизии помещался в деревне Шишкино, примерно в пятнадцати километрах от Волоколамска. Знакомые штабные командиры встречали меня как воскресшего из мертвых. Несколько суток о батальоне не было вестей - поневоле поминали за упокой.
Панфилов занимал бревенчатую ладную избу под железной Крышей, куда тянулись три-четыре нитки полевого телефона. У входа меня остановил часовой.
- Здравия желаю, товарищ подполковник!
Хрымов приостановился. Его отливающая желтизной лысина мгновенно покраснела. Однако он быстро справился с замешательством.
- А-а, Момыш-Улы... Рад тебя видеть. Кик твой батальон?
- Этим, товарищ подполковник, вам следовало поинтересоваться, когда вы снялись с позиции, но сообщив об атом мне.
- Во-первых, возьмите на, товарищ старший лейтенант, полтона ниже...
- Слушаюсь, товарищ подполковник. Но предпочел бы слушать ваши приказания в бою.
Лысина Хрымова мало помалу приобрела свою обычную окраску. Он грозно хмурился, но избегал моего взгляда. Чины не помогают смотреть подчиненному в глаза, если начальник преступил законы чести.
- Во-вторых, потрудитесь,- Хрымов повысил голос,- меня не поучать... Кстати, почему вы здесь?
- Иду к генералу.
- К генералу? Ишь... Командир батальона идет непосредственно к генералу!
Неожиданно дверь из комнаты отворилась. На пороге мы увидели Панфилова.
- Да, товарищ Хрымов,- с обычной хрипотцой проговорил генерал,-товарищ Момыш-Улы идет ко мне. Он командир моего резерва. Вам, товарищ Хрымов, об атом следовало бы помнить. Если бы вы хорошо воевали, мне не пришлось бы посылать вам на помощь мой резерв.
Как обычно, Панфилов делал замечания не ругаясь, не крича, а этаким боковым ходом. Я считал должным повторить в присутствии генерала упрек Хрымову:
- При отходе подполковник меня бросил, товарищ генерал. Снялся и ушел, не сообщив мне.
Хрымов попытался изобразить возмущение:
- Товарищ генерал, как вы позволяете ему?
Маленькие умные глаза Панфилова, устремленные на подполковника, прищурились.
- Я с вами поговорю наедине, товарищ Хрымов. Думаю, что и вы это предпочтете... Не так ли?
Хрымов промолчал.
- Можете идти,-сказал Панфилов.-Товарищ Момыш-Улы, пойдемте.
