Четырнадцатый день битвы. После большой точки
Четырнадцатый день битвы
- У отца,-продолжал Баурджан,-был любимый, выезженный им молодой конь. Отец был легоньким, сухим и коня подобрал себе под пару - легконогого, поджарого. Однажды конь захромал, на задней ноге стянулись сухожилья. Я в то время был уже юношей, работал в райсовете.
Отец привел коня к доктору-ветеринару, захватил с собой на всякий случай на подмогу и меня. На обширном дворе ветеринарного пункта рыжеватый толстяк доктор в белом халате осматривал приведенных к нему лошадей. В аулах он считался знатоком конских недугов. Казахи, ожидавшие с лошадьми очереди, расступились перед старым Момышем - ему в то время было уже под восемьдесят.
- Проходите, проходите, ата, к доктору... Ветеринар осмотрел коня.
Уводи. Ничего сделать нельзя. Твой конь пропал. Отец начал упрашивать, вынул деньги. Доктор рассердился:
- Ты что, русского языка не понимаешь? Переводчик, скажи, что этого коня лечить нельзя. Дело пропащее.
Кое-как подыскивая русские слова, отец стал возражать, убеждать доктора. Тот крикнул переводчику:
- Скажи этому ахмаку (дураку), чтобы пустил своего коня на махан.
«На махан» - это значит на мясо, на конину. Отец смутился, ничего не ответил, сел верхом на хромого коня и уехал. Со мной он не попрощался. Его, старшего в семье, почтенного жаке, публично, в присутствии сына, назвали ахмаком, осмеяли. И сын не сумел вступиться, промолчал... Прошло месяца два. Отец пропадал в степи, в ауле, не подавал о себе вестей. Однажды утром, когда я сидел на службе, явился посланец от него.
- Ата просит, чтобы ты сейчас же пришел на ветеринарный пункт.
Я сложил бумаги, прихожу. На знакомом вместительном дворе много коней, много народу. Толстяк доктор отбирает лошадей в армию. Оглядываюсь, моего старика нигде не видно. Я встал в сторонке, жду. И вдруг полным галопом, так, что из-под копыт летит земля, на том самом коне, которого доктор послал «на махан», во двор влетел отец в новом бешмете, в шапке из мерлушки - он всегда любил хорошо одеться. На всем скаку он осадил копя, дал свечку, заставил станцевать. Приемка лошадей остановилась, Все засмотрелись на отца. Тот нашел взглядом меня,- должно быть, хотел виден., здесь ли его сын. Потом подрысил к ветеринару, снова поднял коня на дыбы и крикнул:
Переводчик, скажи этому ахмаку, что не коня, а его самого надо пустить на махай!
Победоносно глянул на меня, повернул коня, прыгнул через арык и ускакал.
С ветеринарного пункта я вернулся к себе за служебный стол. Старик куда то канул, не наведывается. В конце дня ко мне входит доктор:
-Где ваш родитель? Я хочу извиниться перед ним. Он-то был прав.
Отца нашли на базаре в компании стариков. Он упирался, не хотел идти к врачу, но его все же притащили. Доктор принес извинения по всей форме. На террасе его дома появились разные кушанья, кипящий самовар, вино. Старый Момыш был сажен на
почетное; место, растрогался, помирился с доктором. Весь вечер они, чокаясь, толковали о конях.
Отец умел слагать стихи. Эту историю он впоследствии изложил стихами, в которых излил свои переживания и воздал напоследок хвалу доктору, не оказавшемуся гордецом.
Я охотно занес в тетрадь этот рассказ Баурджана. Казалось, мне приоткрылась еще одна сторона души командира батальона, стал еще понятнее сын Момыша.
По-прежнему с улыбкой, делавшей лицо ребячливым, Баурджан продолжал перебирать и пересказывать встающие перед ним картинки прошлого.
- Матери я почти не помню. Запечатлелось лишь, как она болела, умирала. Крупная, высокая, с большими глазами, с белой кожей. Говорят, была красивая. О ней мне рассказывала бабушка, мачеха моего отца. Она никогда не называла мою мать по имени, а всегда так: «Моя красавица». Любовалась нами, внуками: «Глаза моей красавицы...» А отца не жаловала. Если ей что-нибудь не нравилось во мне, определяла: «Это отцовское». Отцу говорила: «Красиных детей она оставила тебе. Непонятно, как это случилось. От такого красавца, как ты, можно родить только обезьяну». Отец к ней относился с уважением, никогда не обижал, все ее колкости пропускал мимо ушей. Русских бабушка называла желтыми, желтоволосыми...
Набежавший ветерок шевельнул листок моей тетради. Баурджан посмотрел на меня, на карандаш в моей руке.
- До бабушки дошли, сердито произнес он и повысил голос- Все это лишнее! Молоте вымарать! На чем мы оборвали?
- Вы что-то напевали... О каком-то, кажется, Иване...
- Что?.. Открывайте чистую страницу. Начнем новую главу.
